Материализм и вера
- Автор темы not_vanilla
- Дата начала
Или сам дотумкаешь?- Располагайся, уважаемый, отдыхай! - тон послушника был предельно вежлив, но не более того: текст был явно заучен. - Возможно, тебе сегодня ещё предстоит беседа...
- Постой-ка, любезный! - я ухватился за рукав рясы. - Ответь: что с тем человеком, что лежит вон там?
- К сожалению, он сильно болен. Случайные спутники вынуждены были оставить его в сем святом месте под покровительством нашего ордена и покинуть город. Брат Иероним, уже четвёртый день заботящийся о его телесном здоровье, уверяет, что жжение в животе, коим страдает сей человек, не заразно. Потому-то сей мирянин и не удалён из гостевого покоя обители. Однако утишить его боли мы не в силах: остаётся только молить Всевышнего о милосердии к грешнику... Он уже причастился нынешним утром Святых тайн, так что во всяком случае будет прощён на Небесах!
А теперь оставь меня, добрый мирянин: мои обязанности требуют исполнения!
С этими словами послушник ловко выскользнул за дверь и шустро зашлёпал босыми ступнями вниз по ступеням.
'Нет, ну нормально? Мало того, что затащили в 'кубрик' с какими-то странными типами, чьё поведение заставляет усомниться в их адекватности, а из мебели - одни тюфяки да распятие на стене. Так один из соседей, похоже, ещё и ласты склеить готовится. Веселуха та ещё - с полутрупом кантоваться! Ну, спасибо, блин горелый! Однако, смотрю, остальным соседям на помирающего наплевать, что не есть хорошо. Всё же мучается мужик, хоть и говорят, что безнадёжен. Не дело это...'
Подхожу к болящему, присаживаюсь рядом. Да, несладко 'пациенту': явно боли сильные, уже и не корёжит его - силы почти ушли. Ну, я не медик, однако средство обезболивающее пока нетронутое. Из наплечного кармана 'песчанки' появляются таблетки, вылущиваю сразу три штуки. С пояса снимаю флягу, отвинчиваю крышку. Ну-ка, рот открой, приятель! Ты глянь, не прекословит: видать, уже дошёл до того, что пофиг, что с ним делают...
- Слышь, камрад, ты как? Говорить можешь?
- Да. Немецкий - плохо говорить... Я Пьемонт, мы говорить итальянский... Ты кто? Медикус?
- Да так: раб божий, обшит кожей. Вот беда - по-вашему ничего и не знаю, кроме 'Avanti!' и 'Viva Italia!'...
- Ты фрателло? Наш? - глаза умирающего удивлённо расширились. С напряжением высвободив из-под одеяла руку, пьемонтец совершенно неожиданно вытянул два пальца в жесте 'виктория'.
Ни хрена не понимаю. Это ж, вроде, Черчилль придумал? Впрочем, моё охренение возрастает на два-три порядка, когда в следующую минуту пальцы итальянца сжимаются в ротфронтовском салюте.
Нет, шок - это точно по-нашему! Правый кулак сам вскидывается к плечу:
- Пасаремос!
Блин, что за нафиг происходит?
Губы болящего расползлись в улыбке... и тут же он обмяк, будто из тела выдернули стержень.
'Оп-па... Помер? Так, сейчас... пальцы на шею и на запястье... Нет, пульс имеется, хотя и слабый. Отключился просто мужик'.
Сказать, что я был ошарашен поведением итальянца - значит, ничего не сказать. А зачем я брякнул 'Пасаремос'? Это ж вообще из испанской революции... Рефлекс какой-то сработал, не иначе.
Ожидая увидеть удивлённые лица, я окинул соседей быстрым взглядом. Но нет: судя по полному отсутствию реакции, до нас с пьемонтцем никому в комнате не было дела. Все предавались прежним занятиям, только парни, покончив со своим развлечением, уже оживлённо болтали друг с дружкой. Ну что ж, тем лучше: я не прожектор, светиться не собираюсь...
