denis27
Покойся с миром
Тож всегда был заморочен такой идеей. Придумывать ваще ничо не надо, все из жизни, главное красиво преподнести и снять пореальнее... И наркооскар обеспечен)
Кино проект
- Автор темы Ufo_i
- Дата начала
A
Anonymous
угу. веточку канабиса врУчат, а может быть вручАт. лолdenis27 написал(а):
Юзай сценарий оператор..все права защищенны...фильм это трилогия
глава первая(из прошлых жизней)
Я лежу надиване в своей гостинке, пропахшей кислымибычками дешевых сигарет, истлевшими носками, потом и затхлой пылью. Я лежу надиване, вытянувшись на его узкой плоскости, как галстук-селедка. Чихаю, чихаю,чихаю приступами, без остановки. Меня кума-а-а-а-ри-и-ит...
Из носа, как из прохудившегося крана, непрерывными струйками текут водянистые,едкие сопли, которые разъедают губы и руки. Я зайибался высмаркиваться, вытираюих рукавом. Встать и слить их в облупленную раковину я уже просто не в силах. Яне могу ходить. Мои ноги превратились в желе и трясутся, как белье на веревке.Я ничего не хочу, кроме одного: мне нужен порох. Белый. Гер, герыч, герик,ге-ро-ин. Мне в хуй не вперся бычий торч, мне надо просто прийти в себя:почувствовать свои руки, ноги, высохнуть от этого ледяного, липкого пота,навести резкость на глаза, увидеть цвет дня и вдохнуть запах ночи.
Я- не человек. Я- ухо. Я огромное ухо аккустика, настроенное на уличную волну.Мне в хуй не вперлись ваши лазерные песнопения. Я жду должен приехать Ден ипривезти мне лекарство.
Я лежу на диване. Напротив - иллюминатор телевизора. Суетливо скользит реклама.Я ненавижу этого бобра, который чистит свои мультипликационные зубы зеленойпастой. А потом грызет дерево. Грызет и чистит, чистит и грызет. А по мокройозерной волне, на белой яхте к бобру плывут два пидора, чтоб восхититься егозубами и разведать секрет их прочности. "Чем ты, бобер, полируешь своиточилки? Ого, какие зубы!" А-а-а...Меня кумарит эта реклама! Заткнитесь!Заварите свои липкие, пидорские улыбочки! Мне противны ваши сытые, розовые,рыхлые морды! Мне омерзителен бобер! И главное - вот это летнее, зелено-синее,холодное озеро. Я - не наркоман. Я - больной. Я- очень больной человек. Я-псих. У меня фобия: отвращение к воде.
Уже не помню, когда я в последний раз чистил зубы? Вода кажется мне холодной,липкой, далекой субстанцией, отдельной от меня вообще. Вода мне неприятна точнотак же, как здоровому человеку неприятна и мерзка студеная болотная жижа. Яощущаю свою кожу, как одежду и, когда на нее попадает вода, моя кожа становитсятакой же мерзкой, как мокрая кофта. Вязаная, тяжелая, мокрая кофта, прилипшая кголому телу. Я не мою руки потому, что у меня на пальцах трикотажные перчатки.Я не могу их снять. Поэтому стараюсь держать их сухими- подальше от воды.
Я не хочу есть, не хочу курить. Дым першит горло и, раздирает его сухим,удушающим кашлем. Я могу есть и курить только, когда я здоров: от лекарства -до лекарства. Тогда я ем. Я превращаюсь в муху и ем сладкое. Наверно организмнуждается в сахаре и я загружаю его в себя вместе с конфетами, плюшками,шоколадными плитками...Только мороженое я не люблю: в нем слишком много воды.
Помню, я ел мороженое, когда не кололся, когда еще только нюхал гер...Как многоя мог сделать в то время в своем обнюханном состоянии: работать по 24 часа всутки, песдеть, успевать везде и ко всем. Весело блевать, свесившись из своеймашины, на тротуары ночных улиц. Приоткрыв дверь - опорожнять кишечник подсочувственные взгляды прохожих...
Потом, гер, пропущенный через нозри, перестал вшторивать и я начал задвигатьего по венам. Той трассы, что за раз засасывала только одна моя ноздря - мнепоначалу хватало на 3 раза, чтобы вмазаться. Убиться так, чтоб перегнуло...
..Когда это было? Зачем я вспомнил о тех трассах из своей прошлой жизни?Рыхлых, жирных, белых, длинных трассах, которыми с таким дешовым понтом- угощалсвоих товарищей-друзей, все встречных- поперечных чаек, которые...Каждый из нихв свое время успел слить меня ментам, стремающим стада "наркозависимых"по одному лишь виду ручек, запортаченных грязными иглами.
Под угрозой трех-суточного заключения в аквариум на КПЗ сломается любой, дажесамый "правильный наркоман". Хых, "правильный", блиа...Нетправильных среди шакалов-шизофреников, готовых слить кого и что угодно за куцуюдорожку бодяжного гера. И я не держу зла на тех, кто сдал меня. Я бы тоже невыдержал, хуйли песдеть?! Я бы не выдержал и слил ВСЕХ! ВСЕХ, о ком бы неспросили меня мусора! Если б они закрыли меня в четырех стенах на трое суток...апотом показали ложку с чистым, прозрачным, как змеиный яд, раствором.
Я знаю девку-наркоманку. Она училась вместе со мной в институте. Была реальной,рысью и волчицей эта девка. Красивой, гордой, умной стервой. И у меня срывалокрышу, только от единой мысли, что ее может коснуться кто-нибудь другой, кромеменя. Дурак, я ревновал ее без всякого права на это. Она любила неменя...Сейчас - за пол дорожки бодяжного, сырого гера, смешанного с бодягой,которая всплывает в ложке трухлявыми, сопливыми осадками и забивают даже ватуна игле - готова сняться и епстись с кем и с чем попало. Человек, которого герпревратил в животное. Трусливое, больное, жадное до пороха животное.
Меня тошнит и я ползу до унитаза. На бумажных коленях, закидываю голову в очкои блюю. Скелет, оставшийся от моего истлевшего тела, пульсирует и давит изпустого желудка не рвоту, но одну зеленую слизь. Я давлюсь этой мокротой,размазываю по губам и плачу. Мне нужен ге-е-е-е-ер!!!
Телефон! Звонит телефон! Скорей, скорей в комнату, к аппарату! Ноги не гнутся ия падаю, ползу, хватаю трубку:
- Ало, ало! Кто это?!
- Лёша, так ты, оказывается дома?
Это - мама...Блиа, нахуйа же мне звонить?! Да, отйибитесь же! Что вам всем отменя нужно?! Вы же не можете помочь! Идите на-а-а-ху-у-й! Я зажмуриваю глаза,мой рот корчится в спазмах:
- Мама...я сплю...я устал...я сам тебе перезвоню!
Кидаю трубку. Мне похуй, что ты обо мне подумаешь и скажешь, мама! Я вас нетрогаю, я живу один, мне никто, слышишь, НИКТО не нужен, не надо мне звонить!Не-на-до!
Я ползаю по ковру, зажав ресфедер в своих мокрых, дрожащих, грязных пальцах. Яищу кропали. Микроскопические крошки гера, который когда-то так щедропросыпался на пол со стола. В глазах рябит, роятся черные мухи - пыль,запорошившая зрачки и перекрасившая мой разноцветный мир в черно-белый негатив.Волосы слиплись на лбу и холодные капли пота стекают по вискам. Я очень слаб, уменя нет сил даже на то, чтоб отодвинуть кресло. Я знаю, что под ним ничего ненайду. Я уже не однажды шарился там в прошлый, в позапрошлый, впоза-позапрошлый раз...И все равно, я опять подпираю своими костями этопоганое, тяжелое кресло и сдвигаю его в сторону с того черного квадрата наполу, к которому оно так прочно приросло. Своим глазам я не верю, поэтому,миллиметр за миллиметром оглаживаю, ощупываю линолиум нервными, чувствительнымипальцами. Крупинка, еще одна. Мне похуй цвет, каждую найденную на полу крошку япробую на вкус. Я жду, когда мой напряженный, воспаленный ищущий язык нащупаетгоречь. И я лижу свои пыльные, грязные пальцы, нашарившие на полу твердыекрошки грязи. Я ослеплен своей безумной надеждой.
Неужели?! Нашел?! Слишком маленькая, микроскопическая крошечка. Я не дышу -боюсь неосторожным движением выронить ее из клюва ресфедера, потерять своесокровище. Я не уверен в скользких, потных пальцах, в дрожь зажавших инструменти подставляю ладонь. Заплетаясь ногами, несу на кухню и бережно опускаюнайденный кропалик в ложку. Мало. Этого будет мало. Нужно, как минимум, ещештук 10 таких кусочков, чтобы они немного подлечили меня. Возвращаюсь в комнатуи снова ползаю по полу, перебирая каждую ворсинку на ковре и вылизывая языкомлинолиум своей гостинки...
Мертвый телефон. Может его опять отключили и Ден, с утра уехавший с моим бабломза героином, просто не может мне дозво...Гудит. Работает.
- Ало, девушка, Сорокседьмая, милая, я понимаю, что уже заибал и тебя, иДвадцытьпятую, и вообще всю вашу пейджинговую контору. Но вы точно уверены, чтономер 88-54 не доступен? Точно? Тогда передайте для номера 45-64...Тоже не доступен?А кто же тогда, блиать, доступен?!...Нет, извините, подождите...- Блиа! Сцука!Опять бросила трубку...
"Меня сейчас нет дома. Оставьте свою мессагу - я перезвоню!"(перезвонишь ты, урод, сцука, Денис, пидор! Интересно, сколько гудков-сообщенийу него уже набралось? Один...два...Два?! Час назад было десять!)
- Слыш, Денис! Ден, я же знаю, что ты - дома! Слышь, возьми трубку, Ден! Это я-Лёха. Ден!! Срочно! Слышь, СРОЧНО позвони мне!!!
Сцу-ука-а-а! Дома он, пидор, не хочет брать трубку! Взял на мое бабло гер,полечился, а мне - сосать?! Знает же, пидор, что я отдал ему последнее!
Этого кропалика мне не хватит, чтобы раскумариться. Все накопленные ватки я ужедавным-давно выпарил и отжал...Ватки-петушки-курочки-завертончики, черезкоторые - намотанные на иглу- с ложки фильтруется в баян-гармошечку раствор.Где же они- ватки? Может быть еще раз запарить их, вместе с найденным на полукропаликом?
Выбираю в машинку этот забодяженный, левый раствор, капаю с иглы на кисть -попробовать на горечь-крепость забуторенную жидкость. Еле-еле горчит. Почти неслышно. Почти голимая вода...и по вкусу, и по цвету. И даже добавить нечего:нет ни супрастина, ни...ничего нет...
Теперь- найти вену. Какой же гиморрой с этим вляпыванием! С этим герычемзаибанным! Сначала найти бабло, потом- найти барыгу, после- найти где можнобыстро заварить и раскумариться, и главное- найти вену! Из всех этих хует -самое кумарное- найти свободную, живую вену и попасть в нее!
Ладно, попробую сюда...игла тупая, сцука - не проткнет. Хотя, острая игла -тоже хуйово: может пробить вену навылет...Если же загнать раствор не в трубу, апод кожу это...такой песдец!!!
Не, вот...пошел контроль: тонкий, кучерявый ручеек крови вонзается в шприц.Есть контакт. Гоню его, придавливая поршнем, обратно в вену, вместе сзабуторенным расствором. Мои глаза, уши, язык - все внутри. Я прислушиваюсь ксебе. Я жду. Ни.че.во. Никаких ощущений. Вода. Голимая вода. Я вляпалсяводой...
Телефон! Звонит!
- Ало, ало!!!
- Лёх, слыш чо...
- Денчик! Родной ты мой! Ты где?! Ты чо не едешь?
Я хочу спросить его: ВЗЯЛ? Но боюсь спугнуть, сглазить. Закусываю губы и - наудачу -скрещиваю пальцы. Трясу ими возле трубы, от нетерпения.
- Лёха, прикинь, этого пидора- барыги нет дома. Я его возле подъезда прождалдва часа. Потом поехал еще пару адресов пробил - везде голяк. Все - нашкуроходе. Ни у кого ничего нет...Говорят, завтра будет.
- А-а-а! Денимка...я же не доживу до завтра...
- Не песди. Раньше-то доживал. Нихуйа с тобой не сделаецца. Я завтра по утруэту тему опять пробивать буду. Может чего-нибудь вымучу.
- Денис! Сцука! Я ж тебя всегда выручал...(надо ему на гниль надавить) Я ж натебя понадеялся! Если б я знал, что ты весь день по порожнякам просуетишься, ябы сам взял!
- Не песди. Где б ты взял?! Я же тебе говорю: весь город сейчас на шкуроходе.После того, как мусора хачиковскую тему накрыли - у всех голь. Если не веришь -я тебе щас обратно твое бабло привезу и - ибись ты дальше, нахуй, в одного!Беспезды...Я уже заибался перед тобой отмазываться, как перед наставником, нах!Лежит он дома, как тюлень пляжный, а я тут по всему городу круголи нарезаю.Хуйово ему, видишь...а кому щас лехко?
Не. Не песдит Ден...Хотя, с другой стороны, кто его знает - хуя мутного?
- Во сколько ты завтра появишься?
- Не знаю...Как только - так сразу.
Ну вот и все...Впереди - ночь. От ужаса у меня леденеет скальп. Опять ночь безсна. В оглушающей, давящей, как душный пресс, тишине гостиной клетки 17-тикв.м. С задротным кино по ТВ кабелю. С обсосными вампирами и рекламными паузамикаждые 15 минут. Рекламными паузами, тянущимися по полчаса. Полчаса наперечисление всех городских блядских фирм "досуга", питающих этокабельное ТиВи. С их шлюхами, поголовно сидящими на винте и мульке...А-а-а-а!!!
Мне холодно, я тяну на себя одеяло. Нет, делаю усилие-насилие над своимиватными, вибрирующими ногами и бреду к шкафу. Достаю оттуда свою куртку. Язнаю, почему меня морозит и стараюсь подготовиться к неизбежному кошмару,который неумолимо надвигается на меня, струясь по венам. Я чувствую, что тотгрязный, заплесневелый раствор, что я вогнал в свою кровеносную систему нетолько не подлечит меня...Сейчас он тряханет меня не по-детски.
Я гружусь на диван и наворачиваю на себя одеяло, куртофан, зарываясь с головойв эту берлогу. Холодно, холодно...начинает потрясывать. Поджимаю колени кподбородку. Шерстяные носки на ногах нисколько не греют. Меня уже колотит отпронзительного холода, который в судорогах ломает мое тело. Зубы лупятся,молотятся, гремят, как поезд, сорвавшийся с тормозов и летящий под откос. Руки-подмышки...руки -в пах. Нечем дышать. На миг выныриваю сухими губами из ворохаодежды и одеял - глоток воздуха и - обратно. Хочу пить! Почему я забыл набратьв стакан воды?! Ко!Ло!Тит! Ме-ня-ко-ло-тит! ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы...
10 минут, 15 минут. В прошлый раз конкретно трясло в течение 25 минут...Пульс -тонкой, злой иголочкой агонизирует в бешенном ритме будильника, сорвавшегося совсех катушек! За-жму-ри-ва-ю-гла-за...
Я спускаюсь по обшарпанным бетонным ступеням грязной лестницы в темный подвал.Как темно. Хватаюсь рукой за влажную, склизскую стену. Ладонь скользит по ней,как по теплым соплям. Зачем я иду в этот подвал? Такое чувство, что я долженвстретиться здесь с кем-то...Кто-то ждет меня в этом подвале и я иду к нему.Чиркаю зажигалкой и в ужасе отшатываюсь от стены, за которую только чтодержался: прямо из нее на меня смотрят огромные глазницы. Безумно-спокойные,подернутые розовой сеточкой капилляров - молочно-сизые глазницы без ресниц ибровей. Глубокие, чорные омуты зрачков - бесконечные, бездонные колодцы,затягивающие в свои воронки - внимательно и напряженно следят за каждым моимдвижением. Я вжимаюсь в угол, руками пытаясь закрыться от безумного взглядавсевидящих глазниц. Зажигалка падает на пол и я проваливаюсь в тяжелый, давящиймрак. Кто-то, осторожно ощупывая, дотрагивается до моего лица холодными,влажными, мохнатыми щупальцами...струится по ногам...А-а!!!
Я в ужасе, вырываюсь, выныриваю из болта своих кошмаров, которые снятся мнекаждую кумарную ночь. Я мокрый. С меня течет пот, сопли, слюни, которыеизмочили подушку.С меня течет. Я- не пидор. Я-наркоман. Я сижу на гере. Поэтому, у меня- недержание жидкостей в организме иони сочатся из всех дыр моего тела. Мой желудок пустойЗа окном ветер полощит всерой, утренней мороси, черные листья сентября. "Последняя осень..."
Вспоминаю кино-эпопею "Великая отечественная": гремит колокольныйнабат и на экране, из огня встают кровавые цифры "1941". Для меня жебезумным огнем полыхают титры другого летоисчисления- из пламени восстает имянынешнего года: "2001". Этот страшный год...Самый страшный год в моейжизни...
Господи. Господи! Что же мне попросить у тебя? (героин, героин, героин, чупс,дорожку, трассу) ...Не могу я. Нет у меня права обращаться к Тебе, проситьТебя. Не могу я пятнать святые одежды Твои своими грязными желаниями шакала,мыслями червя...Господи! Освободи меня, забери меня к себе...Господи...
Телефон!
- Да! Ало!
- Слыш, Лёхансе, давай, подъезжай.
- Ден?!
- Да, все нормально. Взял. Подъезжай, давай.
- Денчик родненький, ты охуйел, что ли? Как я подъеду? Ден, я же ходить немогу...Ден...Ты ж говорил - сам приедешь...ты чо...
- Ну, я хуй знает...Слыш, у меня должен сегодня мастер телефонный прийти. И ещещас Илюха должен звонить из района. Понимаешь, в общем, что я тебе говорю?
- Ден...я не смогу.
- Лёха, ты заибал. Давай, короче, не разводи сопли, подваливай наскоряк. Всё!
Я знаю, что могу уговорить Дена подъехать. Но - не уверен, что он появится уменя в течение ближайших 2-х - 5-ти - 10-ти часов. Сидеть на подоконнике,приклеившись лицом к стеклу и молиться на каждый автомобиль, мелькающий средидеревьев?
Я отлепляю свое деревянное, мокрое тело от пролежней дивана. Мысль о скоромизбавлении от ломки, гонит меня на выход. Тыкаюсь в первые попавшие в полезрения, ботинки без шнурков, срываю с вешалки куртку...Выхожу на улицу. Какдавно я не был на улице...всю жизнь. Листья трутся на деревьях, скрежеща желтойчешуей о ветки. Как быстро проскользнули весна и лето. Я ни разу не был на море.Ни разу. Уже два года. А скоро зима...грязное марево пара из канализацтонныхлюков, птичье дерьмо и ржавая, собачья моча на грязном снегу...
