Поэзия. Хрестоматия
- Автор темы _vldmr_
- Дата начала
всегда
Местный
- Регистрация
- 21 Апр 2016
- Сообщения
- 3,988
Ульям Батлер Йейтс
Будь у меня в руках небесный шёлк,
Расшитый светом солнца и луны...
Прозрачный, тусклый или тёмный шёлк,
Беззвёздной ночи, солнца и луны.
Я шёлк бы расстилал у ног твоих.
Но я - бедняк, и у меня лишь грёзы...
И я простираю грёзы под ноги тебе!
Ступай легко, мои ты топчешь грёзы...
Имей я неба вышитого шелк
Цвета златых лучей и серебра свеченья,
Туманно-голубой и темно-синий шелк
Из света, тьмы и сумеречной тени
У ног твоих его бы расстелил
Но я бедняк, и все что есть - мечты мои
К твоим ногам я постелил мои мечты
Ступай же осторожно, по моим мечтам ступаешь ты.
Будь у меня тончайшие шелка,
Что небеса расшили серебром и златом,
Ночною тьмою и сияньем дня
C игрой тонов рассвета и заката,
Устлать твой путь я ими был бы рад.
Но беден я, и лишь свои мечты
Смиренно я кладу к твоим ногам.
Будь осторожна... по мечтам ступаешь ты.
Владей небесной я парчой
Из золота и серебра,
Рассветной и ночной парчой
Из дымки, мглы и серебра,
Перед тобой бы расстелил, -
Но у меня одни мечты.
Свои мечты я расстелил;
Не растопчи мои мечты.
Имел бы я небом шитую ткань,
А в ней - золотой и серебряный свет;
Темную, синюю, тусклую ткань,
Дней и ночей полумрак-полусвет:
Их расстелил бы под ноги тебе,
Но беден я, у меня лишь мечты.
Я бросил мечты под ноги тебе -
Мягко ступай на мои мечты.
Будь у меня плетеный райский ковер,
Тканный золотым и серебристым светом,
Синий, темный иль черный ковер
Ночи, дня иль полусвета
Я расстелил бы его перед твоими ногами,
Но я нищ, и у меня есть лишь мои мечты,
Которые я распластал перед тобой;
Cтупай помягче, ведь ты идешь по моим мечтам.
Будь у меня ковер плетеный райский,
Сотканный золотым иль серебристым светом,
Будь черный, синий иль другой,
Будь цвета ночи, дня иль полусвета он-
Я расстелил б его перед тобой!
Но я бедняк и у меня лишь грезы,
Я простираю грезы под ноги тебе,
Ступай по ним легко, мои ты топчешь грезы...
Будь у меня в руках небесный шёлк,
Расшитый светом солнца и луны...
Прозрачный, тусклый или тёмный шёлк,
Беззвёздной ночи, солнца и луны.
Я шёлк бы расстилал у ног твоих.
Но я - бедняк, и у меня лишь грёзы...
И я простираю грёзы под ноги тебе!
Ступай легко, мои ты топчешь грёзы...
Имей я неба вышитого шелк
Цвета златых лучей и серебра свеченья,
Туманно-голубой и темно-синий шелк
Из света, тьмы и сумеречной тени
У ног твоих его бы расстелил
Но я бедняк, и все что есть - мечты мои
К твоим ногам я постелил мои мечты
Ступай же осторожно, по моим мечтам ступаешь ты.
Будь у меня тончайшие шелка,
Что небеса расшили серебром и златом,
Ночною тьмою и сияньем дня
C игрой тонов рассвета и заката,
Устлать твой путь я ими был бы рад.
Но беден я, и лишь свои мечты
Смиренно я кладу к твоим ногам.
Будь осторожна... по мечтам ступаешь ты.
Владей небесной я парчой
Из золота и серебра,
Рассветной и ночной парчой
Из дымки, мглы и серебра,
Перед тобой бы расстелил, -
Но у меня одни мечты.
Свои мечты я расстелил;
Не растопчи мои мечты.
Имел бы я небом шитую ткань,
А в ней - золотой и серебряный свет;
Темную, синюю, тусклую ткань,
Дней и ночей полумрак-полусвет:
Их расстелил бы под ноги тебе,
Но беден я, у меня лишь мечты.
Я бросил мечты под ноги тебе -
Мягко ступай на мои мечты.
Будь у меня плетеный райский ковер,
Тканный золотым и серебристым светом,
Синий, темный иль черный ковер
Ночи, дня иль полусвета
Я расстелил бы его перед твоими ногами,
Но я нищ, и у меня есть лишь мои мечты,
Которые я распластал перед тобой;
Cтупай помягче, ведь ты идешь по моим мечтам.
Будь у меня ковер плетеный райский,
Сотканный золотым иль серебристым светом,
Будь черный, синий иль другой,
Будь цвета ночи, дня иль полусвета он-
Я расстелил б его перед тобой!
Но я бедняк и у меня лишь грезы,
Я простираю грезы под ноги тебе,
Ступай по ним легко, мои ты топчешь грезы...
Люди, остановитесь!
Посмотрите друг другу в глаза.
Вокруг себя оглянитесь.
Неужели на Вас не находит слеза?
Я Вас прошу. Остановитесь...
Все мы друг другу врем без зазренья,
Чтоб свои выгоды досыта жрать.
И все мы по сути достойны презренья,
Но нет! Себя склонны святыми считать.
Все чаще друг другу мы говорим,
Высокие, мудрые фразы,
Хотя сами за этим никак не следим,
Все чаще разводим лишь только заразу!