Вот только я не понял: этот мужик что - тоже наш? В смысле - из моего времени или хотя бы из двадцатого века? Интересные дела тогда получаются: прямо-таки не Средние века, а проходной двор какой-то. Ведь если так, и мы тут вдвоём встретились, да ещё в каком-то заштатном городишке, о котором я в своём времени и не слыхал, то вероятность наличия третьего, четвёртого, эн-надцатого современника весьма отлична от нуля... Ладно, очухается мужик - поговорим.
... Пообщаться с итальянцем мне не удалось. Через несколько минут появился давешний послушник и пришлось вновь тащиться за ним по полутёмным коридорам бенедиктинской обители, освещаемым лишь лампадками у образов в наддверных нишах и одинокими факелами, потрескивавшими в железных 'лапах' у редких лестничных площадок. Вскорости паренёк остановился у одной из потемневших дверей, ничем не отличавшейся от ряда ей подобных, постучав, распахнул её и посторонился, пропуская меня внутрь. На всякий случай при входе я перекрестился по-католически, и, наклонившись, чтоб не боднуть низкую притолоку, шагнул в келью.
Впрочем, это помещение правильнее было бы назвать 'кабинетом'. Из предметов религиозного культа в нём были только распятие на стене, да массивные монашеские чётки, лежавшие на столе совершенно не монастырского вида поверх ... да-да, поверх самой настоящей карты. Нет, конечно, не армейской 'тактички', и даже не простой схемы из школьного атласа - но всё равно: как ещё можно назвать лист пергамента, изрисованный извилистыми синими линиями рек, пятнами морей и озёр, чёрными горными хребтами и зелёными пятнами лесов, если не картой? Ну не скатертью же... Рядом с чётками блестел всеми лезвиями тот самый китайский ножик, и ровным рядком - разложенные по размеру монеты Банка России, 'пожертвованные' мной 'на церковь'. Ближе к краю стола громоздились стопка книг разного формата и толщины и десятка три свитков. В отличие от коридоров монастыря, келья-кабинет была освещена довольно прилично: пять светцев с горящими лучинами, настежь распахнутое окно, и две скворчащие свечи в керамическом шандале, которые наполняли помещение непередаваемым ароматом жареного сала. За столом, в тени узкого шкафчика-горки, восседал монах лет сорока пяти в такой же рыже-коричневой сутане, как и у примостившегося на чурбаке у стены брата Филиппа. Пальцы его левой руки, украшенной перстнем с резным камнем-печаткой, размеренно постукивали по столу, пальцы же правой... Впрочем, на правой руке хозяина кабинета красовался лишь большой палец, на месте же остальных остались лишь ровно обрубленные половинки нижних фаланг. Лоб и щёки церковника скрывала тень от капюшона, но выдающийся подбородок белел застарелым шрамом.
- Итак, ты говоришь, что тебя называют Макс Белов и ты прибыл издалека?
- Именно так, святой отец.
- Именуй меня 'ваше преосвященство'.
- Виноват, Ваше преосвященство!
- А как тебя д е й с т в и т е л ь н о зовут?
- В смысле?
- Како амин имя твоэ?
''Како имя?' - в смысле 'как зовут'? Что-то мне это напоминает... А ведь перешёл на славянский - но не чешский: похоже, так говорят сейчас на Руси. Подыграть или не стоит?'
- Моё имя - действительно Макс Белов. - На этот раз я не стал умышленно искажать ударение. - И я действительно пришёл с Востока, из города Штальбург, называемого также 'Сталинград'.
- Ты не герман.
Так, не спрашивает - уверен в том, что говорит. Ну, что ж...
- Да. Я казак.
- Ложь. Ты не монгол.
- Я КАЗАК! Конечно, я не монгол и не германец!