- Слышь, братан, подбросишь до Г-ской?
- Сколько дашь?
- Не понтуйся. Назови цифру. ("братан"- кошелек, блиа, сцука,заибаный!)
- Полтиник. Пойдет?
- Иди нахуй. (Я - не жлоб. Нет у меня полтиника...)
- Хорошо. А тридцатку дашь?
- Поехали.
- Ты уж лучче сразу мне бабки давай. А-то, знаю я...меня уже не разнайобывали...
- На, не щекотись.
Ден...сцука...Что ж ты меня про лифт не предупредил?! Я ж к тебе на 8-ой этажеле дополз...
- Гыыы, не песди! Дополз же! Хуй ево знает, чо с лифтом...Вчера, в роде,работал.
- Сколько взял? Грамм?
- Да ну, нах! Какой грам, ты чо? Токо половину. И ту еле как удалось вырулить.Цены взлетели, барыги совсем поахуевали. Ты ж понимаешь ситуацию...А чо я твоюконсерву из окна не увидел? Ты чо- на тачке?
- Говорю ж тебе - хуёво мне. Не рулить, не двигаться не могу. Ден, ну, быстрееже, быстрее!
- Гогого, да ладно! Вижу, што у тебя уже клешни дрожат. Чо, совсем хуёво?Сколько сыпать?
- Хуйли ты спрашиваешь...
- С нафтизином?
- А есть?!
- ...Ладно, дам, чтоб не песдел в другой раз...Сам сможешь или тебя вляпать?
- Не, сам уже не смогу. Помоги, Ден. Да хватит уже его кипятить, выпаришь все!Давай, давай, скорей...Ничо хоть гер?
- ...Да-а, хуйня. Бодяженный. А хуйли, лучше-то все равно нет...Да, не трясисьты так! Мешаешь! Руку зажми...щас подлечишься.
Вот ведь сцука, уже, значит, и отсыпал и разбодяжил...
- Ну, как, Лёх, подраскумаривает?
Я закрываю глаза и начинаю чувствовать. Дрож растворяется в дымке спокойствия.Спокойствие и нежность окутывают меня. Наливаются и тяжелеют ноги. Я медленноотваливаюсь на спинку кресла. Покой. Мне тепло. Мне уже хорошо...Блять! Словнокто-то вдруг саданул меня битой по пояснице. А! Блять! Опять такая же хуйня!
- Ден! Чо за хуйня?!
- Лёх? Лёха! Ты чо? Тебя тряхонуло, что ли? С хуя?
- Чего ты в гер набуторил? С чем ты его разбодяжил?! У меня рожа полыхает! А!
- Погоди, погоди, Лёха! Тебе догнаца надо! Если тот- грязным был...ящас...зажми руку!
- Дывый быстрыййы, - сквозь зубы скулю я от боли: в мою спину вбиваетсяраскаленый кол!
...Мама...я обещал тебе перезвонить...Какая ты молодая...красивая, ма...ма...
"А сейчас Алёшенька нам прочитает стихи!"
- Лёшик, ты же прочитаешь стихи бабуле и дедушке? Смотри, папа сейчас тебяфотографировать будет - шепчет мама и легко приподняв, ставитменя-четырехлетнего, темноголового, по-воробьиному нахохлившегося, мальчика настул. Конечно же я расскажу вам стихи! Я люблю эти стихи, потому что в нихговорится про моих маму и папу. Я улыбаюсь и кричу:
- Солнце - жолтое!Море синее.Папа сильный.Мама красивая!
глава первая(из прошлых жизней)
Я лежу надиване в своей гостинке, пропахшей кислымибычками дешевых сигарет, истлевшими носками, потом и затхлой пылью. Я лежу надиване, вытянувшись на его узкой плоскости, как галстук-селедка. Чихаю, чихаю,чихаю приступами, без остановки. Меня кума-а-а-а-ри-и-ит...
Из носа, как из прохудившегося крана, непрерывными струйками текут водянистые,едкие сопли, которые разъедают губы и руки. Я зайибался высмаркиваться, вытираюих рукавом. Встать и слить их в облупленную раковину я уже просто не в силах. Яне могу ходить. Мои ноги превратились в желе и трясутся, как белье на веревке.Я ничего не хочу, кроме одного: мне нужен порох. Белый. Гер, герыч, герик,ге-ро-ин. Мне в хуй не вперся бычий торч, мне надо просто прийти в себя:почувствовать свои руки, ноги, высохнуть от этого ледяного, липкого пота,навести резкость на глаза, увидеть цвет дня и вдохнуть запах ночи.
Я- не человек. Я- ухо. Я огромное ухо аккустика, настроенное на уличную волну.Мне в хуй не вперлись ваши лазерные песнопения. Я жду должен приехать Ден ипривезти мне лекарство.
Я лежу на диване. Напротив - иллюминатор телевизора. Суетливо скользит реклама.Я ненавижу этого бобра, который чистит свои мультипликационные зубы зеленойпастой. А потом грызет дерево. Грызет и чистит, чистит и грызет. А по мокройозерной волне, на белой яхте к бобру плывут два пидора, чтоб восхититься егозубами и разведать секрет их прочности. "Чем ты, бобер, полируешь своиточилки? Ого, какие зубы!" А-а-а...Меня кумарит эта реклама! Заткнитесь!Заварите свои липкие, пидорские улыбочки! Мне противны ваши сытые, розовые,рыхлые морды! Мне омерзителен бобер! И главное - вот это летнее, зелено-синее,холодное озеро. Я - не наркоман. Я - больной. Я- очень больной человек. Я-псих. У меня фобия: отвращение к воде.
Уже не помню, когда я в последний раз чистил зубы? Вода кажется мне холодной,липкой, далекой субстанцией, отдельной от меня вообще. Вода мне неприятна точнотак же, как здоровому человеку неприятна и мерзка студеная болотная жижа. Яощущаю свою кожу, как одежду и, когда на нее попадает вода, моя кожа становитсятакой же мерзкой, как мокрая кофта. Вязаная, тяжелая, мокрая кофта, прилипшая кголому телу. Я не мою руки потому, что у меня на пальцах трикотажные перчатки.Я не могу их снять. Поэтому стараюсь держать их сухими- подальше от воды.
Я не хочу есть, не хочу курить. Дым першит горло и, раздирает его сухим,удушающим кашлем. Я могу есть и курить только, когда я здоров: от лекарства -до лекарства. Тогда я ем. Я превращаюсь в муху и ем сладкое. Наверно организмнуждается в сахаре и я загружаю его в себя вместе с конфетами, плюшками,шоколадными плитками...Только мороженое я не люблю: в нем слишком много воды.
Помню, я ел мороженое, когда не кололся, когда еще только нюхал гер...Как многоя мог сделать в то время в своем обнюханном состоянии: работать по 24 часа всутки, песдеть, успевать везде и ко всем. Весело блевать, свесившись из своеймашины, на тротуары ночных улиц. Приоткрыв дверь - опорожнять кишечник подсочувственные взгляды прохожих...
Потом, гер, пропущенный через нозри, перестал вшторивать и я начал задвигатьего по венам. Той трассы, что за раз засасывала только одна моя ноздря - мнепоначалу хватало на 3 раза, чтобы вмазаться. Убиться так, чтоб перегнуло...
..Когда это было? Зачем я вспомнил о тех трассах из своей прошлой жизни?Рыхлых, жирных, белых, длинных трассах, которыми с таким дешовым понтом- угощалсвоих товарищей-друзей, все встречных- поперечных чаек, которые...Каждый из нихв свое время успел слить меня ментам, стремающим стада "наркозависимых"по одному лишь виду ручек, запортаченных грязными иглами.
Под угрозой трех-суточного заключения в аквариум на КПЗ сломается любой, дажесамый "правильный наркоман". Хых, "правильный", блиа...Нетправильных среди шакалов-шизофреников, готовых слить кого и что угодно за куцуюдорожку бодяжного гера. И я не держу зла на тех, кто сдал меня. Я бы тоже невыдержал, хуйли песдеть?! Я бы не выдержал и слил ВСЕХ! ВСЕХ, о ком бы неспросили меня мусора! Если б они закрыли меня в четырех стенах на трое суток...апотом показали ложку с чистым, прозрачным, как змеиный яд, раствором.
Я знаю девку-наркоманку. Она училась вместе со мной в институте. Была реальной,рысью и волчицей эта девка. Красивой, гордой, умной стервой. И у меня срывалокрышу, только от единой мысли, что ее может коснуться кто-нибудь другой, кромеменя. Дурак, я ревновал ее без всякого права на это. Она любила неменя...Сейчас - за пол дорожки бодяжного, сырого гера, смешанного с бодягой,которая всплывает в ложке трухлявыми, сопливыми осадками и забивают даже ватуна игле - готова сняться и епстись с кем и с чем попало. Человек, которого герпревратил в животное. Трусливое, больное, жадное до пороха животное.
Меня тошнит и я ползу до унитаза. На бумажных коленях, закидываю голову в очкои блюю. Скелет, оставшийся от моего истлевшего тела, пульсирует и давит изпустого желудка не рвоту, но одну зеленую слизь. Я давлюсь этой мокротой,размазываю по губам и плачу. Мне нужен ге-е-е-е-ер!!!
Телефон! Звонит телефон! Скорей, скорей в комнату, к аппарату! Ноги не гнутся ия падаю, ползу, хватаю трубку:
- Ало, ало! Кто это?!
- Лёша, так ты, оказывается дома?
Это - мама...Блиа, нахуйа же мне звонить?! Да, отйибитесь же! Что вам всем отменя нужно?! Вы же не можете помочь! Идите на-а-а-ху-у-й! Я зажмуриваю глаза,мой рот корчится в спазмах:
- Мама...я сплю...я устал...я сам тебе перезвоню!
Кидаю трубку. Мне похуй, что ты обо мне подумаешь и скажешь, мама! Я вас нетрогаю, я живу один, мне никто, слышишь, НИКТО не нужен, не надо мне звонить!Не-на-до!
Я ползаю по ковру, зажав ресфедер в своих мокрых, дрожащих, грязных пальцах. Яищу кропали. Микроскопические крошки гера, который когда-то так щедропросыпался на пол со стола. В глазах рябит, роятся черные мухи - пыль,запорошившая зрачки и перекрасившая мой разноцветный мир в черно-белый негатив.Волосы слиплись на лбу и холодные капли пота стекают по вискам. Я очень слаб, уменя нет сил даже на то, чтоб отодвинуть кресло. Я знаю, что под ним ничего ненайду. Я уже не однажды шарился там в прошлый, в позапрошлый, впоза-позапрошлый раз...И все равно, я опять подпираю своими костями этопоганое, тяжелое кресло и сдвигаю его в сторону с того черного квадрата наполу, к которому оно так прочно приросло. Своим глазам я не верю, поэтому,миллиметр за миллиметром оглаживаю, ощупываю линолиум нервными, чувствительнымипальцами. Крупинка, еще одна. Мне похуй цвет, каждую найденную на полу крошку япробую на вкус. Я жду, когда мой напряженный, воспаленный ищущий язык нащупаетгоречь. И я лижу свои пыльные, грязные пальцы, нашарившие на полу твердыекрошки грязи. Я ослеплен своей безумной надеждой.
Неужели?! Нашел?! Слишком маленькая, микроскопическая крошечка. Я не дышу -боюсь неосторожным движением выронить ее из клюва ресфедера, потерять своесокровище. Я не уверен в скользких, потных пальцах, в дрожь зажавших инструменти подставляю ладонь. Заплетаясь ногами, несу на кухню и бережно опускаюнайденный кропалик в ложку. Мало. Этого будет мало. Нужно, как минимум, ещештук 10 таких кусочков, чтобы они немного подлечили меня. Возвращаюсь в комнатуи снова ползаю по полу, перебирая каждую ворсинку на ковре и вылизывая языкомлинолиум своей гостинки...
Мертвый телефон. Может его опять отключили и Ден, с утра уехавший с моим бабломза героином, просто не может мне дозво...Гудит. Работает.
- Ало, девушка, Сорокседьмая, милая, я понимаю, что уже заибал и тебя, иДвадцытьпятую, и вообще всю вашу пейджинговую контору. Но вы точно уверены, чтономер 88-54 не доступен? Точно? Тогда передайте для номера 45-64...Тоже не доступен?А кто же тогда, блиать, доступен?!...Нет, извините, подождите...- Блиа! Сцука!Опять бросила трубку...
"Меня сейчас нет дома. Оставьте свою мессагу - я перезвоню!"(перезвонишь ты, урод, сцука, Денис, пидор! Интересно, сколько гудков-сообщенийу него уже набралось? Один...два...Два?! Час назад было десять!)
- Слыш, Денис! Ден, я же знаю, что ты - дома! Слышь, возьми трубку, Ден! Это я-Лёха. Ден!! Срочно! Слышь, СРОЧНО позвони мне!!!
Сцу-ука-а-а! Дома он, пидор, не хочет брать трубку! Взял на мое бабло гер,полечился, а мне - сосать?! Знает же, пидор, что я отдал ему последнее!
Этого кропалика мне не хватит, чтобы раскумариться. Все накопленные ватки я ужедавным-давно выпарил и отжал...Ватки-петушки-курочки-завертончики, черезкоторые - намотанные на иглу- с ложки фильтруется в баян-гармошечку раствор.Где же они- ватки? Может быть еще раз запарить их, вместе с найденным на полукропаликом?
Выбираю в машинку этот забодяженный, левый раствор, капаю с иглы на кисть -попробовать на горечь-крепость забуторенную жидкость. Еле-еле горчит. Почти неслышно. Почти голимая вода...и по вкусу, и по цвету. И даже добавить нечего:нет ни супрастина, ни...ничего нет...
Теперь- найти вену. Какой же гиморрой с этим вляпыванием! С этим герычемзаибанным! Сначала найти бабло, потом- найти барыгу, после- найти где можнобыстро заварить и раскумариться, и главное- найти вену! Из всех этих хует -самое кумарное- найти свободную, живую вену и попасть в нее!
Ладно, попробую сюда...игла тупая, сцука - не проткнет. Хотя, острая игла -тоже хуйово: может пробить вену навылет...Если же загнать раствор не в трубу, апод кожу это...такой песдец!!!
Не, вот...пошел контроль: тонкий, кучерявый ручеек крови вонзается в шприц.Есть контакт. Гоню его, придавливая поршнем, обратно в вену, вместе сзабуторенным расствором. Мои глаза, уши, язык - все внутри. Я прислушиваюсь ксебе. Я жду. Ни.че.во. Никаких ощущений. Вода. Голимая вода. Я вляпалсяводой...
Телефон! Звонит!
- Ало, ало!!!
- Лёх, слыш чо...
- Денчик! Родной ты мой! Ты где?! Ты чо не едешь?
Я хочу спросить его: ВЗЯЛ? Но боюсь спугнуть, сглазить. Закусываю губы и - наудачу -скрещиваю пальцы. Трясу ими возле трубы, от нетерпения.
- Лёха, прикинь, этого пидора- барыги нет дома. Я его возле подъезда прождалдва часа. Потом поехал еще пару адресов пробил - везде голяк. Все - нашкуроходе. Ни у кого ничего нет...Говорят, завтра будет.
- А-а-а! Денимка...я же не доживу до завтра...
- Не песди. Раньше-то доживал. Нихуйа с тобой не сделаецца. Я завтра по утруэту тему опять пробивать буду. Может чего-нибудь вымучу.
- Денис! Сцука! Я ж тебя всегда выручал...(надо ему на гниль надавить) Я ж натебя понадеялся! Если б я знал, что ты весь день по порожнякам просуетишься, ябы сам взял!
- Не песди. Где б ты взял?! Я же тебе говорю: весь город сейчас на шкуроходе.После того, как мусора хачиковскую тему накрыли - у всех голь. Если не веришь -я тебе щас обратно твое бабло привезу и - ибись ты дальше, нахуй, в одного!Беспезды...Я уже заибался перед тобой отмазываться, как перед наставником, нах!Лежит он дома, как тюлень пляжный, а я тут по всему городу круголи нарезаю.Хуйово ему, видишь...а кому щас лехко?
Не. Не песдит Ден...Хотя, с другой стороны, кто его знает - хуя мутного?
- Во сколько ты завтра появишься?
- Не знаю...Как только - так сразу.
Ну вот и все...Впереди - ночь. От ужаса у меня леденеет скальп. Опять ночь безсна. В оглушающей, давящей, как душный пресс, тишине гостиной клетки 17-тикв.м. С задротным кино по ТВ кабелю. С обсосными вампирами и рекламными паузамикаждые 15 минут. Рекламными паузами, тянущимися по полчаса. Полчаса наперечисление всех городских блядских фирм "досуга", питающих этокабельное ТиВи. С их шлюхами, поголовно сидящими на винте и мульке...А-а-а-а!!!
Мне холодно, я тяну на себя одеяло. Нет, делаю усилие-насилие над своимиватными, вибрирующими ногами и бреду к шкафу. Достаю оттуда свою куртку. Язнаю, почему меня морозит и стараюсь подготовиться к неизбежному кошмару,который неумолимо надвигается на меня, струясь по венам. Я чувствую, что тотгрязный, заплесневелый раствор, что я вогнал в свою кровеносную систему нетолько не подлечит меня...Сейчас он тряханет меня не по-детски.
Я гружусь на диван и наворачиваю на себя одеяло, куртофан, зарываясь с головойв эту берлогу. Холодно, холодно...начинает потрясывать. Поджимаю колени кподбородку. Шерстяные носки на ногах нисколько не греют. Меня уже колотит отпронзительного холода, который в судорогах ломает мое тело. Зубы лупятся,молотятся, гремят, как поезд, сорвавшийся с тормозов и летящий под откос. Руки-подмышки...руки -в пах. Нечем дышать. На миг выныриваю сухими губами из ворохаодежды и одеял - глоток воздуха и - обратно. Хочу пить! Почему я забыл набратьв стакан воды?! Ко!Ло!Тит! Ме-ня-ко-ло-тит! ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы...
10 минут, 15 минут. В прошлый раз конкретно трясло в течение 25 минут...Пульс -тонкой, злой иголочкой агонизирует в бешенном ритме будильника, сорвавшегося совсех катушек! За-жму-ри-ва-ю-гла-за...
Я спускаюсь по обшарпанным бетонным ступеням грязной лестницы в темный подвал.Как темно. Хватаюсь рукой за влажную, склизскую стену. Ладонь скользит по ней,как по теплым соплям. Зачем я иду в этот подвал? Такое чувство, что я долженвстретиться здесь с кем-то...Кто-то ждет меня в этом подвале и я иду к нему.Чиркаю зажигалкой и в ужасе отшатываюсь от стены, за которую только чтодержался: прямо из нее на меня смотрят огромные глазницы. Безумно-спокойные,подернутые розовой сеточкой капилляров - молочно-сизые глазницы без ресниц ибровей. Глубокие, чорные омуты зрачков - бесконечные, бездонные колодцы,затягивающие в свои воронки - внимательно и напряженно следят за каждым моимдвижением. Я вжимаюсь в угол, руками пытаясь закрыться от безумного взглядавсевидящих глазниц. Зажигалка падает на пол и я проваливаюсь в тяжелый, давящиймрак. Кто-то, осторожно ощупывая, дотрагивается до моего лица холодными,влажными, мохнатыми щупальцами...струится по ногам...А-а!!!