Брюзжим со слюною порой за пустяк,
А за то, что бесценно - ни слова.
Послушайте люди, да как же так?
Ведь путь видим хуже слепого.
Грустью кричащий взгляд стариков,
Мне на клочки раздирает всю душу.
В нем издевки читаются чьих-то сынов,
Так жаждущих мир их в осколки разрушить.
Порою посмотришь, что люди творят
Ради своей безмерной корысти.
Облаченные в чести и правды наряд,
Грязны изнутри, хоть как их не чисти.
Боже мой!!! Что с тобой человек???
Ведь ты по подобию созданный Бога!?!
Отчего? Почему, ты так сильно поблек?
Неужели близка тебе эта дорога?!
Неужели на Вас не находит слеза?
Вас прошу! Вы вокруг оглянитесь!
ЛЮДИ! Посмотрите друг другу в глаза!
ЛЮДИ! ОСТАНОВИТЕСЬ!!!
Посмотрите друг другу в глаза.
Вокруг себя оглянитесь.
Неужели на Вас не находит слеза?
Я Вас прошу. Остановитесь...
Все мы друг другу врем без зазренья,
Чтоб свои выгоды досыта жрать.
И все мы по сути достойны презренья,
Но нет! Себя склонны святыми считать.
Все чаще друг другу мы говорим,
Высокие, мудрые фразы,
Хотя сами за этим никак не следим,
Все чаще разводим лишь только заразу!
Брюзжим со слюною порой за пустяк,
А за то, что бесценно - ни слова.
Послушайте люди, да как же так?
Ведь путь видим хуже слепого.
Грустью кричащий взгляд стариков,
Мне на клочки раздирает всю душу.
В нем издевки читаются чьих-то сынов,
Так жаждущих мир их в осколки разрушить.
Порою посмотришь, что люди творят
Ради своей безмерной корысти.
Облаченные в чести и правды наряд,
Грязны изнутри, хоть как их не чисти.
Боже мой!!! Что с тобой человек???
Ведь ты по подобию созданный Бога!?!
Отчего? Почему, ты так сильно поблек?
Неужели близка тебе эта дорога?!
Неужели на Вас не находит слеза?
Вас прошу! Вы вокруг оглянитесь!
ЛЮДИ! Посмотрите друг другу в глаза!
ЛЮДИ! ОСТАНОВИТЕСЬ!!!
всегда
Местный
- Регистрация
- 21 Апр 2016
- Сообщения
- 3,988
Элизабет Бишоп
Один навык
К потерям навык дастся без труда:
на свете многое вот-вот готово
пропажей стать, и это не беда.
Теряйте чаще. Право, ерунда:
ключ потерять - иль вечер бестолково.
К потерям навык дастся без труда.
Упорней тренируйтесь: и следа
пусть память не оставит никакого
от мест, имён… Подумаешь, беда!
Где мамины часы? Ау! - куда
два (или три?) любимых делись крова?
К потерям навык дастся без труда.
Двух городов лишилась навсегда,
двух рек и царств, материка родного.
Без них мне грустно - ну, да не беда.
И даже без тебя - скажу (да-да,
без голоса любимого и слова!):
к потерям навык дастся без труда -
хотя, быть может, в этом вся беда.
Один навык
К потерям навык дастся без труда:
на свете многое вот-вот готово
пропажей стать, и это не беда.
Теряйте чаще. Право, ерунда:
ключ потерять - иль вечер бестолково.
К потерям навык дастся без труда.
Упорней тренируйтесь: и следа
пусть память не оставит никакого
от мест, имён… Подумаешь, беда!
Где мамины часы? Ау! - куда
два (или три?) любимых делись крова?
К потерям навык дастся без труда.
Двух городов лишилась навсегда,
двух рек и царств, материка родного.
Без них мне грустно - ну, да не беда.
И даже без тебя - скажу (да-да,
без голоса любимого и слова!):
к потерям навык дастся без труда -
хотя, быть может, в этом вся беда.
- Регистрация
- 1 Апр 2013
- Сообщения
- 5,123
- Предпочтения
- Употребляю Тяжелые В/В
Исповедь хулигана
Не каждый умеет петь,
Не каждому дано яблоком
Падать к чужим ногам.
Сие есть самая великая исповедь,
Которой исповедуется хулиган.
Я нарочно иду нечесаным,
С головой, как керосиновая лампа,
на плечах.
Ваших душ безлиственную осень
Мне нравится в потемках освещать.
Мне нравится, когда каменья брани
Летят в меня, как град рыгающей
грозы,
Я только крепче жму тогда руками
Моих волос качнувшийся пузырь.
Так хорошо тогда мне вспоминать
Заросший пруд и хриплый звон
ольхи,
Что где-то у меня живут отец и
мать,
Которым наплевать на все мои
стихи,
Которым дорог я, как поле и как
плоть,
Как дождик, что весной взрыхляет
зеленя.
Они бы вилами пришли вас заколоть
За каждый крик ваш, брошенный в
меня.
Бедные, бедные крестьяне!
Вы, наверно, стали некрасивыми,
Так же боитесь бога и болотных
недр.
О, если б вы понимали,
Что сын ваш в России
Самый лучший поэт!
Вы ль за жизнь его сердцем не
индевели,
Когда босые ноги он в лужах осенних
макал?
А теперь он ходит в цилиндре
И лакированных башмаках.
Но живет в нем задор прежней
вправки
Деревенского озорника.
Каждой корове с вывески мясной
лавки
Он кланяется издалека.