- Ты понимаешь немецкий, но говоришь плохо. И руську речь такоже розумешь, але же не мувишь. Так?
- Так...
- Реки что на своей речи!
'Блин, что ж сказать-то? Просчитал меня этот поп как Мюллер Штирлица... А, ладно, где наша не пропадала!'
- А что говорить? Вирши можно?
- Что хочешь.
- 'Час возмездья наступает близко, видно уж конец у вас такой
Мы в свинце утопим Сан-Франциско, кровь поганых пусть течёт рекой.
Просыпайтесь в страхе, миллионы, жрите свой ублюдочный фастфуд.
Маршируют красные колонны, чтобы растоптать ваш Голливуд.
Трепещите, грёбаные янки! Пусть расскажет ваше Си-Эн-Эн,
как идут к Лос-Анджелесу танки, в пыль кроша бетоны ваших стен.
Пусть от страха сводит ваши скулы, ваши 'Таймсы' пусть сойдут с ума:
над Айдахо - 'чёрные акулы', а над Аризоной - 'МИГов' тьма.
С нами Бог и с нами наша Вера. Мы устроим вам Армагеддон!
Очередью с башни бэтээра разнесёт башку твою, мормон!
Ваши города поглотит пламя, и накроет ядовитый смог,
и волна у берега Майами будет мыть наш кованый сапог.
Царство Сатаны из Пентагона сгинет, будто проклятый Содом.
Мы войдём в руины Вашингтона, красный флаг украсит Белый Дом!
И когда, дырявя гимнастерку, нас стрела ужалит, как пчела,
мы умрём на подступах к Нью-Йорку, зная, что Добро сильнее Зла'.
- Постой-ка, любезный! - я ухватился за рукав рясы. - Ответь: что с тем человеком, что лежит вон там?
- К сожалению, он сильно болен. Случайные спутники вынуждены были оставить его в сем святом месте под покровительством нашего ордена и покинуть город. Брат Иероним, уже четвёртый день заботящийся о его телесном здоровье, уверяет, что жжение в животе, коим страдает сей человек, не заразно. Потому-то сей мирянин и не удалён из гостевого покоя обители. Однако утишить его боли мы не в силах: остаётся только молить Всевышнего о милосердии к грешнику... Он уже причастился нынешним утром Святых тайн, так что во всяком случае будет прощён на Небесах!
А теперь оставь меня, добрый мирянин: мои обязанности требуют исполнения!
С этими словами послушник ловко выскользнул за дверь и шустро зашлёпал босыми ступнями вниз по ступеням.
'Нет, ну нормально? Мало того, что затащили в 'кубрик' с какими-то странными типами, чьё поведение заставляет усомниться в их адекватности, а из мебели - одни тюфяки да распятие на стене. Так один из соседей, похоже, ещё и ласты склеить готовится. Веселуха та ещё - с полутрупом кантоваться! Ну, спасибо, блин горелый! Однако, смотрю, остальным соседям на помирающего наплевать, что не есть хорошо. Всё же мучается мужик, хоть и говорят, что безнадёжен. Не дело это...'
Подхожу к болящему, присаживаюсь рядом. Да, несладко 'пациенту': явно боли сильные, уже и не корёжит его - силы почти ушли. Ну, я не медик, однако средство обезболивающее пока нетронутое. Из наплечного кармана 'песчанки' появляются таблетки, вылущиваю сразу три штуки. С пояса снимаю флягу, отвинчиваю крышку. Ну-ка, рот открой, приятель! Ты глянь, не прекословит: видать, уже дошёл до того, что пофиг, что с ним делают...
- Слышь, камрад, ты как? Говорить можешь?
- Да. Немецкий - плохо говорить... Я Пьемонт, мы говорить итальянский... Ты кто? Медикус?
- Да так: раб божий, обшит кожей. Вот беда - по-вашему ничего и не знаю, кроме 'Avanti!' и 'Viva Italia!'...