Я в ужасе, вырываюсь, выныриваю из болта своих кошмаров, которые снятся мнекаждую кумарную ночь. Я мокрый. С меня течет пот, сопли, слюни, которыеизмочили подушку.С меня течет. Я- не пидор. Я-наркоман. Я сижу на гере. Поэтому, у меня- недержание жидкостей в организме иони сочатся из всех дыр моего тела. Мой желудок пустойЗа окном ветер полощит всерой, утренней мороси, черные листья сентября. "Последняя осень..."
Вспоминаю кино-эпопею "Великая отечественная": гремит колокольныйнабат и на экране, из огня встают кровавые цифры "1941". Для меня жебезумным огнем полыхают титры другого летоисчисления- из пламени восстает имянынешнего года: "2001". Этот страшный год...Самый страшный год в моейжизни...
Господи. Господи! Что же мне попросить у тебя? (героин, героин, героин, чупс,дорожку, трассу) ...Не могу я. Нет у меня права обращаться к Тебе, проситьТебя. Не могу я пятнать святые одежды Твои своими грязными желаниями шакала,мыслями червя...Господи! Освободи меня, забери меня к себе...Господи...
Телефон!
- Да! Ало!
- Слыш, Лёхансе, давай, подъезжай.
- Ден?!
- Да, все нормально. Взял. Подъезжай, давай.
- Денчик родненький, ты охуйел, что ли? Как я подъеду? Ден, я же ходить немогу...Ден...Ты ж говорил - сам приедешь...ты чо...
- Ну, я хуй знает...Слыш, у меня должен сегодня мастер телефонный прийти. И ещещас Илюха должен звонить из района. Понимаешь, в общем, что я тебе говорю?
- Ден...я не смогу.
- Лёха, ты заибал. Давай, короче, не разводи сопли, подваливай наскоряк. Всё!
Я знаю, что могу уговорить Дена подъехать. Но - не уверен, что он появится уменя в течение ближайших 2-х - 5-ти - 10-ти часов. Сидеть на подоконнике,приклеившись лицом к стеклу и молиться на каждый автомобиль, мелькающий средидеревьев?
Я отлепляю свое деревянное, мокрое тело от пролежней дивана. Мысль о скоромизбавлении от ломки, гонит меня на выход. Тыкаюсь в первые попавшие в полезрения, ботинки без шнурков, срываю с вешалки куртку...Выхожу на улицу. Какдавно я не был на улице...всю жизнь. Листья трутся на деревьях, скрежеща желтойчешуей о ветки. Как быстро проскользнули весна и лето. Я ни разу не был на море.Ни разу. Уже два года. А скоро зима...грязное марево пара из канализацтонныхлюков, птичье дерьмо и ржавая, собачья моча на грязном снегу...
- Слышь, братан, подбросишь до Г-ской?
- Сколько дашь?
- Не понтуйся. Назови цифру. ("братан"- кошелек, блиа, сцука,заибаный!)
- Полтиник. Пойдет?
- Иди нахуй. (Я - не жлоб. Нет у меня полтиника...)
- Хорошо. А тридцатку дашь?
- Поехали.
- Ты уж лучче сразу мне бабки давай. А-то, знаю я...меня уже не разнайобывали...
- На, не щекотись.
Ден...сцука...Что ж ты меня про лифт не предупредил?! Я ж к тебе на 8-ой этажеле дополз...
- Гыыы, не песди! Дополз же! Хуй ево знает, чо с лифтом...Вчера, в роде,работал.
- Сколько взял? Грамм?
- Да ну, нах! Какой грам, ты чо? Токо половину. И ту еле как удалось вырулить.Цены взлетели, барыги совсем поахуевали. Ты ж понимаешь ситуацию...А чо я твоюконсерву из окна не увидел? Ты чо- на тачке?
- Говорю ж тебе - хуёво мне. Не рулить, не двигаться не могу. Ден, ну, быстрееже, быстрее!
- Гогого, да ладно! Вижу, што у тебя уже клешни дрожат. Чо, совсем хуёво?Сколько сыпать?
- Хуйли ты спрашиваешь...
- С нафтизином?
- А есть?!
- ...Ладно, дам, чтоб не песдел в другой раз...Сам сможешь или тебя вляпать?
- Не, сам уже не смогу. Помоги, Ден. Да хватит уже его кипятить, выпаришь все!Давай, давай, скорей...Ничо хоть гер?
- ...Да-а, хуйня. Бодяженный. А хуйли, лучше-то все равно нет...Да, не трясисьты так! Мешаешь! Руку зажми...щас подлечишься.
Вот ведь сцука, уже, значит, и отсыпал и разбодяжил...
- Ну, как, Лёх, подраскумаривает?
Я закрываю глаза и начинаю чувствовать. Дрож растворяется в дымке спокойствия.Спокойствие и нежность окутывают меня. Наливаются и тяжелеют ноги. Я медленноотваливаюсь на спинку кресла. Покой. Мне тепло. Мне уже хорошо...Блять! Словнокто-то вдруг саданул меня битой по пояснице. А! Блять! Опять такая же хуйня!
- Ден! Чо за хуйня?!
- Лёх? Лёха! Ты чо? Тебя тряхонуло, что ли? С хуя?
- Чего ты в гер набуторил? С чем ты его разбодяжил?! У меня рожа полыхает! А!
- Погоди, погоди, Лёха! Тебе догнаца надо! Если тот- грязным был...ящас...зажми руку!
- Дывый быстрыййы, - сквозь зубы скулю я от боли: в мою спину вбиваетсяраскаленый кол!
...Мама...я обещал тебе перезвонить...Какая ты молодая...красивая, ма...ма...
"А сейчас Алёшенька нам прочитает стихи!"
- Лёшик, ты же прочитаешь стихи бабуле и дедушке? Смотри, папа сейчас тебяфотографировать будет - шепчет мама и легко приподняв, ставитменя-четырехлетнего, темноголового, по-воробьиному нахохлившегося, мальчика настул. Конечно же я расскажу вам стихи! Я люблю эти стихи, потому что в нихговорится про моих маму и папу. Я улыбаюсь и кричу:
- Солнце - жолтое!Море синее.Папа сильный.Мама красивая!
глава вторая(свято место пусто не бывает)
- Ну чего, поехал я тогда - Кириллыч поднялся из-за стола и направился в прихожую. - Значит, через три дня либо я либо Ким к тебе подскочим и заберем бабки. Смотри только, чтобы вся сумма была.
- Да, Кирилл, как договаривались, так все и будет, я ж тебя ни разу не подводил, верно?
Кириллыч уже втиснул ножищи в разношенный "рибок" 46 размера и напяливал на себя куртку.
- Да с вашим братом вечно какие то путки и непонятки. Не подводил - так подведешь... - немигающий взгляд здоровенного Кириллыча вперился в переносицу Дэна
- Да нет, Кирилл, что ты, с чего ты взял?
Тот помолчал, покатал во рту незажженую мальборину.
- Был тут у нас случай. Тоже с парнишкой работали, месяца три где-то, может больше. Товар ему подвозили, он банчил исправно, деньги все в срок отдавал, никаких динам, никаких обломов. А вот однажды приехали к нему, лаве забирать - а у него ни денег, ни товара...Мусора говорит налетели, все отмели. Откупился мол. И мусора типа залетные, не с местного отдела. Левые. Мы ясно дело пробили тему - не было такого. Втирает нам, гаденыш. Ну снова к нему подъехали, еще раз потолковали. И что? Выяснилось - сам все продвигал, коззел - Кириллыч прикурил, и, глубоко затянувшись выпустил дым Дэну в лицо.
- Ну и чего с ним было?
- Разобрались...Так что работай нормально, и с тобой все нормально будет, понял? Ну, бывай.
Дэн запер за Кириллычем дверь, тяжело вздохнул и пошел обратно на кухню. Поставил чайник, закурил, и уселся за стол. Было слышно как внизу, во дворе, захлопнулась дверь машины, через некоторое время заработал движок, и, взревев, "не роскошь, а средство передвижения" с Кириллычем за рулем умчалось со двора в темный питерский вечер. Предстоял довольно таки скучный для Дэна процесс - фасовка. В этот раз Кириллыч привез больше товару чем обычно - 20 грамм, которые надо было распихать за трое суток. Раньше Дэну выдавалось 5 грамм на день или 10 на два, но из-за того, что торговля шла справно и героин разбирали быстро, Кириллыч со товарищи решили увеличить оборот.
Хорошо, паразит, поднялся, подумал Дэн. Прямо пример для подражания - как выжить в современном обществе, не нажив особых геморроев себе на задницу. Кириллыч был лет на пять постарше Дэна, имел две ходки, причем не по хулиганке, а по тяжелым, уважушным статьям. Авторитет после второй отсидки в микрорайоне он заработал быстро, сколотил бригаду из парней, с которыми вместе тянул срок, заручился поддержкой вышестоящего криминального начальства и начал заниматься делом.
Помимо крышевания мелких коммерсов, взымания дани с блядей, что стояли на пятаке и на проспекте, Кириллыч со своей бригадой иногда выполнял поручения каких то темных личностей, в общем - крутился по стандартной для мелкого криминала схеме. Грандиозный отстрел короткостриженных бойцов в кожанках и кроссовках, что имел место быть в криминальной столице в девяностых, Кириллыч доблестно отсидел, и шагнул в двадцать первый век с чистой совестью и без дырок в шкуре.
Но не одними блядьми да ларьками сыт будет современный предприниматель, обитающий в городе трех революций. Только ленивый или слабый головой бандит в Питере не занимался наркотой, вот и Кирилл и его команда завели в "квадрате" несколько наркоточек, которыми правили железной рукой. Торговали, само собой, героином - трава для растаманов, таблетки для колбасеров, хмурый - для гегемонии. Торчков в районе было как грязи, появление новых точек народ воспринял с энтузиазмом, а поскольку канал у Кириллыча был хороший и порошок шел качественный, торговля завелась с нуля. Братки, пару раз в неделю объезжавшие точки, собиравшие выручку и раздававшие новые партии, считали прибыль и ощущали кайф.
С органами закона и порядка проблем не возникало. Участковый, штабс- капитан Косметичкин Кириллыча откровенно побаивался, деньги от него стыдливо брал, хотя, пару раз будучи в сильно загазованном состоянии орал во дворе что "посадит этого борова лет на десять и поломает ему всю малину". Но, протрезвев и отпившись пивком, возвращался к своим обязанностям - взирал на наркоторговлю сквозь пальцы, гонял потерявших совесть и стыд торчков и лениво реагировал на сигналы общественности. Однажды, перевыполнив дневную норму, утомленный солнцем и дешевым портвейном Косметичкин уснул на лавке, и местная гопота, из классовой ненависти к цветной братии сперла у него головной убор и положенную ему по уставу офицерскую сумку марки "планшет". Сперли бы и ствол - да вот незадача - табельного оружия у Косметичкина отродясь не было.
В торговлю героином не так то просто пробиться. Совсем сторчанные личности не годятся по причине своей ненадежности, а не торчащие вовсе - подозрительны для покупателя - плох тот барыга, что сам не торчит. К такому продавцу изначально отношение плохое, настороженное и недоверчивое - "деньги на нашей беде делает, сволочь!". В барыги попадают наркоманы со стажем, известные в районе, но не сторчавшиеся в хлам и не опустившиеся до самого дна - динозавры, пережившие много и похоронившие многих. Наркоманская жизнь - не сахар, и, пожив системной жизнью лет пять-семь, человек меняется кардинально: приобретает ушлость, деловую хватку, хитрожопость и умение добиваться своей цели любым способом. Образцовая кузница кадров для менеджерского состава среднего и старшего звена.
Дэну повезло. Повезло неоднократно. Во-первых, он не помер, классически передознувшись в подъезде или вмазавшись раствором непонятного химического состава. Во-вторых, с законом серьезных проблем не нажил - влетел один раз по 224-1, но попал под амнистию и соскочил вчистую. В-третьих, вышепомянутая ушлость и деловая хватка позволяла относительно спокойно и регулярно торчать - Дэн, вхожий ко многим барыгам района служил для многих начинающих торчков "ногами". А недавно - окончательно подфартило - освободился Дэновский старый приятель, Мухомор. Оказывается, он сидел с Кириллычем в одной хате, ожидая суда, суда он дождался, суд оказался гуманным и Мухомор получил условно. Кириллыч был в глухой несознанке и благодаря своему молчанию после суда оказался на свободе, буквально через пару месяцев после Мухомора. А когда бригада решила начать героиновый бизнес, именно Мухомор был выбран Кириллычем как менеджер по персоналу, и именно Мухомор подбирал подходящий народец для непыльной работы на дому в сфере опиумной торговли. И, не забыв про давнюю дружбу, сидение за одной партой и прочие наивные вещи, вписал в бизнес Дэна. Дэн в то время плотно сидел на системе, исправно рискуя жопой по десять раз на день бегал по барыгам за кайфом, перебивался разного рода случайными криминальными заработками, и предложение поторговать принял с превеликим удовольствием - всяко лучше, чем хаты выставлять или с чужими деньгами по точкам околачиваться, ежеминутно ожидая облавы или ментовской операции.
Мухомор (Кириллыч, разумеется, но поначалу вся движуха шла только через Мухомора) условия для торговли выдвигал сказочные - героин на реализацию, причем по разумной даже для заваленного различнейшим кайфом Питера, цене. Товар на реализацию - значит утром стулья, а вечером деньги, т.е. барыга расплачивается с поставщиком не сразу, а после продажи всей партии. Такие условия были редкостью - обычно товар давался под реальные деньги, и продавец потом уже сам решал, как накрутить ценник, чтобы не остаться в минусах или в нуле.
В общем Дэн неплохо устроился - несколько раз в неделю, по вечерам, его посещал Мухомор, забирал деньги за предыдущую партию, выдавал следующий кулек с "медленным", оговаривал сроки продажи и исчезал, чтобы снова появиться с очередным целлофановым кульком в кармане, забрать деньги и вручить новую порцию на продажу. За каждый проданный грамм Дэн отдавал 700 рублей, недосдача в десять рублей считалась весомой причиной для отмены следующей партии. Учитывая розничную цену на героин в районе - тысяча целый, пятьсот половина, можно было жить. Причем жить не особо и плохо - порошок, который приносил Мухомор оценивался как "бомбообразный", и из десяти грамм можно было без зазрения совести сделать тринадцать-четырнадцать, без особых потерь в качестве. Каким образом? Путем добавления тщательно подобранных по цвету и фактуре не запрещенных законом добавок - типа растолченного сахара или таблеток цитрамона.
Само-собой, для того, чтобы торговать, нужна клиентура. В деле наркоторговли это вопрос сложный, если не сказать, ключевой. У Дэна был ряд людей, которые регулярно обращались к нему за помощью - кто-то знает барыгу, кто-то не знает, но имеет желание приобрести то, чем барыга торгует, обычная деловая операция, старо как мир. Дэн барыг знал. А в свете последних событий сам стал таким же. Естественно, никому из своих знакомых он не сообщил об этой смене социального статуса - меньше знают, крепче спят.
Сначала торговля шла по несколько усложненной схеме. Люди звонили, просили помочь, Дэн соглашался, оставлял людей в подъезде или на черной лестнице, "звонил" несуществующему барыге, "забивал стрелку", брал деньги, и, с кайфом в кармане шел на "стрелу". Описав круг-другой вокруг дома, возвращался, отдавал кайф, отсыпал себе законный процент, и отправлялся домой.
Потом Дэн разленился, наматывать круги вокруг квадрата и звонить нереальным дилерам стало совсем впадлу, и он приоткрылся паре надежных с его точки зрения личностей. Стал торговать им прямо с квартиры. Постепенно все наладилось - к нему были вхожи три-четыре человека, которым Дэн и продавал, все остальные брали исключительно через них. Таким образом и он особо не палился, и торговля шла относительно бойко.
Проблем с милицией не возникало. Гнуснопрославленный штабс-капитан Косметичкин, помимо того, что получал с Кириллыча, раз в неделю обходил вверенные ему партией и правительством точки и работал с контингентом, то бишь банально вымогал деньги. Приходил он и к Дэну, пронюхав, что тот стал заниматься торговлей. Первая профилактическая беседа с проживающим на его территории новоиспеченным дилером удовлетворила участкового. Дэн пообещал не беспредельничать, малолеткам не продавать, ворованные вещи не брать, обо всех изменениях в криминальной жизни микрорайона оперативно информировать Косметичкина, ну и дал похмельному капитану денег, само собой. Пятьсот рублей. Косметичкин ушел, подобно Шварценеггеру пообещав вернуться через неделю. С властью, хоть и такой ущербной надо дружить, подумал Дэн, запирая за пахнущим луком и перегаром мусором дверь.
Более серьезные представители власти - районные опера его, тьфу-тьфу, пока не беспокоили. Либо еще не успели прознать про его новую работу, либо пока решили не трогать. В районе и без Дэна для них хватало рыбных мест - на рынке недавно начали торговать пришлые дагестанцы, да и старые точки работали как часы. Вот и крутились опера около точек и вязали покупателей, это положительно сказывалось на репутации отдела, да пытались хлопнуть наглых черножопых. Пока не получалось. По правде сказать, некоторые из борцов с наркоторговлей сами были не дураки раскумариться - работа нервная, водку ведрами пить не все могут, а стресс снимать и нервы лечить надо. Вот и расслаблялись. Либо конфискатом, либо - навещая случайно выбранную точку и получая у безропотного барыги свою долю.
В таких условиях и приходилось работать местным барыгам (отчего то модное в столицах слово "дилер" ну никак не приживалось в рабочих районах Питера, да и барыги сами не тянули на дилеров из западных фильмов по внешности и имиджу), в том числе и Дэну.
В один прекрасный день Мухомор ввалился в квартиру к Дэну не один, а на пару с устрашающих размеров коротко стриженным амбалом, представил его как Кима, и объявил, что теперь Дэн будет иметь дело с ним. Потом, через несколько недель, Дэн увиделся и с Кириллычем. Знакомы то они были уже несколько лет, но тот факт, что товар ему поставляет именно Кириллыч для Дэна долгое время оставался неизвестным. Менялись люди, привозившие кайф, а схема торговли оставалась прежней. Иногда бывали задержки на день- на два, но у Дэна всегда был запасец, поэтому он, в отличие от своих покупателей перебои воспринимал совершенно безболезненно. Несколько раз ему приходилось самому ездить на стрелки, отдавать деньги и забирать товар, нервов это убивало изрядно, но в целом - дела шли хорошо.