И, встречаясь с извозчиками на
площади,
Вспоминая запах навоза с родных
полей,
Он готов нести хвост каждой
лошади,
Как венчального платья шлейф.
Я люблю родину.
Я очень люблю родину!
Хоть есть в ней грусти ивовая ржавь.
Приятны мне свиней испачканные
морды
И в тишине ночной звенящий голос
жаб.
Я нежно болен вспоминаньем
детства,
Апрельских вечеров мне снится
хмарь и сырь.
Как будто бы на корточки погреться
Присел наш клен перед костром
зари.
О, сколько я на нем яиц из гнезд
вороньих,
Карабкаясь по сучьям, воровал!
Все тот же ль он теперь, с
верхушкою зеленой?
По-прежнему ль крепка его кора?
А ты, любимый,
Верный пегий пес?!
От старости ты стал визглив и слеп
И бродишь по двору, влача
обвисший хвост,
Забыв чутьем, где двери и где хлев.
О, как мне дороги все те проказы,
Когда, у матери стянув краюху
хлеба,
Кусали мы с тобой ее по разу,
Ни капельки друг другом не
погребав.
Я все такой же.
Сердцем я все такой же.
Как васильки во ржи, цветут в лице
глаза.
Стеля стихов злаченые рогожи,
Мне хочется вам нежное сказать.
Спокойной ночи!
Всем вам спокойной ночи!
Отзвенела по траве сумерек зари
коса...
Мне сегодня хочется очень
Из окошка луну..........
Синий свет, свет такой синий!
В эту синь даже умереть не жаль.
Ну так что ж, что кажусь я циником,
Прицепившим к заднице фонарь!
Старый, добрый, заезженный Пегас,
Мне ль нужна твоя мягкая рысь?
Я пришел, как суровый мастер,
Воспеть и прославить крыс.
Башка моя, словно август,
Льется бурливых волос вином.
Я хочу быть желтым парусом
В ту страну, куда мы плывем.
*******************************************
Утром в ржаном закуте,
Где златятся рогожи в ряд,
Семерых ощенила сука,
Рыжих семерых щенят.
До вечера она их ласкала,
Причесывая языком,
И струился снежок подталый
Под теплым ее животом.
А вечером, когда куры
Обсиживают шесток,
Вышел хозяин хмурый,
Семерых всех поклал в мешок.
По сугробам она бежала,
Поспевая за ним бежать...
И так долго, долго дрожала
Воды незамерзшей гладь.
А когда чуть плелась обратно,
Слизывая пот с боков,
Показался ей месяц над хатой
Одним из ее щенков.
В синюю высь звонко
Глядела она, скуля,
А месяц скользил тонкий
И скрылся за холм в полях.
И глухо, как от подачки,
Когда бросят ей камень в смех,
Покатились глаза собачьи
Золотыми звёздами в снег.
Не каждый умеет петь,
Не каждому дано яблоком
Падать к чужим ногам.
Сие есть самая великая исповедь,
Которой исповедуется хулиган.
Я нарочно иду нечесаным,
С головой, как керосиновая лампа,
на плечах.
Ваших душ безлиственную осень
Мне нравится в потемках освещать.
Мне нравится, когда каменья брани
Летят в меня, как град рыгающей
грозы,
Я только крепче жму тогда руками
Моих волос качнувшийся пузырь.
Так хорошо тогда мне вспоминать
Заросший пруд и хриплый звон
ольхи,
Что где-то у меня живут отец и
мать,
Которым наплевать на все мои
стихи,
Которым дорог я, как поле и как
плоть,
Как дождик, что весной взрыхляет
зеленя.
Они бы вилами пришли вас заколоть
За каждый крик ваш, брошенный в
меня.
Бедные, бедные крестьяне!
Вы, наверно, стали некрасивыми,
Так же боитесь бога и болотных
недр.
О, если б вы понимали,
Что сын ваш в России
Самый лучший поэт!
Вы ль за жизнь его сердцем не
индевели,
Когда босые ноги он в лужах осенних
макал?
А теперь он ходит в цилиндре
И лакированных башмаках.
Но живет в нем задор прежней
вправки
Деревенского озорника.
Каждой корове с вывески мясной
лавки
Он кланяется издалека.
И, встречаясь с извозчиками на
площади,
Вспоминая запах навоза с родных
полей,
Он готов нести хвост каждой
лошади,
Как венчального платья шлейф.
Я люблю родину.
Я очень люблю родину!
Хоть есть в ней грусти ивовая ржавь.
Приятны мне свиней испачканные
морды
И в тишине ночной звенящий голос
жаб.
Я нежно болен вспоминаньем
детства,
Апрельских вечеров мне снится
хмарь и сырь.
Как будто бы на корточки погреться
Присел наш клен перед костром
зари.
О, сколько я на нем яиц из гнезд
вороньих,
Карабкаясь по сучьям, воровал!
Все тот же ль он теперь, с
верхушкою зеленой?
По-прежнему ль крепка его кора?
А ты, любимый,
Верный пегий пес?!
От старости ты стал визглив и слеп
И бродишь по двору, влача
обвисший хвост,
Забыв чутьем, где двери и где хлев.
О, как мне дороги все те проказы,
Когда, у матери стянув краюху
хлеба,
Кусали мы с тобой ее по разу,
Ни капельки друг другом не
погребав.
Я все такой же.
Сердцем я все такой же.
Как васильки во ржи, цветут в лице
глаза.
Стеля стихов злаченые рогожи,
Мне хочется вам нежное сказать.
Спокойной ночи!
Всем вам спокойной ночи!
Отзвенела по траве сумерек зари
коса...