- Ты фрателло? Наш? - глаза умирающего удивлённо расширились. С напряжением высвободив из-под одеяла руку, пьемонтец совершенно неожиданно вытянул два пальца в жесте 'виктория'.
Ни хрена не понимаю. Это ж, вроде, Черчилль придумал? Впрочем, моё охренение возрастает на два-три порядка, когда в следующую минуту пальцы итальянца сжимаются в ротфронтовском салюте.
Нет, шок - это точно по-нашему! Правый кулак сам вскидывается к плечу:
- Пасаремос!
Блин, что за нафиг происходит?
Губы болящего расползлись в улыбке... и тут же он обмяк, будто из тела выдернули стержень.
'Оп-па... Помер? Так, сейчас... пальцы на шею и на запястье... Нет, пульс имеется, хотя и слабый. Отключился просто мужик'.
Сказать, что я был ошарашен поведением итальянца - значит, ничего не сказать. А зачем я брякнул 'Пасаремос'? Это ж вообще из испанской революции... Рефлекс какой-то сработал, не иначе.
Ожидая увидеть удивлённые лица, я окинул соседей быстрым взглядом. Но нет: судя по полному отсутствию реакции, до нас с пьемонтцем никому в комнате не было дела. Все предавались прежним занятиям, только парни, покончив со своим развлечением, уже оживлённо болтали друг с дружкой. Ну что ж, тем лучше: я не прожектор, светиться не собираюсь...
Вот только я не понял: этот мужик что - тоже наш? В смысле - из моего времени или хотя бы из двадцатого века? Интересные дела тогда получаются: прямо-таки не Средние века, а проходной двор какой-то. Ведь если так, и мы тут вдвоём встретились, да ещё в каком-то заштатном городишке, о котором я в своём времени и не слыхал, то вероятность наличия третьего, четвёртого, эн-надцатого современника весьма отлична от нуля... Ладно, очухается мужик - поговорим.
... Пообщаться с итальянцем мне не удалось. Через несколько минут появился давешний послушник и пришлось вновь тащиться за ним по полутёмным коридорам бенедиктинской обители, освещаемым лишь лампадками у образов в наддверных нишах и одинокими факелами, потрескивавшими в железных 'лапах' у редких лестничных площадок. Вскорости паренёк остановился у одной из потемневших дверей, ничем не отличавшейся от ряда ей подобных, постучав, распахнул её и посторонился, пропуская меня внутрь. На всякий случай при входе я перекрестился по-католически, и, наклонившись, чтоб не боднуть низкую притолоку, шагнул в келью.
Впрочем, это помещение правильнее было бы назвать 'кабинетом'. Из предметов религиозного культа в нём были только распятие на стене, да массивные монашеские чётки, лежавшие на столе совершенно не монастырского вида поверх ... да-да, поверх самой настоящей карты. Нет, конечно, не армейской 'тактички', и даже не простой схемы из школьного атласа - но всё равно: как ещё можно назвать лист пергамента, изрисованный извилистыми синими линиями рек, пятнами морей и озёр, чёрными горными хребтами и зелёными пятнами лесов, если не картой? Ну не скатертью же... Рядом с чётками блестел всеми лезвиями тот самый китайский ножик, и ровным рядком - разложенные по размеру монеты Банка России, 'пожертвованные' мной 'на церковь'. Ближе к краю стола громоздились стопка книг разного формата и толщины и десятка три свитков. В отличие от коридоров монастыря, келья-кабинет была освещена довольно прилично: пять светцев с горящими лучинами, настежь распахнутое окно, и две скворчащие свечи в керамическом шандале, которые наполняли помещение непередаваемым ароматом жареного сала. За столом, в тени узкого шкафчика-горки, восседал монах лет сорока пяти в такой же рыже-коричневой сутане, как и у примостившегося на чурбаке у стены брата Филиппа. Пальцы его левой руки, украшенной перстнем с резным камнем-печаткой, размеренно постукивали по столу, пальцы же правой... Впрочем, на правой руке хозяина кабинета красовался лишь большой палец, на месте же остальных остались лишь ровно обрубленные половинки нижних фаланг. Лоб и щёки церковника скрывала тень от капюшона, но выдающийся подбородок белел застарелым шрамом.