Фасовать двадцать грамм на целые и половины - дело не очень интеллектуальное и интересное, а главное - не быстрое. Для нагнетания рабочего состояния Дэн решил раскумариться, упоротым делать занудную работу веселее. Его конечно не кумарило, но вмазаться хотелось, кто из наркоманов может устоять перед двадцатью граммами относительно чистого героина, лежащими прямо перед самым носом? Ясно дело, никто. Дэн не был исключением. К тому же надо было проверить качество продукта. Ему всегда привозили чистый порошок, но все равно - продавец должен знать, что предстоит впаривать клиентуре... На этот раз хмурый был коричневатого цвета, почти весь в камнях, что обещало хорошее качество. В предыдущие разы порошок был серый, не особенно сильный, но Кириллыч обещал сменить поставщика и вот, видимо, этот момент наступил.
Сказано - сделано. В ящике кухонного стола нашлось все необходимое для несложного процесса - ложка и пользованный инсулиновый шприц. Дэн насыпал в ложку на глаз несколько крупных камней, добавил порошка, залил кубом нафтизина. На поверхности жидкости не появилось ни одной плавающей крупинки - один из признаков чистоты продукта. Быстро растворив и прокипятив порошок в ложке, Дэн, через клок фильтра сигареты выбрал всю жидкость в шприц.
Положив руку на ногу и придавив сверху второй ногой Дэн с первой же попытки удачно попал в кистевую вену. Прогнал весь куб, пару раз прокачал кровью шприц, выдернул из вены, зажал дырку пальцем. Не спеша закурил, прислушиваясь к накатывающемуся приходу.
Героин оказался не просто хорошим - он был очень хороший. Дэн некоторое время побалансировал на грани передоза, но потом приход отпустил, и он пришел в себя. Можно было спокойно посидеть, порубиться перед началом фасовки, к тому же в том состоянии, в котором находился Дэн, многого он бы не нафасовал… Что-то бубнил телевизор в углу кухни, , сигарета в пальцах тлела, столбик пепла все рос и рос, в итоге переломился, и рухнул на стол. Вслед за пеплом в стол попытался уткнуться носом и Дэн, но вовремя ожил, встряхнулся, и снова принял относительно устойчивое положение в пространстве. Героин был и вправду мощным, поэтому неудивительно, что через пару минут Дэна снова повело вниз, голова была тяжелой, веки сами опускались. Усилием воли он заставил себя потушить окурок и после этого окончательно воткнул на пару часов. Телевизор продолжал свое фоновое вещание. За окном наступала ночь, опускалась темнота, которую рассекал лишь фонарь во дворе Дэновского дома.
Вялые почесывания лица, вялые приподнимания век, вялые опускания век, вялые два часа пролетели быстро. К этому времени Дэна малость подотпустило, и ему пришлось взяться за работу.
Первым делом он отсыпал себе, в заначку, приличное количество героина - грамма два, на черный день, который у любого наркомана может наступить в любую секунду. Но лишь торчки с головой делают некоторые запасы, словно белки на зиму, большинство протарчивают все что есть, и потом неделями валяются в липком поту на кумарах. Дэн был из первых, поэтому в заначке у него всегда находилось несколько грамм, к которым он прикасался лишь в случаях перебоев с поставками или вынужденных простоев в торговле.
Позаботившись о себе, он приступил к заботе о других. Закон сохранения героина гласит - отсыпал себе - досыпь бутора, поэтому Дэн приступил к бодяжению хмурого. Бодяжат все, но и бодяжить надо с умом - не сахаром, который легко определяется на вкус, и не димедролом, при нагревании превращающим порошок в сироп, который практически невозможно выбрать. У каждого барыги - своя методика, чем бодяжить товар, как бодяжить, и сколько бодяжить. Взять бывшего коллегу по цеху, Козыря с соседнего дома. Тот раньше тоже банчил, и весьма успешно, но потом жадность пересилила разум - Козырь набил себе дозу устращающих размеров, хоть в книгу рекордов Гиннеса обращайся, из-за дозы стал неумеренно сварлив, глуп и вреден, героин начал бодяжить по страшному, причем чуть ли не штукатуркой, да и ценник взвинтил до небес - отбиваться то ведь как-то надо... На этом карьера Козыря была кончена. Пару дней вся употребляющая общественность микрорайона брала у него по инерции, а потом все дружно стали искать другие каналы - кому охота за свои кровные стиральным порошком колоться? Никому. Поэтому Козыря поставили в игнор и стали брать в других местах - нормальный кайф за нормальные деньги. Ну а Козырь остался без клиентов и с дозой в полтора грамма. Теперь к Дэну каждый день ходит. Непонятно, правда, откуда он деньги себе на ширево достает, но - кого это на самом деле волнует? Клиент Козырь стремноватый, по слухам - давно стучит районным операм как пионерский барабан, но пока - тьфу, тьфу - все было гладко. Но интуиция подсказывала Дэну - Козыря надо было сливать, причем чем скорее - тем лучше. Неровен час с меченными денежками на кумаре прибежит… Береженного Бог бережет, а не береженного - сапог стережет.
Так что с бодягой Дэн старался особенно не жадничать: впаришь человеку совершенный беспонт, тот плюнет, и уйдет на другую точку, благо их в районе, как грязи. Кириллыча и его бригаду процесс торговли и качество продаваемого товара не интересовали совершенно: при желании Дэн мог торговать чистым сахаром, весь героин оставляя себе, главное чтобы выручка за товар поступала регулярно, аккуратно, в срок и копейка в копейку
Перемешав героин с заранее подготовленным бутором, Дэн приступил к фасовке. Само собой разумеется, никаких воспетых разного рода писателями и режиссерами весов и прочих приспособлений для взвешивания и упаковки героина у него не было. Мойка и твердый глаз - вот инструментарий современного питерского героинового барыги начала двадцать первого века. А с весами пускай дочка Березовского бегает, кокаин взвешивает.
Фасовка не заняла много времени - некоторое время позанимавшись торговлей такие вещи делаешь на полуавтомате. Целлофан был заранее нарезан, катушка ниток валялась в ящике стола, зажигалка была под рукой. Граммы и половины он делал не душные, паковал в двойной слой полиэтиленки, чтобы покупатель мог спокойно выходить из подъезда с приобретенным стаффом во рту. Привычку носить героин в карманах или в руке была задавлена инстинктом самосохранения - в таких делах лучше перебздеть, чем недобздеть. А те, кто надеялся на исконно русский авось и недооценивал жаждущих наркоманского тела оперов уже давно полировали собой нары в одной из питерских тюрем.
Телефон во время дележки и паковки молчал - Дэн предварительно выдернул штепсель из розетки. Меньше всего он хотел, чтобы его отвлекали нетерпеливые покупатели во время столь "интимного" процесса. Пусть звонят, когда все будет готово, не раньше.
"Хорошо, что чеками нынче не торгуют…", порадовался про себя Дэн. Раскидывать двадцать грамм по чекам - адова работенка, за которую не то что молоко, ангидрид надо выдавать, за вредность, причем - литрами. Нет, конечно, где-то в наркостолице России торговали и чеками, но такие точки были популярны лишь среди начинающих малолеток, для которых грамм - доза совершенно нереальная и попахивающая могилой. Да и торговали чеками исключительно малолетки, или безпринципные цыгане, окопавшиеся во Всеволожске.
Всеволожск вообще был наркоманской Меккой - никакие репрессии, никакие цветные облавы не могли выбить оттуда наркоторговцев.Большая часть наркоты шла в Питер именно из Всеволожска, наиболее одиозные барыги типа Саши-барона и его родни обитали там, изредка меняя двух- и трехэтажные особняки на менее уютные камеры в "Крестах" или на "Лебедевке". Из-за высокой плотности людей, вовлеченных в наркоторговлю на квадратный метр Всеволожской земли, цены там были более чем демократичные, количество наркоманов потрясало неподготовленного исследователя и заставляло ОБНОН и РУБОП лишь бессильно материться, разводя руками. Во Всеволожске можно было купить и четвертину, и даже чек хмурого. В принципе точки там работали по принципу "сколько денег есть, на столько и насыпем". А грамм там стоил чуть ли в не в два раза дешевле, чем в Питере.
До Всеволожска было двадцать минут езды от города, но желающих прокатиться за дешевым кайфом в последнее время становилось все меньше и меньше. Мусора на трассе останавливали любую подозрительную машину, идущую в сторону Питера, тормозили даже маршрутки, выдергивая оттуда подозрительных личностей с севшими зраками. Очень часто заряженные "до Всеволожска и обратно" водилы сами тормозили около милицейских постов, сдавая успевших затариться пассажиров. А количество ментовских машин, шнырявших по самому пригороду было сравнимо с числом автомобилей честных поселян. У каждой более-менее известной наркоточки несли почетную вахту ППСники - с любителей эфедрина, которым тоже торговали во Всеволожске просто сдирали деньги за проход на точку, а опиюшников прессовали по полной программе, независимо от того, было у них что-нибудь в карманах, или нет. Поэтому опытные торчки ездили туда лишь в форс-мажорных случаях, типа полного голяка на районе, да и то - сто раз подумав, и выбрав ночку потемнее, благо торговля там шла двадцать четыре часа в сутки.
…Все таки ебнутое у нас государство", лениво размышлял Дэн, заматывая ниткой и заплавляя очередной шар. "Легализовали бы ширево, взяли бы под свой контроль официально все это дело - насколько бы проще жилось… Хуй бы я стал банчить, если бы можно было спокойно прикупить нужное количество в аптеке или хоть в нарколожке… Скажем, выдается тебе ксива - мол Какашкин Петр Петрович является злостным и неизлечимым наркоманом со стажем, перевоспитанию не поддается, поэтому имеет законное право на приобретение грамма диацетилморфина раз в сутки по такому-то адресу. Идешь спокойно в аптечку, показываешь ксиву, платишь полтинник или там соточку, и получаешь свой дозняк в фабричной упаковке. Мусорам хуй поперек рыла - тормознут тебя, а ты им ксиву с печатью, мол все по закону, сосите чешки. Да и не кинет никто, не забодяжит и не скроит - аспирин там или анальгин не бодяжат ведь… Производство героина в промышленном масштабе - дело дешевое, себестоимость у него нулевая, это у нас он штуку стоит только из-за того, что запрещенный, а так - если официально им банчить, то грамм стоил бы копейки. Никто бы и воровать не стал бы, вещи бы не выносил, по ночам одиноких прохожих не выслеживал бы… А еще лучше - выдавали бы его бесплатно, при условии, что ты из своего района не вылезаешь…Сделали бы гетто, обнесли бы ту же Ржевку или Всеволожск колючей проволокой, на въездах - посты, всех неторчащих оттуда переселить в город, а всех торчков из Питера - загнать туда. Поставить пару десятков фургончиков, где бы героин с эфедрином, марганцовку и баяны раздавали бы, пару разливух, да шлюх нагнать. Был бы наркоманский рай. Нет, понятное дело, пускать в гетто лишь по справке из нарколожки - всяких малолеток и пионеров только на экскурсии водить, или выдавать абонемент, на посещение гетто раз в неделю, с возможностью приобретения грамма. А все деньги - в бюджет государству. Сколько бы проблем решилось сразу… Количество преступлений пошло бы на убыль, наркоманов бы в городе не стало, всякие пенсионеры и прочий вечно недовольный люд вздохнул бы спокойно. Опять таки - раз из гетто не вылезаешь, по городу не шаришься - не заразишь никого гепычем или там ВИЧем…Мусорам бы работы сразу поубавилось, делом бы хоть занялись, насильников ловили или оборотней в погонах…Дак ведь хуй сделают так, им проще торчков ловить да говно в карманы подкидывать. Барыг все одно не сажают, деньги с них тянут, а поставки наркоты крышуют... Нет, определенно, ебнутое у нас государство - заключил Дэн, запаковывая последнюю половину.
Закинув готовые граммы и половины в пустую пачку из под LM Дэн закончил работу. Сныкал от греха подальше наполненную дозняками пачку у себя в комнате в колонку от магнитофона, поправил здоровье полкубом, покурил, и с закрывающимися на ходу глазами, разобрав диван, завалился втыкать в телевизор. Так и заснул, крепким сном хорошо поработавшего человека под падающий на экране телевизионный снег. Шипение прекратившего вещание ящика не могло перебить здоровый опийный сон Дэна. Телефон он так и не включил, здраво рассудив, что все дела подождут до завтрашнего дня, от кумаров никто еще не умирал, ни к чему приучать народ к тому, что Дэну можно звонить круглые сутки. Этим наглым торчкам только повод дай - сразу на шею сядут, и заебешься их потом отучать от этой дурной привычки - лишать человека заслуженного отдыха.
В районе двенадцати дня настойчивый звонок в дверь разбудил Дэна. Это было редкостью, обычно к нему звонить и заходить начинали после двух. Матерясь в голос тот прошлепал к двери, заглянул в глазок и немного расстроился. Перед дверью переминался с ноги на ногу первый сегодняшний посетитель и первый покупатель - Козырь.
Дэн открыл дверь, запустил жаждущего раскумарки Козыря в квартиру.
- Здоров, Дэн. Как дела? - расширенные зрачки, потная зеленая физиономия Козыря, резкие, дерганные движения говорили сами за себя - поправиться ему было необходимо. - Есть чего-как?
Дэн выдержал паузу. Все-таки дилерство дает чувство власти над людьми. Можно помочь абстинентному приятелю вернуть человеческий облик и нормальное самочувствие, а можно и отказать. Во втором случае Козырь станет в коленно-локтевую позицию, поскольку Дэн соверешенно точно знает, что больше у Козыря ходов нет, на других точках ему не продадут, и, в случае отказа, предстоит ему невеселое времяпрепровождение. И именно Дэну решать, будет Козырь сегодня функционировать нормально, или станет давиться какими-нибудь таблетками в надежде подсняться…Вон, как таращится…Видно, совсем худо ему…Все таки интересно, каким Макаром он себе такой дозняк наколотил….Ладно, пусть живет. Но, чтобы жизнь медом не казалась, подопустить товарища надо. Выебать земляка - что Родину увидеть.
- Вчера ночью все кончилось. Рустам с Катькой последнее забрали.
Вот оно! Правы были философы и прочая думающая публика - словом можно убить. Козырь был убит, наповал. Секунду назад в квартире было двое живых существ. Теперь в живых числился лишь Дэн. А вместо дышащего, думающего, потеющего и страдающего Козыря перед Дэном стоял покойник. Трупное окоченение, судорогой скрутившее мышцы не давало Козырю рухнуть прямо в коридоре. Запах разложения наполнил коридор. По ковру поползи черви. Зомби прошелестел:
- Да ладно? И что? Вообще голяк?
- Ну сам то как думаешь? Если ночью все кончилось, а сейчас утро?
- Ну бля, хуй знает, Дэн, может все таки есть что-нибудь? Ты ж для себя всегда оставляешь…
- Козырь, то для себя, а не для тебя, верно? К тому же - сколько раз я тебе говорил, чтоб без звонка ты сюда не приходил? Что, номер набрать трудно? Пальцы не работают?
- Дэн, я звонил, бля буду, звонил - зачастил тот - и с прозвонами звонил, и так - но ты трубку не брал…Я подумал, ты спишь, или с телефоном что - и пришел…
Телефон был отключен с вечера, так что Козырь мог прозваниваться хоть до скончания века, но Дэн продолжал прессовать:
- К тому же, тебе говорили, что раньше двух дня ко мне звонить или заходить не стоит? А сейчас начало первого. Ты что, Козырь, совсем поляну не сечешь? Потерпеть до двух не можешь?
- Блин, Дэн, ко мне человек приехал, на кумарах, поправиться хочет, деньги его - он ждать до двух не может, поэтому я и пришел…Он с работы подорвался, на час всего, у него времени в обрез, вот я и подумал… - на лице Козыря отчетливо проступили пятна разложения.
- Чего ты подумал? Что можно придти ко мне, без звонка, разбудить, и начать ебать мозги? Денег у тебя сколько?
- На полтора. Штука пятьсот.
- Что за человек?
- Да он через меня постоянно берет. Ты его не знаешь, он вообще не из нашего района, а сюда ездит, потому что точек не знает. Мы с ним на группе познакомились.
Козырь время от времени посещал группу Анонимных наркоманов, собиравшуюся каждый день в районной нарколожке. Там он выискивал денежных лошков, и сбивал их с пути истинного: вместо двенадцатишаговой программы, братской поддержки и трезвости соблазнял быстрым и качественным героином, который "берется за три минуты, прямо здесь, никуда ехать не надо". Для многих, пришедших на группу в надежде завязать или избавиться от депрессий двенадцать шагов к трезвости превращались в двенадцать шагов к системе. Руководители секты Козыревское поведение не одобряли, пытались повлиять на него разговорами, несколько раз его выгоняли с собраний, а в итоге вообще запретили ему появляться на группе. Но Козырь отлавливал своих жертв перед группой, или встречал после, кружа возле диспансера как голодная гиена в поисках падали…
- Надеюсь, ты его сюда не притащил?
- Да что ты, Дэн, я что, совсем дурной? Он у меня на хате сидит, ждет. Дык что? Совсем ничего нет? А будет? - в трупе Козыря еще было немного живого, надежда умирает последней, цепляясь за жизнь всеми конечностями.
- Ладно, Козырь. Хуй с тобой. Давай свой полтинник. Сделаю тебе из личных запасов. Иди на кухню, я сейчас.
Щелк. Жизнь со скоростью пушечного ядра вернулся в иссохшую тушку Козыря, казалось, его даже кумарить стало меньше. Заулыбавшись, он стянул обувь и пошел на кухню, не пошел - полетел. Еще бы, побывал на том свете и вернулся к жизни за какие-то пять минут. Реальность была светлой и радостной - он скоро поправится, боль в ногах, спине, пот и кашель уйдут, и он станет человеком. Мысль о том, что через какие-то три или четыре часа все это вернется, Козырю в голову не приходила. Пока не приходила.
Дэн, закрыв за собой дверь, достал из заначки пачку с расфасованным героином, достал оттуда два шара по грамму, поразмыслил, и вернул в пачку один. Размял в пальцах шарик, прикинул - как полтора грамма прокатит. Спрятал деньги в детскую энциклопедию. Пачку с героином закинул на шкаф. Вышел в кухню.
- Вот, Козырь. Насыпка не особо богатая, потому как перец чистейший - из своих запасов тебе отсыпал. Сам понимаешь - полтора грамма из этого для меня сделать - как два пальца обгадить, но продукт не хочется портить бодягой. Так и передай человеку - качество искупает количество с лихвой.
Козырь солидно покивал, взгляд его был прикован к небольшому шарику черного целлофана в руках Дэна.
- Дэн, можно я у тебя поправлюсь? Баян у меня с собой…
- Ладно, только быстро.
- Дай весло.