Мне сегодня хочется очень
Из окошка луну..........
Синий свет, свет такой синий!
В эту синь даже умереть не жаль.
Ну так что ж, что кажусь я циником,
Прицепившим к заднице фонарь!
Старый, добрый, заезженный Пегас,
Мне ль нужна твоя мягкая рысь?
Я пришел, как суровый мастер,
Воспеть и прославить крыс.
Башка моя, словно август,
Льется бурливых волос вином.
Я хочу быть желтым парусом
В ту страну, куда мы плывем.
*******************************************
Утром в ржаном закуте,
Где златятся рогожи в ряд,
Семерых ощенила сука,
Рыжих семерых щенят.
До вечера она их ласкала,
Причесывая языком,
И струился снежок подталый
Под теплым ее животом.
А вечером, когда куры
Обсиживают шесток,
Вышел хозяин хмурый,
Семерых всех поклал в мешок.
По сугробам она бежала,
Поспевая за ним бежать...
И так долго, долго дрожала
Воды незамерзшей гладь.
А когда чуть плелась обратно,
Слизывая пот с боков,
Показался ей месяц над хатой
Одним из ее щенков.
В синюю высь звонко
Глядела она, скуля,
А месяц скользил тонкий
И скрылся за холм в полях.
И глухо, как от подачки,
Когда бросят ей камень в смех,
Покатились глаза собачьи
Золотыми звёздами в снег.
Скифы
Панмонголизм! Хоть имя дико,
Но нам ласкает слух оно...
Вл⟨адимир⟩ С⟨оловьев⟩
Мильоны — вас. Нас — тьмы, и тьмы, и тьмы.
Попробуйте, сразитесь с нами!
Да, Скифы — мы! Да, азиаты — мы, —
С раскосыми и жадными очами!
Для вас — века, для нас — единый час.
Мы, как послушные холопы,
Держали щит меж двух враждебных рас —
Монголов и Европы!
Века, века ваш старый горн ковал
И заглушал грома лавины,
И дикой сказкой был для вас провал
И Лиссабона и Мессины!
Вы сотни лет глядели на Восток,
Копя и плавя наши перлы,
И вы, глумясь, считали только срок,
Когда наставить пушек жерла!
Вот — срок настал. Крылами бьет беда,
И каждый день обиды множит,
И день придет — не будет и следа
От ваших Пестумов, быть может!
О, старый мир! Пока ты не погиб,
Пока томишься мукой сладкой,
Остановись, премудрый, как Эдип,
Пред Сфинксом с древнею загадкой!..
Россия — Сфинкс. Ликуя и скорбя,
И обливаясь черной кровью,
Она глядит, глядит, глядит в тебя,
И с ненавистью, и с любовью!..
Да, так любить, как любит наша кровь,
Никто из вас давно не любит!
Забыли вы, что в мире есть любовь,
Которая и жжет, и губит!
Мы любим все — и жар холодных числ,
И дар божественных видений,
Нам внятно все — и острый галльский смысл,
И сумрачный германский гений...
Мы помним все — парижских улиц ад,
И венецьянские прохлады,
Лимонных рощ далекий аромат,
И Кельна дымные громады...
Мы любим плоть — и вкус ее, и цвет,
И душный, смертный плоти запах...
Виновны ль мы, коль хрустнет ваш скелет
В тяжелых, нежных наших лапах?
Привыкли мы, хватая под уздцы
Играющих коней ретивых,
Ломать коням тяжелые крестцы,
И усмирять рабынь строптивых...
Придите к нам! От ужасов войны
Придите в мирные объятья!
Пока не поздно — старый меч в ножны,
Товарищи! Мы станем — братья!
А если нет, — нам нечего терять,
И нам доступно вероломство!
Века, века — вас будет проклинать
Больное, позднее потомство!
Мы широко по дебрям и лесам
Перед Европою пригожей
Расступимся! Мы обернемся к вам
Своею азиатской рожей!
Идите все, идите на Урал!
Мы очищаем место бою
Стальных машин, где дышит интеграл,
С монгольской дикою ордою!
Но сами мы — отныне — вам — не щит,
Отныне в бой не вступим сами!
Мы поглядим, как смертный бой кипит,
Своими узкими глазами!
Не сдвинемся, когда свирепый Гунн
В карманах трупов будет шарить,
Жечь города, и в церковь гнать табун,
И мясо белых братьев жарить!..
В последний раз — опомнись, старый мир!
На братский пир труда и мира,
В последний раз — на светлый братский пир
Сзывает варварская лира!
30 января 1918
А.Блок
Панмонголизм! Хоть имя дико,
Но нам ласкает слух оно...
Вл⟨адимир⟩ С⟨оловьев⟩
Мильоны — вас. Нас — тьмы, и тьмы, и тьмы.
Попробуйте, сразитесь с нами!
Да, Скифы — мы! Да, азиаты — мы, —
С раскосыми и жадными очами!
Для вас — века, для нас — единый час.
Мы, как послушные холопы,
Держали щит меж двух враждебных рас —
Монголов и Европы!
Века, века ваш старый горн ковал
И заглушал грома лавины,
И дикой сказкой был для вас провал
И Лиссабона и Мессины!
Вы сотни лет глядели на Восток,
Копя и плавя наши перлы,
И вы, глумясь, считали только срок,
Когда наставить пушек жерла!
Вот — срок настал. Крылами бьет беда,
И каждый день обиды множит,
И день придет — не будет и следа
От ваших Пестумов, быть может!