- Итак, ты говоришь, что тебя называют Макс Белов и ты прибыл издалека?
- Именно так, святой отец.
- Именуй меня 'ваше преосвященство'.
- Виноват, Ваше преосвященство!
- А как тебя д е й с т в и т е л ь н о зовут?
- В смысле?
- Како амин имя твоэ?
''Како имя?' - в смысле 'как зовут'? Что-то мне это напоминает... А ведь перешёл на славянский - но не чешский: похоже, так говорят сейчас на Руси. Подыграть или не стоит?'
- Моё имя - действительно Макс Белов. - На этот раз я не стал умышленно искажать ударение. - И я действительно пришёл с Востока, из города Штальбург, называемого также 'Сталинград'.
- Ты не герман.
Так, не спрашивает - уверен в том, что говорит. Ну, что ж...
- Да. Я казак.
- Ложь. Ты не монгол.
- Я КАЗАК! Конечно, я не монгол и не германец!
- Ты понимаешь немецкий, но говоришь плохо. И руську речь такоже розумешь, але же не мувишь. Так?
- Так...
- Реки что на своей речи!
'Блин, что ж сказать-то? Просчитал меня этот поп как Мюллер Штирлица... А, ладно, где наша не пропадала!'
- А что говорить? Вирши можно?
- Что хочешь.
- 'Час возмездья наступает близко, видно уж конец у вас такой
Мы в свинце утопим Сан-Франциско, кровь поганых пусть течёт рекой.
Просыпайтесь в страхе, миллионы, жрите свой ублюдочный фастфуд.
Маршируют красные колонны, чтобы растоптать ваш Голливуд.
Трепещите, грёбаные янки! Пусть расскажет ваше Си-Эн-Эн,
как идут к Лос-Анджелесу танки, в пыль кроша бетоны ваших стен.
Пусть от страха сводит ваши скулы, ваши 'Таймсы' пусть сойдут с ума:
над Айдахо - 'чёрные акулы', а над Аризоной - 'МИГов' тьма.
С нами Бог и с нами наша Вера. Мы устроим вам Армагеддон!
Очередью с башни бэтээра разнесёт башку твою, мормон!
Ваши города поглотит пламя, и накроет ядовитый смог,
и волна у берега Майами будет мыть наш кованый сапог.
Царство Сатаны из Пентагона сгинет, будто проклятый Содом.
Мы войдём в руины Вашингтона, красный флаг украсит Белый Дом!
И когда, дырявя гимнастерку, нас стрела ужалит, как пчела,
мы умрём на подступах к Нью-Йорку, зная, что Добро сильнее Зла'.
doktor_yung
Местный
afroruss написал(а):
в евангельском христианстве нет не масленицы, нет недели о страшном суде...так же нет вербного воскресенья, в купалу не прыгаем через костры, не гадаем на кофейной гуще, к бабкам не ходим.
Веруем в Господа и Спасителя Иисуса Христа умершего за грехи наши и воскресшего в оправдание наше...
remister
Активный Юзер
- Регистрация
- 11 Апр 2009
- Сообщения
- 647
Ты помнишь, Янг, как Христос говорил, что, :"кто за счет меня захочет спастись, тот погибнет, а тот кто готов будет душу отдать ,тот спасется."?doktor_yung написал(а):
Вот скажи мне Янг, кто ты такой, чтоб за твою гниль, кто-то там, висел на кресте? ...тадада- бла-бла-бла.
Вот буддизм, мне в этом смысле понятнее: Нахуевертил в жизни,- родился баобабом, и стой тыщю лет на месте. Меньше других грешил, ну собакой будешь, домашней.