Дэн выдал оживившемуся Козырю все необходимое, сам уселся на подоконник и закурил. Инструментарий просто летал в руках находящегося в шаге от разлома торчка. Параллельно Козырь вещал, словно не выключенный радиоприемник:
- Да, насыпочка небогатая, но по виду перец хороший…Так…На полкуба сделаю…С утра хотел на рынке у дагов затариться, у них не героин - просто бомба, с четверти глаз не открыть, наверно с синтетикой замешано, и обломался…Дай зажигалку…Ага, спасибо…Пришел на рынок - а там облава, оперов, как грязи, даже Косметичкин крутился… Все черные носом в грязи лежат, над ними омоновцы стоят, народ толпится…Димедрола у тебя нет? Жаль…В общем, я туда даже заходить не стал - ясно, что нечего там делать было…А потом, когда к тебе шел, встретил Черняева, и тот сказал, что приняли дагов…Они какому то азеру грамм продали, а азер оперской оказался…Довыебывались, в общем…Так… - Козырь заткнулся, пытаясь найти рабочую вену на гладкой, как боксерская перчатка кисти. Поковырявшись с минуту, попал. В шприц вялой струйкой брызнула кровь. Высунув язык от усердия, Козырь даванул на поршень. Поставившись, выдернул шприц и снова забубнил - Дома…Блять, вен нет, расходится все долго…Во, есть что-то…Фу, блять, разламывает…Не, ничего такой героин...Дай баян промою…
- Вон, чайник стоит.
- Ага, спасибо…Вот, значит приняли дагов, да. Опера наверно теперь неделю на радостях пить будут…
- Может будут, а может и нет…Свято место пусто не бывает, сам знаешь - стряхнул пепел Дэн. - Я сам их говна не пробовал, но по слухам - очень хороший герыч они продавали…Если поставщика не сдадут - то скоро снова он в районе появится…Хотя - это, блядь, не мое дело. Слышь, хорош рубиться, давай, собирайся.
Опустивший голову на грудь Козырь вздрогнул и засуетился:
- Ща, Диня, уйду, только запакую получше и уйду. А то мне мимо рынка обратно идти, неровен час попаду под горячую руку…
Он сдернул целофанку с пачки сигарет, завернул туда значительно уменьшившийся в размерах грамм и принялся запаивать сверток на пламени зажигалки.
В дверь позвонили. По хозяйски, нагло, не отрывая пальца от звонка.
- Кого там нелегкая принесла…Я не жду никого…Козырь, пиздуй в комнату, закрой дверь и сиди тихо. Если чего - я тебя позову.
Дождавшись, пока за покупателем закроется дверь, Дэн подошел к входной двери и заглянул в глазок. Нежданный гость, как известно, хуже татарина. Эти гости был сравним с татаро-монгольским игом. В глазке были отчетливо видны Косметичкин и Дима Иволгин, местный опер, которому Дэн тоже приплачивал. Косметичкин покуривал, а Иволгин уперев палец в кнопку звонка, устраивал в квартире Дэна звуковой террор.
- Кто там? - внезапно осипшим голосом спросил Дэн
- Открывай, слышь, мы знаем, что ты дома. Да не ссы, мы не арестовывать тебя пришли - буркнул Иволгин, прекратив звонить.
Мысленно перекрестившись, Дэн открыл дверь.
- Здравствуйте, проходите.
- Ты один? - окинул взглядом прихожую Косметичкин
- Да - не моргнув глазом соврал Дэн. Показывать мусорам обсаженного Козыря у него не было никакого желания.
Оба мента не разуваясь и не снимая курток прошли на кухню. Дэн, заперев за ними дверь, пошел следом. Особого страха не было - платил он исправно, Кириллыч с Иволгиным здоровался за руку, да и присутствие Косметичкина обнадеживало. Если бы намечались какие-либо проблемы, то участковый бы на пушечный выстрел не подошел бы к неблагонадежной квартире Дэна.
Менты по хозяйски расположились на кухне. Иволгин уселся за стол, а Косметичкин сразу полез в холодильник, видимо в поисках спиртного.
- Садись, чего встал, как столб - кивнул Дэну на табуретку опер. - Выпить есть чего?
- Только пиво, в холодильнике…Достать?
- Сами разберемся….
Косметичкин вынырнул из глубин Дэновского холодильника, держа в руках пиво и тарелку с нарезанной колбасой (несколько дней назад отмечался день рождения Дэновской мамаши, кое-какие деликатесы перепали живущему отдельно непутевому сыночку).
Ловко зацепив бутылки горлышками, участковый открыл пиво. Одну бутылку отдал Иволгину, вторую взял себе, и тоже уселся за стол.
- Вам кружки надо?
- Нахуй. Садись, тебе сказали.
Дэн подтянул ногой табуретку и присел на уголок, выражая лицом нечеловеческое внимание и готовность услужить. "Хорошо, что я еще не поправлялся с утра, а то бы начали пиздеть…" - мелькнула левая мыслишка… "Не дай бог Козырь высунется или они в комнату попрутся…Будет номер…".
- Когда к тебе Филимонов приходил в последний раз? - спросил Иволгин, ополовинив бутылку "Бочкарева"
- А кто это?
- Блядь, дурака не валяй. Кириллыча когда видел?
- Вчера вечером.
- Ну и как у него дела?
- Не знаю, мы с ним о делах не говорим…
- Хмурый он тебе по-прежнему поставляет? - почесав нос, спросил опер
Дэн замялся. "Сказать - не сказать? Они вроде бы и в курсе, но никто никогда имен не называл …А так я скажу - да, и считай в торговле признался…"
- Не ссы, сказали же тебе. Давай, говори - вписался в беседу Косметичкин.
- Ну…Да.
- И как торгуется? Много народу на иглу уже подсадил, наркоделец сраный? Детишкам, небось продаешь? Школьникам? А, Денис? Совсем уже совесть проторчал?
- Вы о чем, Дмитрий Сергеевич? Какие дети? Какие школьники?
- Шутит дядя так, не пугайся…Ладно. Слышал, что сегодня братья Чихраевы свою деятельность на рынке закончили?
- Да, слышал...
- Хитрые были дагестанцы…Но на хитрую жопу найдется и хуй с винтом. Вчистую сгорели даги. Доказанная торговля, от восьми до пятнадцати. Свидетели, понятые, все по уму. И с тобой так же будет когда-нибудь, если мы с тобой общего языка не найдем, понял?
- Понял…Но мы же с вами вроде…У нас нормально все… - запинаясь, пробормотал Дэн, не понимая, куда ветер дует.
- Что у нас нормально? - надавил опер.
- Ну это…Отношения…
- Какие это у нас, сотрудников милиции, с тобой, наркоманом поганым и барыгой, могут быть отношения?
- Ну…Нормальные отношения…Вы же говорили - будешь отстегивать, не будешь борзеть - все будет нормально…Я и не борзею…
- Еще б ты заборзел!
Опер закурил, и о чем то задумался, глядя прямо в глаза Дэну. Через минуту тот заерзал под немигающим взглядом пустых глаз, стал коситься в сторону Косметичкина. Участковый молча пил пиво и тоже пялился в его сторону.
- У тебя какой оборот в день? - внезапно спросил Иволгин.
- Когда как…Иногда грамм десять в день уходит, а иногда - два-три…По выходным больше, по будням меньше - честно ответил Дэн.
- А сколько ты своему бугаю денег отдаешь?
- 700 рублей за единицу.
- Продаешь по штуке? Выходит, триста рублей с грамма имеешь…Богато, богато…Наркобарон, бля, районного масштаба…Настала пора поработать на государство, Денис.
- Это как?
- А вот как - опер покопался в кармане кожанки и кинул на стол круглый целофанновый сверток. Знаешь, что это такое?
- Нет, откуда ж…
- Это, Денис, поганое зелье, которым братья Чихраевы торговали на рынке, обнаруженное у них при личном досмотре. Не все, конечно, а малая часть.
"Малая часть" поганого зелья на вид тянула грамм на тридцать. Сверток притягивал взгляд. Внезапно Дэн понял, что его потряхивает. Кумар, как всегда, подступал незаметно. "Поправиться бы…".
Иволгин сбил шапку пепла, помолчал немного и заговорил.
- Здесь тридцать грамм ровно. Ни в одном протоколе, ни в одной бумажке этот героин не зафиксирован. Чихраевым, чтобы на зону отправиться, и четверти достаточно - показания покупателя есть, меченые деньги в кармане старшего брата обнаружены, а у младшего - героин в кожанке лежал…А вот это мы нашли в их ларьке. Там еще много всякого интересного было, но об этом потом. - Иволгин снова закурил. - Тридцать грамм - это тридцать тысяч рублей, а то и сорок, если с умом подсчитать. Конечно, это вещдок, который надо сдать под роспись и приобщить к материалам дела. Но видишь ли, Денис, в чем дело - когда мы этот вещдок нашли - Чихраевых уже увезли в отдел, понятые туда же отправились…Короче говоря - теперь эта отрава не существует, ее нет, а тридцать тысяч - деньги хорошие. Понимаешь, к чему я веду?
- Понимаю - послушно кивнул Дэн. - Вы хотите превратить эти тридцать грамм в тридцать тысяч?
- От недели до двух. Даже скорее всего - две недели - назвал Дэн срок с большим запасом.
- Неделя максимум. Через неделю отдаешь нам тридцать штук. Если все будет хорошо - дадим еще партию.
- Дмитрий Сергеевич, а качество? Может, там настолько фуфловый порошок, что у меня его никто покупать не станет? Я же не знаю, что это за героин…
- Попробуешь - узнаешь. Говорят - хороший, сам я не пробовал, извини уж. Расслабляюсь другими способами. Телефон мой знаешь?
- Нет, откуда…
Иволгин достал блокнот, черкнул семь цифр, вырвал лист и кинул его в сторону Дэна.
- Звони, если что. Через неделю придем, готовь бабки. Кириллычу - привет. Все, нам пора мафию побеждать. Пошли, капитан.
Закрыв за ними дверь, Дэн пробрался на кухню и, обхватив голову руками, уселся за кухонный стол. Посреди стола одиноко лежала целофанка с дагестанским героином. Ситуация была нехорошая. Работать с мусорами ему не хотелось совершенно, но выхода он придумать не мог. К тому же трезво мыслить мешал усиливающийся кумар.
"Надо поправиться, а там видно будет. Заодно посмотрю, что за товар даги торговали".
Приготовления не заняли много времени. Дэн распаковал сверток, заварил свою привычную дозу, и быстро поставился. Встал, чтобы промыть баян, но приход накатил с недетской силой, и, шатнувшись, Дэн отвалился обратно в кресло…
"В этом колодце еле теплится жизнь. Говори со мной, не уходи, дыши, дыши, дыши. Дышать? Это как? Это чем? Это зачем? Ведь я могу и не дышать. Мне это не надо. Тепло, темно и уютно. Нет тела. Оно не нужно. Бестелесная оболочка? Душа. Не спеша. Дыши. Не спеши. Душа, не спеши, не дыши. Промозглыми осенними каплями в холодный мрак колодца летят слова, неразборчивые междометия, истеричные звуки, раздражающие, мешающие, наседающие. Держащие на плаву. Заполнить цистерны, приготовиться к экстренному погружению. Не удается, мы потеряли весь балласт, нас выносит наверх. Не уйти на глубину. Слишком много повреждений.
Звуковая атака. Экстремальный звуковой террор. Каждый звук, каждый искаженный расстоянием и слоями темного киселя сэмпл намертво привязывает к? Поверхности? Дну? Стене? Another freak in the wall… Шум отражается, шум раздражает теплую и беспросветную субстанцию, в которой растворен ты. Концентрические круги от брошенных вниз фраз и слов искривляют твой долгожданный покой. Звук воспринимается всем существом, каждой клеткой, каждой молекулой. Это не люди, это просто радиоприемник работает в унисон с твоей волной. Попытка пропустить звуковые колебания сквозь себя не удается, непроницаемость по прежнему остается с тобой. Стать бы фильтром, решетом, дуршлагом, пробитой дробью фанерой, изрешеченной простынью, чем угодно, лишь бы избавиться от настырного эхолота. Притвориться. Пропустить назойливое гудение, жужжание, всхлипы, аккорды и бессвязную мешанину слов сквозь. Сквозь кого? Сквозь что? Не принципиально. Лишь бы не отражать. Лишь бы не реагировать. Пропустить. Или поглотить. Глубина? Минхерц, эхолот барахлит. Если верить этой чертовой железяке, под нами не иначе как Марианская впадина. Никогда больше не буду пускать на корабль практикантов-недоучек. Может попробовать промерить глубину шестами?
Изредка ветвистой молнией темноту колодца озаряет боль. Удар беззвучного грома, от которого сыпется черная крошка бетонных колец. Трещит древняя кладка. Держится. Но, к счастью, гром и молния редко долетают до дна, на котором лежишь ты. Лежишь. Ты. Да и боль можно терпеть. С болью проще. Она не тянет вверх, она не цепляется якорем, она не впивается и не рвет вверх. Она просто иногда есть. А ты есть всегда. Ты есть постоянно. Ты хочешь быть здесь всегда. Навсегда. Ради тихой темноты, ради черной тишины ты готов подставляться под удар. Гром гремит. Не знают на Фабрике Гроз, что бьют они вхолостую. Квадрат 36-80. Ковровое болеметание. Сейчас мы накроем эту суку, генерал. Да пребудет с тобой Господь, сынок, поджарь эти задницы. Мы тратим боезапас зря. Они опять ушли из под удара. Разумеется. Так и должно быть. Непростые существа клали камень, непростые руки рыли этот колодец. Беспримерное поражение человеческого разума. Полноте, да разве в людских силах создать такой мрак? Не знаю, сынок. Мы опять упустили их. Боль раздражает нервы. А какие нервы могут быть у пустоты, которой ты являешься здесь и сейчас? Много истин открывается в темноте. Много новых просветлений. Ты не чувствуешь боли, но знаешь, что это такое. Практикуете колодезный дзен? Такому спокойствию позавидовал бы и Будда. Кстати, он где-то внизу. Могу познакомить. Но позже. Сперва ты должен показать себя, показать свою волю и настойчивость, желание остаться здесь. За все надо платить, и за темное безмолвие тоже. Дерись. Борись. Eternal peace, you must be strong. Еще один финт, еще один нырок, уклон. Боль уходит вниз, никак не задевая тебя, вниз, ко дну, к которому ты так стремишься.
Оказывается не дышать очень просто, достаточно нырнуть в мрак как можно глубже, и как можно дольше оставаться в нем. Заплыв в пустоте, под слепым беззвездным небом, течение несет спокойное тело к далеким берегам. Прах к праху, пыль к пыли. Судно без экипажа, без руля и ветрил. Неощутимые потоки, ветер, не освежающий и не морозящий. Странно, что нет криков птиц, нет запаха соли. Мертвый голландец летит над волнами. Оскаленный в вечной улыбке скелет. Изъеденные язвами, обтянутые полуистлевшей кожей сжимают румпель. Прямо и вверх. Мертвый капитан по Мертвому морю, без света и тени, призрачно в призрачном. Без мыслей, без слов, без эмоций. Тихо и темно. Медитационная левитация.
Одиночество переходящее в наслаждение. Удовольствие от полнейшей самодостаточности. Вещь в себе. Вещь в тебе. Ты в себе. Один на один с темнотой, которая наполняет тебя с каждым мгновением. Мгновение? Что это такое? Единица времени? Минута, секунда, час? Год? Темнота безвременна. Мрак отрицает движение, любое движение превращается в черный цвет. Мрак отрицает время, каждая секунда растягивается до абсолюта. Существование здесь и сейчас. Всегда. Навсегда. Мрак отрицает жизнь. Да и к чему жизнь здесь? Другие ценности, другие измерения, другие возможности, другие ощущения…
А свет в конце тоннеля выдуман теми, кто слишком часто ездит в метро. Ускорение свободного падения, полет с выключенными приборами, включается технология "стелс". Становишься невидим, неслышим, неощутим. Перестаешь существовать. Перестаешь быть. Ответ найден. Быть или не быть. Не быть. Power Off."
…Козырю надоело сидеть в пропахшей грязными носками комнате, к тому же его действительно ждал дома клиент. Но он честно сидел, ожидая, пока Дэн позовет его в коридор - самовольничать не хотелось портить отношения с единственным доступным для него дилером. Стены в Дэновской квартире были кирпичные, поэтому Козырь не слышал, кто пришел к Дэну и о чем был базар - лишь несвязные мужские голоса доносились через дверь. От нечего делать Козырь прошмонал комнату, и к великой радости, на шкафу, обнаружил пачку из под "LM", где вместо сигарет лежали фасованные граммы и половины. Недолго думая, он вытащил из пачки пять шариков, сунул в карман, положил пачку на место, и уселся обратно на диван. Прошло прилично времени. Наконец в коридоре прогрохотали шаги, хлопнула дверь, щелкнул замок. Козырь встал с дивана, ожидая, что Дэн его выпустит, но тот не приходил. С минуту честно покашляв, позвав хозяина и не добившись никакой реакции, Козырь осторожно выглянул из комнаты.
Открывшаяся картина заставила Козыря вздрогнуть. На кухне, в кресле полулежал Дэн, уже посиневший, закусивший черную губу, на полу валялся баян, а на столе лежал кусок целлофана с горкой бело-коричневого порошка на нем. Почему-то на цыпочках Козырь подошел к Дэну, тронул холодную руку. Пульса не было. Постоянно озираясь на полулежащее в кресле тело, Козырь быстро запаковал валяющийся на столе героин, пробежался по карманам отъехавшего приятеля, нашел немного денег, сигареты, зажигалку. Забрав и эту мелочь Козырь вышел в коридор, заскочил в комнату, в которой провел последние полчаса, забрал с шкафа пачку из под сигарет "LM", быстро оделся и покинул квартиру барыги.
На этаже он шмыгнул на балкон, ведущий на черную лестницу, внимательно обозрел окрестности, и, не заметив ничего подозрительного, через три ступеньки попрыгал вниз. Дома его ждал клиент, а Козырь и так слишком задержался - придется выдумывать какую-то очередную небылицу про злых ментов и жадных барыг. Одно хорошо - тот, кто ждал Козыря, был натуральнейшим лохом и верил каждому козыревскому слову, чем тот бессовестно пользовался. Постулат "Без лоха и жизнь плоха" был жизненным принципом Козыря, совесть которого оставалась чиста даже в случае самого грязного и подлого кидка или развода. "Кто-то кидает, кого-то кидают, а кто не кидает - тот сам попадает", сочинял Козырь стишок по дороге к дому. То, что сбылся его самый страшный кошмар - остаться без единого барыги в этом недружелюбном мире, не тревожило его. Свято место пусто не бывает, повторял он про себя, не бывает пусто свято место…
- Ну чего, поехал я тогда - Кириллыч поднялся из-за стола и направился в прихожую. - Значит, через три дня либо я либо Ким к тебе подскочим и заберем бабки. Смотри только, чтобы вся сумма была.