О, старый мир! Пока ты не погиб,
Пока томишься мукой сладкой,
Остановись, премудрый, как Эдип,
Пред Сфинксом с древнею загадкой!..
Россия — Сфинкс. Ликуя и скорбя,
И обливаясь черной кровью,
Она глядит, глядит, глядит в тебя,
И с ненавистью, и с любовью!..
Да, так любить, как любит наша кровь,
Никто из вас давно не любит!
Забыли вы, что в мире есть любовь,
Которая и жжет, и губит!
Мы любим все — и жар холодных числ,
И дар божественных видений,
Нам внятно все — и острый галльский смысл,
И сумрачный германский гений...
Мы помним все — парижских улиц ад,
И венецьянские прохлады,
Лимонных рощ далекий аромат,
И Кельна дымные громады...
Мы любим плоть — и вкус ее, и цвет,
И душный, смертный плоти запах...
Виновны ль мы, коль хрустнет ваш скелет
В тяжелых, нежных наших лапах?
Привыкли мы, хватая под уздцы
Играющих коней ретивых,
Ломать коням тяжелые крестцы,
И усмирять рабынь строптивых...
Придите к нам! От ужасов войны
Придите в мирные объятья!
Пока не поздно — старый меч в ножны,
Товарищи! Мы станем — братья!
А если нет, — нам нечего терять,
И нам доступно вероломство!
Века, века — вас будет проклинать
Больное, позднее потомство!
Мы широко по дебрям и лесам
Перед Европою пригожей
Расступимся! Мы обернемся к вам
Своею азиатской рожей!
Идите все, идите на Урал!
Мы очищаем место бою
Стальных машин, где дышит интеграл,
С монгольской дикою ордою!
Но сами мы — отныне — вам — не щит,
Отныне в бой не вступим сами!
Мы поглядим, как смертный бой кипит,
Своими узкими глазами!
Не сдвинемся, когда свирепый Гунн
В карманах трупов будет шарить,
Жечь города, и в церковь гнать табун,
И мясо белых братьев жарить!..
В последний раз — опомнись, старый мир!
На братский пир труда и мира,
В последний раз — на светлый братский пир
Сзывает варварская лира!
30 января 1918
А.Блок
парнишка один знакомый написал...
моя любовь мою забила мою душу
водопроводной ржавою трубой
но я стереотипов не нарушу
ты заходи, о жизни поболтать со мной
душа на вкровь коленях сбитых стоя
кричала вслед любви выплевывая зубы
вернись, стой шлюха ты еще моя
она вернулась и ее добила
и труп ее поцеловала в губы
с тех пор я через " слышь " общаюсь с богом
душа мертва любовь ушла , а может смерть
та что лежит у ног его покорным черным догом
придет и скажет мне умрешь! не хуеверть!
смерть , иногда приходит чтобы ее я трахнул
я выключаю свет она снимает мокрый плащ
видал бы нас всевидящий наверно б ахнул
смерть в черном кружевном белье , его палач ...
постель и стоны , хрипы , позы
могу я все себе с ней позволять
могу ввести себе и ей по две смертельных дозы
мне ж смерти похоть удовлетворять
а утром когда силы на исходе
накинув плащ и капюшон
мой полутруп целует и уходит
на тумбочке оставив телефон ...
моя любовь мою забила мою душу
водопроводной ржавою трубой
но я стереотипов не нарушу
ты заходи, о жизни поболтать со мной
душа на вкровь коленях сбитых стоя
кричала вслед любви выплевывая зубы
вернись, стой шлюха ты еще моя
она вернулась и ее добила
и труп ее поцеловала в губы
с тех пор я через " слышь " общаюсь с богом
душа мертва любовь ушла , а может смерть
та что лежит у ног его покорным черным догом
придет и скажет мне умрешь! не хуеверть!
смерть , иногда приходит чтобы ее я трахнул
я выключаю свет она снимает мокрый плащ
видал бы нас всевидящий наверно б ахнул
смерть в черном кружевном белье , его палач ...
постель и стоны , хрипы , позы
могу я все себе с ней позволять
могу ввести себе и ей по две смертельных дозы
мне ж смерти похоть удовлетворять
а утром когда силы на исходе
накинув плащ и капюшон
мой полутруп целует и уходит
на тумбочке оставив телефон ...
B
Bullett
Серые глаза - рассвет,
Пароходная сирена,
Дождь, разлука, серый след
За винтом бегущей пены.
Черные глаза - жара,
В море сонных звезд скольженье,
И у борта до утра
Поцелуев отраженье.
Синие глаза - луна,
Вальса белое молчанье,
Ежедневная стена
Неизбежного прощанья.
Карие глаза - песок,
Осень, волчья степь, охота,
Скачка, вся на волосок
От паденья и полета.
Нет, я не судья для них,
Просто без суждений вздорных
Я четырежды должник
Синих, серых, карих, черных.
Как четыре стороны
Одного того же света,
Я люблю - в том нет вины -
Все четыре этих цвета.
Р. Киплинг
Пароходная сирена,
Дождь, разлука, серый след
За винтом бегущей пены.
Черные глаза - жара,
В море сонных звезд скольженье,
И у борта до утра
Поцелуев отраженье.
Синие глаза - луна,
Вальса белое молчанье,
Ежедневная стена
Неизбежного прощанья.
Карие глаза - песок,
Осень, волчья степь, охота,
Скачка, вся на волосок
От паденья и полета.
Нет, я не судья для них,
Просто без суждений вздорных
Я четырежды должник
Синих, серых, карих, черных.
Как четыре стороны
Одного того же света,
Я люблю - в том нет вины -
Все четыре этих цвета.