. Че ты Доктор Янг , скажешь про буддизм? И как люди верившие в это, существовали без Христа, и куда они попали( дут) после смерти, не зная что тут амнистия за чужой счет???
А????
doktor_yung
Местный
remister
понимаешь, не я этот план спасения придумал, а Бог... А тебе дал право выбора - принять или не принять его... Язычники будут судимы по закону... Уж, они-то его знают, потому что Свой закон Господь записал в сердцах всех людей...
понимаешь, не я этот план спасения придумал, а Бог... А тебе дал право выбора - принять или не принять его... Язычники будут судимы по закону... Уж, они-то его знают, потому что Свой закон Господь записал в сердцах всех людей...
Grave Mentor
пиздабол
- Регистрация
- 4 Май 2010
- Сообщения
- 473
А почему Янг ты так, мягко говоря, не любишь буддистов? Я это ещё на ДС заметил. Называешь людоедами, в теме где чувак рассказывал про ребу в буддийском монастыре. Здесь опять грозишься судом язычникам. Какая-то нетерпимость к древнейшей религии, которая, надо сказать, намного старше христианства.
doktor_yung
Местный
мягко говоря ошибаешься))
ты, что-то попутал. Давай ссылку, будем разбираться...
всем однажды предстоит умереть и предстать на суд Божий... Я иногда думаю, что лучше бы родиться где-нибудь и Индии и жить по совести, чем будучи христианином познавшим истину, преднамеренно грешить, тем самым снова распинать своими грехами Иисуса Христа... У христиан перед Богом большая ответственность, чем у людей, мимо которых прошла весть о спасении...
Grave Mentor
пиздабол
- Регистрация
- 4 Май 2010
- Сообщения
- 473
P
Pampej
doktor_yung написал(а):
Кто не со Мною, тот против Меня; и кто не собирает со Мною, тот расточает. (матфея 12:30)
Кто не с нами, тот против нас - формула общественного поведения, требующая бескомпромиссного определения своих жизненных позиций.
А ты же евангелист, отсюда и отношение к инакомыслящим.
doktor_yung
Местный
Grave Mentor
извини меня, если в моих словах о людоедах увидел привязку к буддистам... Но действительно без любви ответил человеку...
извини меня, если в моих словах о людоедах увидел привязку к буддистам... Но действительно без любви ответил человеку...
doktor_yung
Местный
Господь учит с терпением и любовью относиться к инакомыслящим - не даст ли им Бог духа покаяния...
Grave Mentor
пиздабол
- Регистрация
- 4 Май 2010
- Сообщения
- 473
doktor_yung
ты меня тоже извини
ты меня тоже извини
P
Pampej
толерантность прям зашкаливает )))
doktor_yung
Местный
не всегда в духе Христовом находишься. Иногда и гневаешься, иногда и ерничаешь... Если апостолы хотели свести огонь с неба на жителей селения, которые не покаялись, то, что с меня взять? я никогда добрым не был...
P
Pampej
Это все отговорки "Все мы несовершенны", стремится нужно к покаянию (Метано́йя) )))
doktor_yung
Немножко позволю себе тебя, доктор, поправить: христианства не бывает "евангельского"...Существует католицизм, православие и протестантизм и все они являются христианскими конфессиями...Евангелизм - это скорее собирательное определения неопротестнских течений, имхо...
doktor_yung написал(а):
Немножко позволю себе тебя, доктор, поправить: христианства не бывает "евангельского"...Существует католицизм, православие и протестантизм и все они являются христианскими конфессиями...Евангелизм - это скорее собирательное определения неопротестнских течений, имхо...
doktor_yung
Местный
Евангельское христианство (Википедия)
https://ru.wikipedia.org/wiki/Евангельские_христиане
https://ru.wikipedia.org/wiki/Евангельские_христиане