- Да, Кирилл, как договаривались, так все и будет, я ж тебя ни разу не подводил, верно?
Кириллыч уже втиснул ножищи в разношенный "рибок" 46 размера и напяливал на себя куртку.
- Да с вашим братом вечно какие то путки и непонятки. Не подводил - так подведешь... - немигающий взгляд здоровенного Кириллыча вперился в переносицу Дэна
- Да нет, Кирилл, что ты, с чего ты взял?
Тот помолчал, покатал во рту незажженую мальборину.
- Был тут у нас случай. Тоже с парнишкой работали, месяца три где-то, может больше. Товар ему подвозили, он банчил исправно, деньги все в срок отдавал, никаких динам, никаких обломов. А вот однажды приехали к нему, лаве забирать - а у него ни денег, ни товара...Мусора говорит налетели, все отмели. Откупился мол. И мусора типа залетные, не с местного отдела. Левые. Мы ясно дело пробили тему - не было такого. Втирает нам, гаденыш. Ну снова к нему подъехали, еще раз потолковали. И что? Выяснилось - сам все продвигал, коззел - Кириллыч прикурил, и, глубоко затянувшись выпустил дым Дэну в лицо.
- Ну и чего с ним было?
- Разобрались...Так что работай нормально, и с тобой все нормально будет, понял? Ну, бывай.
Дэн запер за Кириллычем дверь, тяжело вздохнул и пошел обратно на кухню. Поставил чайник, закурил, и уселся за стол. Было слышно как внизу, во дворе, захлопнулась дверь машины, через некоторое время заработал движок, и, взревев, "не роскошь, а средство передвижения" с Кириллычем за рулем умчалось со двора в темный питерский вечер. Предстоял довольно таки скучный для Дэна процесс - фасовка. В этот раз Кириллыч привез больше товару чем обычно - 20 грамм, которые надо было распихать за трое суток. Раньше Дэну выдавалось 5 грамм на день или 10 на два, но из-за того, что торговля шла справно и героин разбирали быстро, Кириллыч со товарищи решили увеличить оборот.
Хорошо, паразит, поднялся, подумал Дэн. Прямо пример для подражания - как выжить в современном обществе, не нажив особых геморроев себе на задницу. Кириллыч был лет на пять постарше Дэна, имел две ходки, причем не по хулиганке, а по тяжелым, уважушным статьям. Авторитет после второй отсидки в микрорайоне он заработал быстро, сколотил бригаду из парней, с которыми вместе тянул срок, заручился поддержкой вышестоящего криминального начальства и начал заниматься делом.
Помимо крышевания мелких коммерсов, взымания дани с блядей, что стояли на пятаке и на проспекте, Кириллыч со своей бригадой иногда выполнял поручения каких то темных личностей, в общем - крутился по стандартной для мелкого криминала схеме. Грандиозный отстрел короткостриженных бойцов в кожанках и кроссовках, что имел место быть в криминальной столице в девяностых, Кириллыч доблестно отсидел, и шагнул в двадцать первый век с чистой совестью и без дырок в шкуре.
Но не одними блядьми да ларьками сыт будет современный предприниматель, обитающий в городе трех революций. Только ленивый или слабый головой бандит в Питере не занимался наркотой, вот и Кирилл и его команда завели в "квадрате" несколько наркоточек, которыми правили железной рукой. Торговали, само собой, героином - трава для растаманов, таблетки для колбасеров, хмурый - для гегемонии. Торчков в районе было как грязи, появление новых точек народ воспринял с энтузиазмом, а поскольку канал у Кириллыча был хороший и порошок шел качественный, торговля завелась с нуля. Братки, пару раз в неделю объезжавшие точки, собиравшие выручку и раздававшие новые партии, считали прибыль и ощущали кайф.
С органами закона и порядка проблем не возникало. Участковый, штабс- капитан Косметичкин Кириллыча откровенно побаивался, деньги от него стыдливо брал, хотя, пару раз будучи в сильно загазованном состоянии орал во дворе что "посадит этого борова лет на десять и поломает ему всю малину". Но, протрезвев и отпившись пивком, возвращался к своим обязанностям - взирал на наркоторговлю сквозь пальцы, гонял потерявших совесть и стыд торчков и лениво реагировал на сигналы общественности. Однажды, перевыполнив дневную норму, утомленный солнцем и дешевым портвейном Косметичкин уснул на лавке, и местная гопота, из классовой ненависти к цветной братии сперла у него головной убор и положенную ему по уставу офицерскую сумку марки "планшет". Сперли бы и ствол - да вот незадача - табельного оружия у Косметичкина отродясь не было.
В торговлю героином не так то просто пробиться. Совсем сторчанные личности не годятся по причине своей ненадежности, а не торчащие вовсе - подозрительны для покупателя - плох тот барыга, что сам не торчит. К такому продавцу изначально отношение плохое, настороженное и недоверчивое - "деньги на нашей беде делает, сволочь!". В барыги попадают наркоманы со стажем, известные в районе, но не сторчавшиеся в хлам и не опустившиеся до самого дна - динозавры, пережившие много и похоронившие многих. Наркоманская жизнь - не сахар, и, пожив системной жизнью лет пять-семь, человек меняется кардинально: приобретает ушлость, деловую хватку, хитрожопость и умение добиваться своей цели любым способом. Образцовая кузница кадров для менеджерского состава среднего и старшего звена.
Дэну повезло. Повезло неоднократно. Во-первых, он не помер, классически передознувшись в подъезде или вмазавшись раствором непонятного химического состава. Во-вторых, с законом серьезных проблем не нажил - влетел один раз по 224-1, но попал под амнистию и соскочил вчистую. В-третьих, вышепомянутая ушлость и деловая хватка позволяла относительно спокойно и регулярно торчать - Дэн, вхожий ко многим барыгам района служил для многих начинающих торчков "ногами". А недавно - окончательно подфартило - освободился Дэновский старый приятель, Мухомор. Оказывается, он сидел с Кириллычем в одной хате, ожидая суда, суда он дождался, суд оказался гуманным и Мухомор получил условно. Кириллыч был в глухой несознанке и благодаря своему молчанию после суда оказался на свободе, буквально через пару месяцев после Мухомора. А когда бригада решила начать героиновый бизнес, именно Мухомор был выбран Кириллычем как менеджер по персоналу, и именно Мухомор подбирал подходящий народец для непыльной работы на дому в сфере опиумной торговли. И, не забыв про давнюю дружбу, сидение за одной партой и прочие наивные вещи, вписал в бизнес Дэна. Дэн в то время плотно сидел на системе, исправно рискуя жопой по десять раз на день бегал по барыгам за кайфом, перебивался разного рода случайными криминальными заработками, и предложение поторговать принял с превеликим удовольствием - всяко лучше, чем хаты выставлять или с чужими деньгами по точкам околачиваться, ежеминутно ожидая облавы или ментовской операции.
Мухомор (Кириллыч, разумеется, но поначалу вся движуха шла только через Мухомора) условия для торговли выдвигал сказочные - героин на реализацию, причем по разумной даже для заваленного различнейшим кайфом Питера, цене. Товар на реализацию - значит утром стулья, а вечером деньги, т.е. барыга расплачивается с поставщиком не сразу, а после продажи всей партии. Такие условия были редкостью - обычно товар давался под реальные деньги, и продавец потом уже сам решал, как накрутить ценник, чтобы не остаться в минусах или в нуле.
В общем Дэн неплохо устроился - несколько раз в неделю, по вечерам, его посещал Мухомор, забирал деньги за предыдущую партию, выдавал следующий кулек с "медленным", оговаривал сроки продажи и исчезал, чтобы снова появиться с очередным целлофановым кульком в кармане, забрать деньги и вручить новую порцию на продажу. За каждый проданный грамм Дэн отдавал 700 рублей, недосдача в десять рублей считалась весомой причиной для отмены следующей партии. Учитывая розничную цену на героин в районе - тысяча целый, пятьсот половина, можно было жить. Причем жить не особо и плохо - порошок, который приносил Мухомор оценивался как "бомбообразный", и из десяти грамм можно было без зазрения совести сделать тринадцать-четырнадцать, без особых потерь в качестве. Каким образом? Путем добавления тщательно подобранных по цвету и фактуре не запрещенных законом добавок - типа растолченного сахара или таблеток цитрамона.
Само-собой, для того, чтобы торговать, нужна клиентура. В деле наркоторговли это вопрос сложный, если не сказать, ключевой. У Дэна был ряд людей, которые регулярно обращались к нему за помощью - кто-то знает барыгу, кто-то не знает, но имеет желание приобрести то, чем барыга торгует, обычная деловая операция, старо как мир. Дэн барыг знал. А в свете последних событий сам стал таким же. Естественно, никому из своих знакомых он не сообщил об этой смене социального статуса - меньше знают, крепче спят.
Сначала торговля шла по несколько усложненной схеме. Люди звонили, просили помочь, Дэн соглашался, оставлял людей в подъезде или на черной лестнице, "звонил" несуществующему барыге, "забивал стрелку", брал деньги, и, с кайфом в кармане шел на "стрелу". Описав круг-другой вокруг дома, возвращался, отдавал кайф, отсыпал себе законный процент, и отправлялся домой.
Потом Дэн разленился, наматывать круги вокруг квадрата и звонить нереальным дилерам стало совсем впадлу, и он приоткрылся паре надежных с его точки зрения личностей. Стал торговать им прямо с квартиры. Постепенно все наладилось - к нему были вхожи три-четыре человека, которым Дэн и продавал, все остальные брали исключительно через них. Таким образом и он особо не палился, и торговля шла относительно бойко.
Проблем с милицией не возникало. Гнуснопрославленный штабс-капитан Косметичкин, помимо того, что получал с Кириллыча, раз в неделю обходил вверенные ему партией и правительством точки и работал с контингентом, то бишь банально вымогал деньги. Приходил он и к Дэну, пронюхав, что тот стал заниматься торговлей. Первая профилактическая беседа с проживающим на его территории новоиспеченным дилером удовлетворила участкового. Дэн пообещал не беспредельничать, малолеткам не продавать, ворованные вещи не брать, обо всех изменениях в криминальной жизни микрорайона оперативно информировать Косметичкина, ну и дал похмельному капитану денег, само собой. Пятьсот рублей. Косметичкин ушел, подобно Шварценеггеру пообещав вернуться через неделю. С властью, хоть и такой ущербной надо дружить, подумал Дэн, запирая за пахнущим луком и перегаром мусором дверь.
Более серьезные представители власти - районные опера его, тьфу-тьфу, пока не беспокоили. Либо еще не успели прознать про его новую работу, либо пока решили не трогать. В районе и без Дэна для них хватало рыбных мест - на рынке недавно начали торговать пришлые дагестанцы, да и старые точки работали как часы. Вот и крутились опера около точек и вязали покупателей, это положительно сказывалось на репутации отдела, да пытались хлопнуть наглых черножопых. Пока не получалось. По правде сказать, некоторые из борцов с наркоторговлей сами были не дураки раскумариться - работа нервная, водку ведрами пить не все могут, а стресс снимать и нервы лечить надо. Вот и расслаблялись. Либо конфискатом, либо - навещая случайно выбранную точку и получая у безропотного барыги свою долю.
В таких условиях и приходилось работать местным барыгам (отчего то модное в столицах слово "дилер" ну никак не приживалось в рабочих районах Питера, да и барыги сами не тянули на дилеров из западных фильмов по внешности и имиджу), в том числе и Дэну.
В один прекрасный день Мухомор ввалился в квартиру к Дэну не один, а на пару с устрашающих размеров коротко стриженным амбалом, представил его как Кима, и объявил, что теперь Дэн будет иметь дело с ним. Потом, через несколько недель, Дэн увиделся и с Кириллычем. Знакомы то они были уже несколько лет, но тот факт, что товар ему поставляет именно Кириллыч для Дэна долгое время оставался неизвестным. Менялись люди, привозившие кайф, а схема торговли оставалась прежней. Иногда бывали задержки на день- на два, но у Дэна всегда был запасец, поэтому он, в отличие от своих покупателей перебои воспринимал совершенно безболезненно. Несколько раз ему приходилось самому ездить на стрелки, отдавать деньги и забирать товар, нервов это убивало изрядно, но в целом - дела шли хорошо.
Фасовать двадцать грамм на целые и половины - дело не очень интеллектуальное и интересное, а главное - не быстрое. Для нагнетания рабочего состояния Дэн решил раскумариться, упоротым делать занудную работу веселее. Его конечно не кумарило, но вмазаться хотелось, кто из наркоманов может устоять перед двадцатью граммами относительно чистого героина, лежащими прямо перед самым носом? Ясно дело, никто. Дэн не был исключением. К тому же надо было проверить качество продукта. Ему всегда привозили чистый порошок, но все равно - продавец должен знать, что предстоит впаривать клиентуре... На этот раз хмурый был коричневатого цвета, почти весь в камнях, что обещало хорошее качество. В предыдущие разы порошок был серый, не особенно сильный, но Кириллыч обещал сменить поставщика и вот, видимо, этот момент наступил.
Сказано - сделано. В ящике кухонного стола нашлось все необходимое для несложного процесса - ложка и пользованный инсулиновый шприц. Дэн насыпал в ложку на глаз несколько крупных камней, добавил порошка, залил кубом нафтизина. На поверхности жидкости не появилось ни одной плавающей крупинки - один из признаков чистоты продукта. Быстро растворив и прокипятив порошок в ложке, Дэн, через клок фильтра сигареты выбрал всю жидкость в шприц.
Положив руку на ногу и придавив сверху второй ногой Дэн с первой же попытки удачно попал в кистевую вену. Прогнал весь куб, пару раз прокачал кровью шприц, выдернул из вены, зажал дырку пальцем. Не спеша закурил, прислушиваясь к накатывающемуся приходу.
Героин оказался не просто хорошим - он был очень хороший. Дэн некоторое время побалансировал на грани передоза, но потом приход отпустил, и он пришел в себя. Можно было спокойно посидеть, порубиться перед началом фасовки, к тому же в том состоянии, в котором находился Дэн, многого он бы не нафасовал… Что-то бубнил телевизор в углу кухни, , сигарета в пальцах тлела, столбик пепла все рос и рос, в итоге переломился, и рухнул на стол. Вслед за пеплом в стол попытался уткнуться носом и Дэн, но вовремя ожил, встряхнулся, и снова принял относительно устойчивое положение в пространстве. Героин был и вправду мощным, поэтому неудивительно, что через пару минут Дэна снова повело вниз, голова была тяжелой, веки сами опускались. Усилием воли он заставил себя потушить окурок и после этого окончательно воткнул на пару часов. Телевизор продолжал свое фоновое вещание. За окном наступала ночь, опускалась темнота, которую рассекал лишь фонарь во дворе Дэновского дома.
Вялые почесывания лица, вялые приподнимания век, вялые опускания век, вялые два часа пролетели быстро. К этому времени Дэна малость подотпустило, и ему пришлось взяться за работу.
Первым делом он отсыпал себе, в заначку, приличное количество героина - грамма два, на черный день, который у любого наркомана может наступить в любую секунду. Но лишь торчки с головой делают некоторые запасы, словно белки на зиму, большинство протарчивают все что есть, и потом неделями валяются в липком поту на кумарах. Дэн был из первых, поэтому в заначке у него всегда находилось несколько грамм, к которым он прикасался лишь в случаях перебоев с поставками или вынужденных простоев в торговле.
Позаботившись о себе, он приступил к заботе о других. Закон сохранения героина гласит - отсыпал себе - досыпь бутора, поэтому Дэн приступил к бодяжению хмурого. Бодяжат все, но и бодяжить надо с умом - не сахаром, который легко определяется на вкус, и не димедролом, при нагревании превращающим порошок в сироп, который практически невозможно выбрать. У каждого барыги - своя методика, чем бодяжить товар, как бодяжить, и сколько бодяжить. Взять бывшего коллегу по цеху, Козыря с соседнего дома. Тот раньше тоже банчил, и весьма успешно, но потом жадность пересилила разум - Козырь набил себе дозу устращающих размеров, хоть в книгу рекордов Гиннеса обращайся, из-за дозы стал неумеренно сварлив, глуп и вреден, героин начал бодяжить по страшному, причем чуть ли не штукатуркой, да и ценник взвинтил до небес - отбиваться то ведь как-то надо... На этом карьера Козыря была кончена. Пару дней вся употребляющая общественность микрорайона брала у него по инерции, а потом все дружно стали искать другие каналы - кому охота за свои кровные стиральным порошком колоться? Никому. Поэтому Козыря поставили в игнор и стали брать в других местах - нормальный кайф за нормальные деньги. Ну а Козырь остался без клиентов и с дозой в полтора грамма. Теперь к Дэну каждый день ходит. Непонятно, правда, откуда он деньги себе на ширево достает, но - кого это на самом деле волнует? Клиент Козырь стремноватый, по слухам - давно стучит районным операм как пионерский барабан, но пока - тьфу, тьфу - все было гладко. Но интуиция подсказывала Дэну - Козыря надо было сливать, причем чем скорее - тем лучше. Неровен час с меченными денежками на кумаре прибежит… Береженного Бог бережет, а не береженного - сапог стережет.
Так что с бодягой Дэн старался особенно не жадничать: впаришь человеку совершенный беспонт, тот плюнет, и уйдет на другую точку, благо их в районе, как грязи. Кириллыча и его бригаду процесс торговли и качество продаваемого товара не интересовали совершенно: при желании Дэн мог торговать чистым сахаром, весь героин оставляя себе, главное чтобы выручка за товар поступала регулярно, аккуратно, в срок и копейка в копейку
Перемешав героин с заранее подготовленным бутором, Дэн приступил к фасовке. Само собой разумеется, никаких воспетых разного рода писателями и режиссерами весов и прочих приспособлений для взвешивания и упаковки героина у него не было. Мойка и твердый глаз - вот инструментарий современного питерского героинового барыги начала двадцать первого века. А с весами пускай дочка Березовского бегает, кокаин взвешивает.
Фасовка не заняла много времени - некоторое время позанимавшись торговлей такие вещи делаешь на полуавтомате. Целлофан был заранее нарезан, катушка ниток валялась в ящике стола, зажигалка была под рукой. Граммы и половины он делал не душные, паковал в двойной слой полиэтиленки, чтобы покупатель мог спокойно выходить из подъезда с приобретенным стаффом во рту. Привычку носить героин в карманах или в руке была задавлена инстинктом самосохранения - в таких делах лучше перебздеть, чем недобздеть. А те, кто надеялся на исконно русский авось и недооценивал жаждущих наркоманского тела оперов уже давно полировали собой нары в одной из питерских тюрем.
Телефон во время дележки и паковки молчал - Дэн предварительно выдернул штепсель из розетки. Меньше всего он хотел, чтобы его отвлекали нетерпеливые покупатели во время столь "интимного" процесса. Пусть звонят, когда все будет готово, не раньше.