Р. Киплинг
Жираф
Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далёко, далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озер.
Вдали он подобен цветным парусам корабля,
И бег его плавен, как радостный птичий полет.
Я знаю, что много чудесного видит земля,
Когда на закате он прячется в мраморный грот.
Я знаю веселые сказки таинственных стран
Про чёрную деву, про страсть молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь кроме дождя.
И как я тебе расскажу про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав.
Ты плачешь? Послушай... далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
Гумилёв.
Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далёко, далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озер.
Вдали он подобен цветным парусам корабля,
И бег его плавен, как радостный птичий полет.
Я знаю, что много чудесного видит земля,
Когда на закате он прячется в мраморный грот.
Я знаю веселые сказки таинственных стран
Про чёрную деву, про страсть молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь кроме дождя.
И как я тебе расскажу про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав.
Ты плачешь? Послушай... далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
Гумилёв.
В.Высоцкий
Красивых любят чаще и прилежней.
Красивых любят чаще и прилежней,
Веселых любят меньше, но быстрей, -
И молчаливых любят, только реже,
Зато уж если любят, то сильней.
Не кричи нежных слов, не кричи,
До поры подержи их в неволе, -
Пусть кричат пароходы в ночи,
Ну а ты промолчи, промолчи, -
Поспешишь - и ищи ветра в поле.
Она читает грустные романы, -
Ну пусть сравнит, и ты доверься ей, -
Ведь появились черные тюльпаны -
Чтобы казались белые белей.
Не кричи нежных слов, не кричи,
До поры подержи их в неволе, -
Пусть кричат пароходы в ночи,
Ну а ты промолчи, промолчи, -
Поспешишь - и ищи ветра в поле.
Слова бегут, им тесно - ну и что же! -
Ты никогда не бойся опоздать.
Их много - слов, но все же если можешь -
Скажи, когда не можешь не сказать.
Не кричи нежных слов, не кричи,
До поры подержи их в неволе, -
Пусть кричат пароходы в ночи,
Ну а ты промолчи, промолчи, -
Поспешишь - и ищи ветра в поле.
*************************************************************************
Саша Бест.
Он был её.
Он был ее. Ну, а еще он был
По вечерам невыносим и взвинчен.
Нет, он ее не то, чтоб не любил -
Она была ему небезразлична.
И только щелкнет на двери замок,
Внутри него все сладостно дрожало.
Он без нее не то, чтобы не мог –
Она ему нисколько не мешала.
Он часто клал ей голову на грудь,
Вдыхал едва заметный запах мяты.
Конечно, без нее он мог уснуть,
Но с ней дремать особенно приятно.
Когда в нем заполнялась пустота,
Внутри нее все сладостно дрожало.
Она его любила? Скажем так:
Против него она не возражала.
Красивых любят чаще и прилежней.
Красивых любят чаще и прилежней,
Веселых любят меньше, но быстрей, -
И молчаливых любят, только реже,
Зато уж если любят, то сильней.
Не кричи нежных слов, не кричи,
До поры подержи их в неволе, -
Пусть кричат пароходы в ночи,
Ну а ты промолчи, промолчи, -
Поспешишь - и ищи ветра в поле.
Она читает грустные романы, -
Ну пусть сравнит, и ты доверься ей, -
Ведь появились черные тюльпаны -
Чтобы казались белые белей.
Не кричи нежных слов, не кричи,
До поры подержи их в неволе, -
Пусть кричат пароходы в ночи,
Ну а ты промолчи, промолчи, -
Поспешишь - и ищи ветра в поле.
Слова бегут, им тесно - ну и что же! -
Ты никогда не бойся опоздать.
Их много - слов, но все же если можешь -
Скажи, когда не можешь не сказать.
Не кричи нежных слов, не кричи,
До поры подержи их в неволе, -
Пусть кричат пароходы в ночи,
Ну а ты промолчи, промолчи, -
Поспешишь - и ищи ветра в поле.
*************************************************************************
Саша Бест.
Он был её.
Он был ее. Ну, а еще он был
По вечерам невыносим и взвинчен.
Нет, он ее не то, чтоб не любил -
Она была ему небезразлична.
И только щелкнет на двери замок,
Внутри него все сладостно дрожало.
Он без нее не то, чтобы не мог –
Она ему нисколько не мешала.
Он часто клал ей голову на грудь,
Вдыхал едва заметный запах мяты.
Конечно, без нее он мог уснуть,
Но с ней дремать особенно приятно.
Когда в нем заполнялась пустота,
Внутри нее все сладостно дрожало.
Она его любила? Скажем так:
Против него она не возражала.
всегда
Местный
- Регистрация
- 21 Апр 2016
- Сообщения
- 3,988
Когда бороться с собой устал…
Когда бороться с собой устал
Покинутый Гумилёв
Поехал в Африку он и стал
Охотиться там на львов.
За гордость женщины, чей каблук
Топтал берега Невы,
За холод встреч и позор разлук
Расплачиваются львы.
Воображаю : саванна, зной,
Песок скрипит на зубах..
Поэт, оставленный женой,
Прицеливается. Бабах.
Резкий толчок, мгновенная боль..
Пули не пожалев,
Он ищет крайнего. Эту роль
Играет случайный лев.
Любовь не девается никуда,
А только меняет знак,
Делаясь суммой гнева, стыда
И мысли, что ты слизняк.
Любовь, которой не повезло,
Ставит мир на попа,
Развоплощаясь в слепое зло
Так как любовь слепа.
Я полагаю, что нас любя,
Как пасечник любит пчел,
Бог недостаточной для себя
Нашу взаимность счел-
Отсюда войны, битье под дых,
Склока, резня и дым:
Беда лишь в том, что любит одних,
А палит по другим.
А мне что делать, любовь моя?
Ты была такова,
Но вблизи моего жилья
Нет и чучела льва.
А поскольку забыть свой стыд
Я еще не готов,
Я, Господь меня да простит,
Буду стрелять котов.
Любовь моя, пожалей котов !
Виновны ли в том коты,
Что мне, последнему из шутов,
Необходима ты?
И, чтобы миру не нанести
Слишком большой урон,
Я, Создатель меня прости,
Буду стрелять ворон.
Любовь моя, пожалей ворон!
Ведь эта птица умна,
А что я оплеван со всех сторон,
Так это не их вина.
Но, так как злоба моя сильна
И я, как назло, здоров,-
Я, да простит мне моя страна
Буду стрелять воров.
Любовь моя, пожалей воров !
Им часто нечего есть,
И ночь темна, и закон суров,
И крыши поката жесть..
Сжалься над миром, с которым я
Буду квитаться за
Липкую муть твоего вранья
И за твои глаза!
Любовь моя, пожалей котов,
Сидящих у батарей,
Любовь моя, пожалей скотов,
Воров, детей и зверей,
Меня, рыдающего в тоске
Над их и нашей судьбой,
И мир, висящий на волоске,
Связующем нас с тобой.
- Автор:
Дмитрий Быков - Дата:
1995 год
Когда бороться с собой устал
Покинутый Гумилёв
Поехал в Африку он и стал
Охотиться там на львов.
За гордость женщины, чей каблук
Топтал берега Невы,
За холод встреч и позор разлук
Расплачиваются львы.
Воображаю : саванна, зной,
Песок скрипит на зубах..
Поэт, оставленный женой,
Прицеливается. Бабах.
Резкий толчок, мгновенная боль..
Пули не пожалев,
Он ищет крайнего. Эту роль
Играет случайный лев.
Любовь не девается никуда,
А только меняет знак,
Делаясь суммой гнева, стыда
И мысли, что ты слизняк.
Любовь, которой не повезло,
Ставит мир на попа,
Развоплощаясь в слепое зло
Так как любовь слепа.
Я полагаю, что нас любя,
Как пасечник любит пчел,
Бог недостаточной для себя
Нашу взаимность счел-
Отсюда войны, битье под дых,
Склока, резня и дым:
Беда лишь в том, что любит одних,
А палит по другим.
А мне что делать, любовь моя?
Ты была такова,
Но вблизи моего жилья
Нет и чучела льва.
А поскольку забыть свой стыд
Я еще не готов,
Я, Господь меня да простит,
Буду стрелять котов.
Любовь моя, пожалей котов !
Виновны ли в том коты,
Что мне, последнему из шутов,
Необходима ты?
И, чтобы миру не нанести
Слишком большой урон,
Я, Создатель меня прости,
Буду стрелять ворон.
Любовь моя, пожалей ворон!
Ведь эта птица умна,
А что я оплеван со всех сторон,
Так это не их вина.
Но, так как злоба моя сильна
И я, как назло, здоров,-
Я, да простит мне моя страна
Буду стрелять воров.
Любовь моя, пожалей воров !
Им часто нечего есть,
И ночь темна, и закон суров,
И крыши поката жесть..
Сжалься над миром, с которым я
Буду квитаться за
Липкую муть твоего вранья
И за твои глаза!
Любовь моя, пожалей котов,
Сидящих у батарей,
Любовь моя, пожалей скотов,
Воров, детей и зверей,
Меня, рыдающего в тоске
Над их и нашей судьбой,
И мир, висящий на волоске,
Связующем нас с тобой.
всегда
Местный
- Регистрация
- 21 Апр 2016
- Сообщения
- 3,988
Хорошо бродить по дворам Москвы, где тебя не ждут,
Где сгребают кучи сухой листвы, но еще не жгут.
Не держа обид, не прося тепла — обожди, отсрочь…
Золотая осень уже прошла, холодает в ночь.
Миновать задумчиво пару школ или хоть одну....
Хорошо бы кто-то играл в футбол или хоть в войну.
Золотистый день, золотистый свет, пополудни
шесть —
Ничего бы, кажется, лучше нет. А впрочем, есть.
Хорошо в такой золотой Москве, в золотой листве,
Потерять работу, а лучше две, или сразу все.
Это грустно в дождь, это страшно в снег,
а в такой-то час
Хорошо уйти и оставить всех выживать без вас.
И пускай галдят, набирая прыть, обсуждая месть…
Ничего свободней не может быть. А впрочем, есть.
Уж чего бы лучше в такой Москве, после стольких нег,
Потерять тебя, потерять совсем, потерять навек,
Чтобы общий рай не тащить с собой, не вести хотя б
На раздрай, на панику, на убой, вообще в октябрь.
Растерять тебя, как листву и цвет, отрясти,
отцвесть —
Ничего честнее и слаще нет. А впрочем, есть.
До чего бы сладко пройти маршрут — без слез,
без фраз, —
Никому не сказав, что проходишь тут в последний раз,
Что назавтра вылет, прости-прощай, чемодан-вокзал,
Доживай как хочешь, родимый край, я все сказал.
Упивайся гнилью, тони в снегу. Отдам врагу.
Большей радости выдумать не могу. А нет, могу.