"Хорошо, что чеками нынче не торгуют…", порадовался про себя Дэн. Раскидывать двадцать грамм по чекам - адова работенка, за которую не то что молоко, ангидрид надо выдавать, за вредность, причем - литрами. Нет, конечно, где-то в наркостолице России торговали и чеками, но такие точки были популярны лишь среди начинающих малолеток, для которых грамм - доза совершенно нереальная и попахивающая могилой. Да и торговали чеками исключительно малолетки, или безпринципные цыгане, окопавшиеся во Всеволожске.
Всеволожск вообще был наркоманской Меккой - никакие репрессии, никакие цветные облавы не могли выбить оттуда наркоторговцев.Большая часть наркоты шла в Питер именно из Всеволожска, наиболее одиозные барыги типа Саши-барона и его родни обитали там, изредка меняя двух- и трехэтажные особняки на менее уютные камеры в "Крестах" или на "Лебедевке". Из-за высокой плотности людей, вовлеченных в наркоторговлю на квадратный метр Всеволожской земли, цены там были более чем демократичные, количество наркоманов потрясало неподготовленного исследователя и заставляло ОБНОН и РУБОП лишь бессильно материться, разводя руками. Во Всеволожске можно было купить и четвертину, и даже чек хмурого. В принципе точки там работали по принципу "сколько денег есть, на столько и насыпем". А грамм там стоил чуть ли в не в два раза дешевле, чем в Питере.
До Всеволожска было двадцать минут езды от города, но желающих прокатиться за дешевым кайфом в последнее время становилось все меньше и меньше. Мусора на трассе останавливали любую подозрительную машину, идущую в сторону Питера, тормозили даже маршрутки, выдергивая оттуда подозрительных личностей с севшими зраками. Очень часто заряженные "до Всеволожска и обратно" водилы сами тормозили около милицейских постов, сдавая успевших затариться пассажиров. А количество ментовских машин, шнырявших по самому пригороду было сравнимо с числом автомобилей честных поселян. У каждой более-менее известной наркоточки несли почетную вахту ППСники - с любителей эфедрина, которым тоже торговали во Всеволожске просто сдирали деньги за проход на точку, а опиюшников прессовали по полной программе, независимо от того, было у них что-нибудь в карманах, или нет. Поэтому опытные торчки ездили туда лишь в форс-мажорных случаях, типа полного голяка на районе, да и то - сто раз подумав, и выбрав ночку потемнее, благо торговля там шла двадцать четыре часа в сутки.
…Все таки ебнутое у нас государство", лениво размышлял Дэн, заматывая ниткой и заплавляя очередной шар. "Легализовали бы ширево, взяли бы под свой контроль официально все это дело - насколько бы проще жилось… Хуй бы я стал банчить, если бы можно было спокойно прикупить нужное количество в аптеке или хоть в нарколожке… Скажем, выдается тебе ксива - мол Какашкин Петр Петрович является злостным и неизлечимым наркоманом со стажем, перевоспитанию не поддается, поэтому имеет законное право на приобретение грамма диацетилморфина раз в сутки по такому-то адресу. Идешь спокойно в аптечку, показываешь ксиву, платишь полтинник или там соточку, и получаешь свой дозняк в фабричной упаковке. Мусорам хуй поперек рыла - тормознут тебя, а ты им ксиву с печатью, мол все по закону, сосите чешки. Да и не кинет никто, не забодяжит и не скроит - аспирин там или анальгин не бодяжат ведь… Производство героина в промышленном масштабе - дело дешевое, себестоимость у него нулевая, это у нас он штуку стоит только из-за того, что запрещенный, а так - если официально им банчить, то грамм стоил бы копейки. Никто бы и воровать не стал бы, вещи бы не выносил, по ночам одиноких прохожих не выслеживал бы… А еще лучше - выдавали бы его бесплатно, при условии, что ты из своего района не вылезаешь…Сделали бы гетто, обнесли бы ту же Ржевку или Всеволожск колючей проволокой, на въездах - посты, всех неторчащих оттуда переселить в город, а всех торчков из Питера - загнать туда. Поставить пару десятков фургончиков, где бы героин с эфедрином, марганцовку и баяны раздавали бы, пару разливух, да шлюх нагнать. Был бы наркоманский рай. Нет, понятное дело, пускать в гетто лишь по справке из нарколожки - всяких малолеток и пионеров только на экскурсии водить, или выдавать абонемент, на посещение гетто раз в неделю, с возможностью приобретения грамма. А все деньги - в бюджет государству. Сколько бы проблем решилось сразу… Количество преступлений пошло бы на убыль, наркоманов бы в городе не стало, всякие пенсионеры и прочий вечно недовольный люд вздохнул бы спокойно. Опять таки - раз из гетто не вылезаешь, по городу не шаришься - не заразишь никого гепычем или там ВИЧем…Мусорам бы работы сразу поубавилось, делом бы хоть занялись, насильников ловили или оборотней в погонах…Дак ведь хуй сделают так, им проще торчков ловить да говно в карманы подкидывать. Барыг все одно не сажают, деньги с них тянут, а поставки наркоты крышуют... Нет, определенно, ебнутое у нас государство - заключил Дэн, запаковывая последнюю половину.
Закинув готовые граммы и половины в пустую пачку из под LM Дэн закончил работу. Сныкал от греха подальше наполненную дозняками пачку у себя в комнате в колонку от магнитофона, поправил здоровье полкубом, покурил, и с закрывающимися на ходу глазами, разобрав диван, завалился втыкать в телевизор. Так и заснул, крепким сном хорошо поработавшего человека под падающий на экране телевизионный снег. Шипение прекратившего вещание ящика не могло перебить здоровый опийный сон Дэна. Телефон он так и не включил, здраво рассудив, что все дела подождут до завтрашнего дня, от кумаров никто еще не умирал, ни к чему приучать народ к тому, что Дэну можно звонить круглые сутки. Этим наглым торчкам только повод дай - сразу на шею сядут, и заебешься их потом отучать от этой дурной привычки - лишать человека заслуженного отдыха.
В районе двенадцати дня настойчивый звонок в дверь разбудил Дэна. Это было редкостью, обычно к нему звонить и заходить начинали после двух. Матерясь в голос тот прошлепал к двери, заглянул в глазок и немного расстроился. Перед дверью переминался с ноги на ногу первый сегодняшний посетитель и первый покупатель - Козырь.
Дэн открыл дверь, запустил жаждущего раскумарки Козыря в квартиру.
- Здоров, Дэн. Как дела? - расширенные зрачки, потная зеленая физиономия Козыря, резкие, дерганные движения говорили сами за себя - поправиться ему было необходимо. - Есть чего-как?
Дэн выдержал паузу. Все-таки дилерство дает чувство власти над людьми. Можно помочь абстинентному приятелю вернуть человеческий облик и нормальное самочувствие, а можно и отказать. Во втором случае Козырь станет в коленно-локтевую позицию, поскольку Дэн соверешенно точно знает, что больше у Козыря ходов нет, на других точках ему не продадут, и, в случае отказа, предстоит ему невеселое времяпрепровождение. И именно Дэну решать, будет Козырь сегодня функционировать нормально, или станет давиться какими-нибудь таблетками в надежде подсняться…Вон, как таращится…Видно, совсем худо ему…Все таки интересно, каким Макаром он себе такой дозняк наколотил….Ладно, пусть живет. Но, чтобы жизнь медом не казалась, подопустить товарища надо. Выебать земляка - что Родину увидеть.
- Вчера ночью все кончилось. Рустам с Катькой последнее забрали.
Вот оно! Правы были философы и прочая думающая публика - словом можно убить. Козырь был убит, наповал. Секунду назад в квартире было двое живых существ. Теперь в живых числился лишь Дэн. А вместо дышащего, думающего, потеющего и страдающего Козыря перед Дэном стоял покойник. Трупное окоченение, судорогой скрутившее мышцы не давало Козырю рухнуть прямо в коридоре. Запах разложения наполнил коридор. По ковру поползи черви. Зомби прошелестел:
- Да ладно? И что? Вообще голяк?
- Ну сам то как думаешь? Если ночью все кончилось, а сейчас утро?
- Ну бля, хуй знает, Дэн, может все таки есть что-нибудь? Ты ж для себя всегда оставляешь…
- Козырь, то для себя, а не для тебя, верно? К тому же - сколько раз я тебе говорил, чтоб без звонка ты сюда не приходил? Что, номер набрать трудно? Пальцы не работают?
- Дэн, я звонил, бля буду, звонил - зачастил тот - и с прозвонами звонил, и так - но ты трубку не брал…Я подумал, ты спишь, или с телефоном что - и пришел…
Телефон был отключен с вечера, так что Козырь мог прозваниваться хоть до скончания века, но Дэн продолжал прессовать:
- К тому же, тебе говорили, что раньше двух дня ко мне звонить или заходить не стоит? А сейчас начало первого. Ты что, Козырь, совсем поляну не сечешь? Потерпеть до двух не можешь?
- Блин, Дэн, ко мне человек приехал, на кумарах, поправиться хочет, деньги его - он ждать до двух не может, поэтому я и пришел…Он с работы подорвался, на час всего, у него времени в обрез, вот я и подумал… - на лице Козыря отчетливо проступили пятна разложения.
- Чего ты подумал? Что можно придти ко мне, без звонка, разбудить, и начать ебать мозги? Денег у тебя сколько?
- На полтора. Штука пятьсот.
- Что за человек?
- Да он через меня постоянно берет. Ты его не знаешь, он вообще не из нашего района, а сюда ездит, потому что точек не знает. Мы с ним на группе познакомились.
Козырь время от времени посещал группу Анонимных наркоманов, собиравшуюся каждый день в районной нарколожке. Там он выискивал денежных лошков, и сбивал их с пути истинного: вместо двенадцатишаговой программы, братской поддержки и трезвости соблазнял быстрым и качественным героином, который "берется за три минуты, прямо здесь, никуда ехать не надо". Для многих, пришедших на группу в надежде завязать или избавиться от депрессий двенадцать шагов к трезвости превращались в двенадцать шагов к системе. Руководители секты Козыревское поведение не одобряли, пытались повлиять на него разговорами, несколько раз его выгоняли с собраний, а в итоге вообще запретили ему появляться на группе. Но Козырь отлавливал своих жертв перед группой, или встречал после, кружа возле диспансера как голодная гиена в поисках падали…
- Надеюсь, ты его сюда не притащил?
- Да что ты, Дэн, я что, совсем дурной? Он у меня на хате сидит, ждет. Дык что? Совсем ничего нет? А будет? - в трупе Козыря еще было немного живого, надежда умирает последней, цепляясь за жизнь всеми конечностями.
- Ладно, Козырь. Хуй с тобой. Давай свой полтинник. Сделаю тебе из личных запасов. Иди на кухню, я сейчас.
Щелк. Жизнь со скоростью пушечного ядра вернулся в иссохшую тушку Козыря, казалось, его даже кумарить стало меньше. Заулыбавшись, он стянул обувь и пошел на кухню, не пошел - полетел. Еще бы, побывал на том свете и вернулся к жизни за какие-то пять минут. Реальность была светлой и радостной - он скоро поправится, боль в ногах, спине, пот и кашель уйдут, и он станет человеком. Мысль о том, что через какие-то три или четыре часа все это вернется, Козырю в голову не приходила. Пока не приходила.
Дэн, закрыв за собой дверь, достал из заначки пачку с расфасованным героином, достал оттуда два шара по грамму, поразмыслил, и вернул в пачку один. Размял в пальцах шарик, прикинул - как полтора грамма прокатит. Спрятал деньги в детскую энциклопедию. Пачку с героином закинул на шкаф. Вышел в кухню.
- Вот, Козырь. Насыпка не особо богатая, потому как перец чистейший - из своих запасов тебе отсыпал. Сам понимаешь - полтора грамма из этого для меня сделать - как два пальца обгадить, но продукт не хочется портить бодягой. Так и передай человеку - качество искупает количество с лихвой.
Козырь солидно покивал, взгляд его был прикован к небольшому шарику черного целлофана в руках Дэна.
- Дэн, можно я у тебя поправлюсь? Баян у меня с собой…
- Ладно, только быстро.
- Дай весло.
Дэн выдал оживившемуся Козырю все необходимое, сам уселся на подоконник и закурил. Инструментарий просто летал в руках находящегося в шаге от разлома торчка. Параллельно Козырь вещал, словно не выключенный радиоприемник:
- Да, насыпочка небогатая, но по виду перец хороший…Так…На полкуба сделаю…С утра хотел на рынке у дагов затариться, у них не героин - просто бомба, с четверти глаз не открыть, наверно с синтетикой замешано, и обломался…Дай зажигалку…Ага, спасибо…Пришел на рынок - а там облава, оперов, как грязи, даже Косметичкин крутился… Все черные носом в грязи лежат, над ними омоновцы стоят, народ толпится…Димедрола у тебя нет? Жаль…В общем, я туда даже заходить не стал - ясно, что нечего там делать было…А потом, когда к тебе шел, встретил Черняева, и тот сказал, что приняли дагов…Они какому то азеру грамм продали, а азер оперской оказался…Довыебывались, в общем…Так… - Козырь заткнулся, пытаясь найти рабочую вену на гладкой, как боксерская перчатка кисти. Поковырявшись с минуту, попал. В шприц вялой струйкой брызнула кровь. Высунув язык от усердия, Козырь даванул на поршень. Поставившись, выдернул шприц и снова забубнил - Дома…Блять, вен нет, расходится все долго…Во, есть что-то…Фу, блять, разламывает…Не, ничего такой героин...Дай баян промою…
- Вон, чайник стоит.
- Ага, спасибо…Вот, значит приняли дагов, да. Опера наверно теперь неделю на радостях пить будут…
- Может будут, а может и нет…Свято место пусто не бывает, сам знаешь - стряхнул пепел Дэн. - Я сам их говна не пробовал, но по слухам - очень хороший герыч они продавали…Если поставщика не сдадут - то скоро снова он в районе появится…Хотя - это, блядь, не мое дело. Слышь, хорош рубиться, давай, собирайся.
Опустивший голову на грудь Козырь вздрогнул и засуетился:
- Ща, Диня, уйду, только запакую получше и уйду. А то мне мимо рынка обратно идти, неровен час попаду под горячую руку…
Он сдернул целофанку с пачки сигарет, завернул туда значительно уменьшившийся в размерах грамм и принялся запаивать сверток на пламени зажигалки.
В дверь позвонили. По хозяйски, нагло, не отрывая пальца от звонка.
- Кого там нелегкая принесла…Я не жду никого…Козырь, пиздуй в комнату, закрой дверь и сиди тихо. Если чего - я тебя позову.
Дождавшись, пока за покупателем закроется дверь, Дэн подошел к входной двери и заглянул в глазок. Нежданный гость, как известно, хуже татарина. Эти гости был сравним с татаро-монгольским игом. В глазке были отчетливо видны Косметичкин и Дима Иволгин, местный опер, которому Дэн тоже приплачивал. Косметичкин покуривал, а Иволгин уперев палец в кнопку звонка, устраивал в квартире Дэна звуковой террор.
- Кто там? - внезапно осипшим голосом спросил Дэн
- Открывай, слышь, мы знаем, что ты дома. Да не ссы, мы не арестовывать тебя пришли - буркнул Иволгин, прекратив звонить.
Мысленно перекрестившись, Дэн открыл дверь.
- Здравствуйте, проходите.
- Ты один? - окинул взглядом прихожую Косметичкин
- Да - не моргнув глазом соврал Дэн. Показывать мусорам обсаженного Козыря у него не было никакого желания.
Оба мента не разуваясь и не снимая курток прошли на кухню. Дэн, заперев за ними дверь, пошел следом. Особого страха не было - платил он исправно, Кириллыч с Иволгиным здоровался за руку, да и присутствие Косметичкина обнадеживало. Если бы намечались какие-либо проблемы, то участковый бы на пушечный выстрел не подошел бы к неблагонадежной квартире Дэна.
Менты по хозяйски расположились на кухне. Иволгин уселся за стол, а Косметичкин сразу полез в холодильник, видимо в поисках спиртного.
- Садись, чего встал, как столб - кивнул Дэну на табуретку опер. - Выпить есть чего?
- Только пиво, в холодильнике…Достать?
- Сами разберемся….
Косметичкин вынырнул из глубин Дэновского холодильника, держа в руках пиво и тарелку с нарезанной колбасой (несколько дней назад отмечался день рождения Дэновской мамаши, кое-какие деликатесы перепали живущему отдельно непутевому сыночку).
Ловко зацепив бутылки горлышками, участковый открыл пиво. Одну бутылку отдал Иволгину, вторую взял себе, и тоже уселся за стол.
- Вам кружки надо?
- Нахуй. Садись, тебе сказали.
Дэн подтянул ногой табуретку и присел на уголок, выражая лицом нечеловеческое внимание и готовность услужить. "Хорошо, что я еще не поправлялся с утра, а то бы начали пиздеть…" - мелькнула левая мыслишка… "Не дай бог Козырь высунется или они в комнату попрутся…Будет номер…".
- Когда к тебе Филимонов приходил в последний раз? - спросил Иволгин, ополовинив бутылку "Бочкарева"
- А кто это?
- Блядь, дурака не валяй. Кириллыча когда видел?
- Вчера вечером.
- Ну и как у него дела?
- Не знаю, мы с ним о делах не говорим…
- Хмурый он тебе по-прежнему поставляет? - почесав нос, спросил опер
Дэн замялся. "Сказать - не сказать? Они вроде бы и в курсе, но никто никогда имен не называл …А так я скажу - да, и считай в торговле признался…"
- Не ссы, сказали же тебе. Давай, говори - вписался в беседу Косметичкин.
- Ну…Да.
- И как торгуется? Много народу на иглу уже подсадил, наркоделец сраный? Детишкам, небось продаешь? Школьникам? А, Денис? Совсем уже совесть проторчал?
- Вы о чем, Дмитрий Сергеевич? Какие дети? Какие школьники?
- Шутит дядя так, не пугайся…Ладно. Слышал, что сегодня братья Чихраевы свою деятельность на рынке закончили?
- Да, слышал...
- Хитрые были дагестанцы…Но на хитрую жопу найдется и хуй с винтом. Вчистую сгорели даги. Доказанная торговля, от восьми до пятнадцати. Свидетели, понятые, все по уму. И с тобой так же будет когда-нибудь, если мы с тобой общего языка не найдем, понял?
- Понял…Но мы же с вами вроде…У нас нормально все… - запинаясь, пробормотал Дэн, не понимая, куда ветер дует.
- Что у нас нормально? - надавил опер.
- Ну это…Отношения…
- Какие это у нас, сотрудников милиции, с тобой, наркоманом поганым и барыгой, могут быть отношения?
- Ну…Нормальные отношения…Вы же говорили - будешь отстегивать, не будешь борзеть - все будет нормально…Я и не борзею…
- Еще б ты заборзел!