Хорошо б, раздав и любовь, и город, и стыд, и труд,
Умереть за час до того, как холод сползет на пруд,
До того, как в страхе затмится разум, утрется честь,
Чтоб на пике счастья лишиться разом всего, что есть,
И оставить прочим дожди и гнилость, распад и гнусь…
Но боюсь представить такую милость.
Просить боюсь.
Дмитрий Быков, 2014
Где сгребают кучи сухой листвы, но еще не жгут.
Не держа обид, не прося тепла — обожди, отсрочь…
Золотая осень уже прошла, холодает в ночь.
Миновать задумчиво пару школ или хоть одну....
Хорошо бы кто-то играл в футбол или хоть в войну.
Золотистый день, золотистый свет, пополудни
шесть —
Ничего бы, кажется, лучше нет. А впрочем, есть.
Хорошо в такой золотой Москве, в золотой листве,
Потерять работу, а лучше две, или сразу все.
Это грустно в дождь, это страшно в снег,
а в такой-то час
Хорошо уйти и оставить всех выживать без вас.
И пускай галдят, набирая прыть, обсуждая месть…
Ничего свободней не может быть. А впрочем, есть.
Уж чего бы лучше в такой Москве, после стольких нег,
Потерять тебя, потерять совсем, потерять навек,
Чтобы общий рай не тащить с собой, не вести хотя б
На раздрай, на панику, на убой, вообще в октябрь.
Растерять тебя, как листву и цвет, отрясти,
отцвесть —
Ничего честнее и слаще нет. А впрочем, есть.
До чего бы сладко пройти маршрут — без слез,
без фраз, —
Никому не сказав, что проходишь тут в последний раз,
Что назавтра вылет, прости-прощай, чемодан-вокзал,
Доживай как хочешь, родимый край, я все сказал.
Упивайся гнилью, тони в снегу. Отдам врагу.
Большей радости выдумать не могу. А нет, могу.
Хорошо б, раздав и любовь, и город, и стыд, и труд,
Умереть за час до того, как холод сползет на пруд,
До того, как в страхе затмится разум, утрется честь,
Чтоб на пике счастья лишиться разом всего, что есть,
И оставить прочим дожди и гнилость, распад и гнусь…
Но боюсь представить такую милость.
Просить боюсь.
Дмитрий Быков, 2014
всегда
Местный
- Регистрация
- 21 Апр 2016
- Сообщения
- 3,988
Пилигримы
Мои мечты и чувства в сотый раз идут к тебе дорогой пилигримов. В. Шекспир
Мимо ристалищ, капищ, мимо храмов и баров,
мимо шикарных кладбищ, мимо больших базаров,
мира и горя мимо, мимо Мекки и Рима,
синим солнцем палимы, идут по земле пилигримы.
Увечны они, горбаты, голодны, полуодеты,
глаза их полны заката, сердца их полны рассвета.
За ними ноют пустыни, вспыхивают зарницы,
звезды встают над ними, и хрипло кричат им птицы:
что мир останется прежним, да, останется прежним,
ослепительно снежным и сомнительно нежным,
мир останется лживым, мир останется вечным,
может быть, постижимым, но все-таки бесконечным.
И, значит, не будет толка от веры в себя да в Бога.
И, значит, остались только иллюзия и дорога.
И быть над землей закатам, и быть над землей рассветам.
Удобрить ее солдатам. Одобрить ее поэтам.
Иосиф Бродский.
Мои мечты и чувства в сотый раз идут к тебе дорогой пилигримов. В. Шекспир
Мимо ристалищ, капищ, мимо храмов и баров,
мимо шикарных кладбищ, мимо больших базаров,
мира и горя мимо, мимо Мекки и Рима,
синим солнцем палимы, идут по земле пилигримы.
Увечны они, горбаты, голодны, полуодеты,
глаза их полны заката, сердца их полны рассвета.
За ними ноют пустыни, вспыхивают зарницы,
звезды встают над ними, и хрипло кричат им птицы:
что мир останется прежним, да, останется прежним,
ослепительно снежным и сомнительно нежным,
мир останется лживым, мир останется вечным,
может быть, постижимым, но все-таки бесконечным.
И, значит, не будет толка от веры в себя да в Бога.
И, значит, остались только иллюзия и дорога.
И быть над землей закатам, и быть над землей рассветам.
Удобрить ее солдатам. Одобрить ее поэтам.
Иосиф Бродский.
***
Ни страны, ни погоста
не хочу выбирать.
На Васильевский остров
я приду умирать.
Твой фасад темно-синий
я впотьмах не найду.
между выцветших линий
на асфальт упаду.
И душа, неустанно
поспешая во тьму,
промелькнет над мостами
в петроградском дыму,
и апрельская морось,
над затылком снежок,
и услышу я голос:
— До свиданья, дружок.
И увижу две жизни
далеко за рекой,
к равнодушной отчизне
прижимаясь щекой.
— словно девочки-сестры
из непрожитых лет,
выбегая на остров,
машут мальчику вслед.
И. Бродский
Ни страны, ни погоста
не хочу выбирать.
На Васильевский остров
я приду умирать.
Твой фасад темно-синий
я впотьмах не найду.
между выцветших линий
на асфальт упаду.
И душа, неустанно
поспешая во тьму,
промелькнет над мостами
в петроградском дыму,
и апрельская морось,
над затылком снежок,
и услышу я голос:
— До свиданья, дружок.
И увижу две жизни
далеко за рекой,
к равнодушной отчизне
прижимаясь щекой.
— словно девочки-сестры
из непрожитых лет,
выбегая на остров,
машут мальчику вслед.
И. Бродский