Опер закурил, и о чем то задумался, глядя прямо в глаза Дэну. Через минуту тот заерзал под немигающим взглядом пустых глаз, стал коситься в сторону Косметичкина. Участковый молча пил пиво и тоже пялился в его сторону.
- У тебя какой оборот в день? - внезапно спросил Иволгин.
- Когда как…Иногда грамм десять в день уходит, а иногда - два-три…По выходным больше, по будням меньше - честно ответил Дэн.
- А сколько ты своему бугаю денег отдаешь?
- 700 рублей за единицу.
- Продаешь по штуке? Выходит, триста рублей с грамма имеешь…Богато, богато…Наркобарон, бля, районного масштаба…Настала пора поработать на государство, Денис.
- Это как?
- А вот как - опер покопался в кармане кожанки и кинул на стол круглый целофанновый сверток. Знаешь, что это такое?
- Нет, откуда ж…
- Это, Денис, поганое зелье, которым братья Чихраевы торговали на рынке, обнаруженное у них при личном досмотре. Не все, конечно, а малая часть.
"Малая часть" поганого зелья на вид тянула грамм на тридцать. Сверток притягивал взгляд. Внезапно Дэн понял, что его потряхивает. Кумар, как всегда, подступал незаметно. "Поправиться бы…".
Иволгин сбил шапку пепла, помолчал немного и заговорил.
- Здесь тридцать грамм ровно. Ни в одном протоколе, ни в одной бумажке этот героин не зафиксирован. Чихраевым, чтобы на зону отправиться, и четверти достаточно - показания покупателя есть, меченые деньги в кармане старшего брата обнаружены, а у младшего - героин в кожанке лежал…А вот это мы нашли в их ларьке. Там еще много всякого интересного было, но об этом потом. - Иволгин снова закурил. - Тридцать грамм - это тридцать тысяч рублей, а то и сорок, если с умом подсчитать. Конечно, это вещдок, который надо сдать под роспись и приобщить к материалам дела. Но видишь ли, Денис, в чем дело - когда мы этот вещдок нашли - Чихраевых уже увезли в отдел, понятые туда же отправились…Короче говоря - теперь эта отрава не существует, ее нет, а тридцать тысяч - деньги хорошие. Понимаешь, к чему я веду?
- Понимаю - послушно кивнул Дэн. - Вы хотите превратить эти тридцать грамм в тридцать тысяч?
- От недели до двух. Даже скорее всего - две недели - назвал Дэн срок с большим запасом.
- Неделя максимум. Через неделю отдаешь нам тридцать штук. Если все будет хорошо - дадим еще партию.
- Дмитрий Сергеевич, а качество? Может, там настолько фуфловый порошок, что у меня его никто покупать не станет? Я же не знаю, что это за героин…
- Попробуешь - узнаешь. Говорят - хороший, сам я не пробовал, извини уж. Расслабляюсь другими способами. Телефон мой знаешь?
- Нет, откуда…
Иволгин достал блокнот, черкнул семь цифр, вырвал лист и кинул его в сторону Дэна.
- Звони, если что. Через неделю придем, готовь бабки. Кириллычу - привет. Все, нам пора мафию побеждать. Пошли, капитан.
Закрыв за ними дверь, Дэн пробрался на кухню и, обхватив голову руками, уселся за кухонный стол. Посреди стола одиноко лежала целофанка с дагестанским героином. Ситуация была нехорошая. Работать с мусорами ему не хотелось совершенно, но выхода он придумать не мог. К тому же трезво мыслить мешал усиливающийся кумар.
"Надо поправиться, а там видно будет. Заодно посмотрю, что за товар даги торговали".
Приготовления не заняли много времени. Дэн распаковал сверток, заварил свою привычную дозу, и быстро поставился. Встал, чтобы промыть баян, но приход накатил с недетской силой, и, шатнувшись, Дэн отвалился обратно в кресло…
"В этом колодце еле теплится жизнь. Говори со мной, не уходи, дыши, дыши, дыши. Дышать? Это как? Это чем? Это зачем? Ведь я могу и не дышать. Мне это не надо. Тепло, темно и уютно. Нет тела. Оно не нужно. Бестелесная оболочка? Душа. Не спеша. Дыши. Не спеши. Душа, не спеши, не дыши. Промозглыми осенними каплями в холодный мрак колодца летят слова, неразборчивые междометия, истеричные звуки, раздражающие, мешающие, наседающие. Держащие на плаву. Заполнить цистерны, приготовиться к экстренному погружению. Не удается, мы потеряли весь балласт, нас выносит наверх. Не уйти на глубину. Слишком много повреждений.
Звуковая атака. Экстремальный звуковой террор. Каждый звук, каждый искаженный расстоянием и слоями темного киселя сэмпл намертво привязывает к? Поверхности? Дну? Стене? Another freak in the wall… Шум отражается, шум раздражает теплую и беспросветную субстанцию, в которой растворен ты. Концентрические круги от брошенных вниз фраз и слов искривляют твой долгожданный покой. Звук воспринимается всем существом, каждой клеткой, каждой молекулой. Это не люди, это просто радиоприемник работает в унисон с твоей волной. Попытка пропустить звуковые колебания сквозь себя не удается, непроницаемость по прежнему остается с тобой. Стать бы фильтром, решетом, дуршлагом, пробитой дробью фанерой, изрешеченной простынью, чем угодно, лишь бы избавиться от настырного эхолота. Притвориться. Пропустить назойливое гудение, жужжание, всхлипы, аккорды и бессвязную мешанину слов сквозь. Сквозь кого? Сквозь что? Не принципиально. Лишь бы не отражать. Лишь бы не реагировать. Пропустить. Или поглотить. Глубина? Минхерц, эхолот барахлит. Если верить этой чертовой железяке, под нами не иначе как Марианская впадина. Никогда больше не буду пускать на корабль практикантов-недоучек. Может попробовать промерить глубину шестами?
Изредка ветвистой молнией темноту колодца озаряет боль. Удар беззвучного грома, от которого сыпется черная крошка бетонных колец. Трещит древняя кладка. Держится. Но, к счастью, гром и молния редко долетают до дна, на котором лежишь ты. Лежишь. Ты. Да и боль можно терпеть. С болью проще. Она не тянет вверх, она не цепляется якорем, она не впивается и не рвет вверх. Она просто иногда есть. А ты есть всегда. Ты есть постоянно. Ты хочешь быть здесь всегда. Навсегда. Ради тихой темноты, ради черной тишины ты готов подставляться под удар. Гром гремит. Не знают на Фабрике Гроз, что бьют они вхолостую. Квадрат 36-80. Ковровое болеметание. Сейчас мы накроем эту суку, генерал. Да пребудет с тобой Господь, сынок, поджарь эти задницы. Мы тратим боезапас зря. Они опять ушли из под удара. Разумеется. Так и должно быть. Непростые существа клали камень, непростые руки рыли этот колодец. Беспримерное поражение человеческого разума. Полноте, да разве в людских силах создать такой мрак? Не знаю, сынок. Мы опять упустили их. Боль раздражает нервы. А какие нервы могут быть у пустоты, которой ты являешься здесь и сейчас? Много истин открывается в темноте. Много новых просветлений. Ты не чувствуешь боли, но знаешь, что это такое. Практикуете колодезный дзен? Такому спокойствию позавидовал бы и Будда. Кстати, он где-то внизу. Могу познакомить. Но позже. Сперва ты должен показать себя, показать свою волю и настойчивость, желание остаться здесь. За все надо платить, и за темное безмолвие тоже. Дерись. Борись. Eternal peace, you must be strong. Еще один финт, еще один нырок, уклон. Боль уходит вниз, никак не задевая тебя, вниз, ко дну, к которому ты так стремишься.
Оказывается не дышать очень просто, достаточно нырнуть в мрак как можно глубже, и как можно дольше оставаться в нем. Заплыв в пустоте, под слепым беззвездным небом, течение несет спокойное тело к далеким берегам. Прах к праху, пыль к пыли. Судно без экипажа, без руля и ветрил. Неощутимые потоки, ветер, не освежающий и не морозящий. Странно, что нет криков птиц, нет запаха соли. Мертвый голландец летит над волнами. Оскаленный в вечной улыбке скелет. Изъеденные язвами, обтянутые полуистлевшей кожей сжимают румпель. Прямо и вверх. Мертвый капитан по Мертвому морю, без света и тени, призрачно в призрачном. Без мыслей, без слов, без эмоций. Тихо и темно. Медитационная левитация.
Одиночество переходящее в наслаждение. Удовольствие от полнейшей самодостаточности. Вещь в себе. Вещь в тебе. Ты в себе. Один на один с темнотой, которая наполняет тебя с каждым мгновением. Мгновение? Что это такое? Единица времени? Минута, секунда, час? Год? Темнота безвременна. Мрак отрицает движение, любое движение превращается в черный цвет. Мрак отрицает время, каждая секунда растягивается до абсолюта. Существование здесь и сейчас. Всегда. Навсегда. Мрак отрицает жизнь. Да и к чему жизнь здесь? Другие ценности, другие измерения, другие возможности, другие ощущения…
А свет в конце тоннеля выдуман теми, кто слишком часто ездит в метро. Ускорение свободного падения, полет с выключенными приборами, включается технология "стелс". Становишься невидим, неслышим, неощутим. Перестаешь существовать. Перестаешь быть. Ответ найден. Быть или не быть. Не быть. Power Off."
…Козырю надоело сидеть в пропахшей грязными носками комнате, к тому же его действительно ждал дома клиент. Но он честно сидел, ожидая, пока Дэн позовет его в коридор - самовольничать не хотелось портить отношения с единственным доступным для него дилером. Стены в Дэновской квартире были кирпичные, поэтому Козырь не слышал, кто пришел к Дэну и о чем был базар - лишь несвязные мужские голоса доносились через дверь. От нечего делать Козырь прошмонал комнату, и к великой радости, на шкафу, обнаружил пачку из под "LM", где вместо сигарет лежали фасованные граммы и половины. Недолго думая, он вытащил из пачки пять шариков, сунул в карман, положил пачку на место, и уселся обратно на диван. Прошло прилично времени. Наконец в коридоре прогрохотали шаги, хлопнула дверь, щелкнул замок. Козырь встал с дивана, ожидая, что Дэн его выпустит, но тот не приходил. С минуту честно покашляв, позвав хозяина и не добившись никакой реакции, Козырь осторожно выглянул из комнаты.
Открывшаяся картина заставила Козыря вздрогнуть. На кухне, в кресле полулежал Дэн, уже посиневший, закусивший черную губу, на полу валялся баян, а на столе лежал кусок целлофана с горкой бело-коричневого порошка на нем. Почему-то на цыпочках Козырь подошел к Дэну, тронул холодную руку. Пульса не было. Постоянно озираясь на полулежащее в кресле тело, Козырь быстро запаковал валяющийся на столе героин, пробежался по карманам отъехавшего приятеля, нашел немного денег, сигареты, зажигалку. Забрав и эту мелочь Козырь вышел в коридор, заскочил в комнату, в которой провел последние полчаса, забрал с шкафа пачку из под сигарет "LM", быстро оделся и покинул квартиру барыги.
На этаже он шмыгнул на балкон, ведущий на черную лестницу, внимательно обозрел окрестности, и, не заметив ничего подозрительного, через три ступеньки попрыгал вниз. Дома его ждал клиент, а Козырь и так слишком задержался - придется выдумывать какую-то очередную небылицу про злых ментов и жадных барыг. Одно хорошо - тот, кто ждал Козыря, был натуральнейшим лохом и верил каждому козыревскому слову, чем тот бессовестно пользовался. Постулат "Без лоха и жизнь плоха" был жизненным принципом Козыря, совесть которого оставалась чиста даже в случае самого грязного и подлого кидка или развода. "Кто-то кидает, кого-то кидают, а кто не кидает - тот сам попадает", сочинял Козырь стишок по дороге к дому. То, что сбылся его самый страшный кошмар - остаться без единого барыги в этом недружелюбном мире, не тревожило его. Свято место пусто не бывает, повторял он про себя, не бывает пусто свято место…
глава третья(НЕГАТИВЫ)
...С рекламного плаката с доброй, всепонимающей и всепрощающей улыбкой на меня смотрит доктор Маршак. Импозантный такой, при костюме, и само собой, в изящном, подобранном в цвет галстуке. Аккуратная прическа, могучий лоб, несомненно скрывающий за собой недюжинный интеллект, глаза профессионального психотерапевта, от этого взгляда не скрыться, он пронизывает насквозь, проникает в душу, исцеляет все язвочки, трещинки и болячки, что раздирают меня изнутри...Он – врач, нарколог, он сам прошел через ад наркомании, выжил, основал центр «Кунадала», и теперь помогает вылечиться другим, более слабым, менее совершенным, оступившимся, потерявшимся в этом враждебном мире наркозависимым ребятам, которых в нашей стране миллионы...Я смотрю на этот плакат, и меня переполняют чувства, неподдельные, искренние, бьющие через край...С каким бы удовольствием я бы разбил эту холеную, сытую, гладкую рожу в кровь, сперва стандартной «троечкой», сломал бы тонкой работы очки и свернул бы этот благородный нос...А потом, когда бы ноги доктора, обутые в модные туфли хрен знает от какого кутюрье подкосились бы, и его тушка рухнула бы на асфальт, пустил в ход свои «гриндера» с железными носами, которые я ношу круглый год...И бил бы, бил, пинал воющее от боли и страха существо, до тех пор, пока он бы не перестал орать и стонать, а лишь бы тихо хрипел. И тогда я бы присел бы на корточки рядом с ним, и спросил бы его, абсолютно не ожидая ответа: «Доктор, почему ты не вылечил меня? Почему ты не помог моим друзьям? Ты же доктор...». И сидел бы рядом, покуривая дрянную сигаретку, ожидая приезда ментов.
Добропорядочный гражданин, член цивилизованного социума, что ты чувствуешь, читая эти строки? Наверное, тебе сейчас немного не по себе...Невольно ты представил себя на месте этого несчастного доктора, которого мысленно изуродовал какой-то отмороженный тип. И тебе больно. Не бойся, гражданин, с тобой этого еще не произошло, и доктор Маршак жив и здоров, и в данный момент читает в каком нибудь большом, красивом, наполненном умными, добрыми и интеллигентными людьми дворце лекцию о вреде наркотиков и о своих достижениях на ниве лечения наркоманов. В зале стоит тишина, лишь шелестят страницы доклада, и в душистой, пронизанной светом сотни ламп обстановке разносится вкрадчивый голос врача...
Притормози, послушай, чего я скажу. Я тебя долго не задержу...
Но знай, гражданин, что эта неприятная сценка когда-нибудь развернется на твоих глазах в реальной жизни. Может быть, с кем то другим. Может быть, с тобой. Может быть, когда ты будешь возвращаться домой с работы одним теплым летним вечером, тебя огреет обломком водопроводной трубы какой-нибудь 17-ти летний парнишка, быстро обшарит твои карманы и сумку, снимет любимые часы, заберет сотовый телефон и растворится в июльском закате...А ты будешь лежать на грязных ступенях. И тебе будет больно и плохо. И в этом твое счастье, ибо при худшем раскладе ты вообще ничего не будешь чувстовать. А может быть, твою жену пырнет ржавой отверткой в область печени за то, что она не будет отдавать сумочку, которую у нее попытается выхватить тощий бледный субъект неопределенного возраста и пола...А может быть дочка твоя, кровинушка, красавица и умница заразится ВИЧем от своего любовника, который (о Господи, да мы же не знали об этом! Как мы могли такое подумать, он же был таким интеллигентным!) вовсе даже не учится на третьем курсе Государственного Университета, а торчит на эфедроне уже пять лет...Или ты внезапно заметишь, что твой младшенький, который еще даже в институт не поступил, а заканчивает элитный лицей, с углубленным изучением ряда предметов на иностранных языках стал приходить домой очень поздно, из его комнаты стали пропадать дорогие вещи, а сам он имеет очень нездоровый вид, и кто-то из родных или даже ты сам произнесешь это слово в первый раз: «героин»...Многое может случиться с тобой и твоими близкими...И даже хорошо, что ты этого еще не знаешь. Тот, кто придумал и создал нашу жизнь был все таки не злым парнем, и не позволил вам знать свое будущее, иначе жизнь ваша превратилась бы в сплошной кошмар. Ты заметил, что я говорю «ваша» вместо «наша»? Знаешь почему? Отвечу. Во первых, я уже живу в кошмаре, который тебя ожидает, во-вторых я свое будущее в отличие от тебя – знаю, и в третьих, я – не ты, я другой, я чужой, и это самое главное.
Кто я? А ты еще этого не понял? Я – изгой, я грязь, отброс социума, я – банальный торчок. Вот видишь, какая между нами пропасть...Я – торчу, ты – живешь, но иногда наши дорожки пересекаются, и встречи эти очень часто заканчиваются счетом 0-1, к сожалению, не в твою пользу. Не забиваешь ты – забивают тебя, таков закон нашей помойки, улицы, где мы живем и подыхаем. И если мы встретимся с тобой, то мне придется забить тебя, может быть даже и ногами, потому что я тоже хочу еще побыть на этом свете, короткий срок – но побыть. А к тебе лично я в принципе ничего и не имею...
Признаюсь, раз уж пошел такой разговор, я не хотел становиться таким, какой я есть...Давным давно, еще в самом начале своей наркоманской карьеры я понял, что влип, влип по глупости, по незнанию, и обратился к врачам. Да, я пошел в наркологический районный кабинет. И обо всем рассказал, просил мне помочь...Знаешь что мне сказал мой районный нарколог, после того как поставил меня на учет? «Значит – не торчи, и приходи через три месяца, мы тебя осмотрим, если ты будешь соблюдать трезвость, то снимем с учета, если будешь торчать – то еще поговорим». И вручил мне методичку, в которой говорилось что надо обязательно колоться своим шприцом и ни в коем случае не колоться чужим...Я честно пытался не торчать, но у меня не получалось, я не знал – как это делать, как сопротивляться...И заторчал снова. Но кололся своим шприцом.
Потом я попал в милицию, меня прихватили с кайфом на кармане. Трое суток, что я провел в клетке, многое мне прояснили и открыли глаза на мир. Ты был когда-нибудь в милиции? Нет...Тогда тебе не понять, как там бьют, втроем-вчетвером, тесным кружком, ногами и дубинками, отбивают печень и почки, бьют и бьют, а потом, пока ты корчишься на вонючем бетонном полу, перекуривают и обмениваются веселыми фразами. А потом снова бьют. За что? Да за то что я наркоман. Всего лишь. Трое суток беспрерывного кошмара. Потом меня отпустили, вернее вышвырнули из отдела. Кровью я мочился около трех недель. Потом разумеется заторчал.
В тюрьме ты конешно не был тоже? Само-собой. А я вот был. Полтора года в вонючей камере, рассчитанной на двадцать человек. В лучшие времена нас там было 55, в худшие – 78. Спали в три смены. Летом – духота и вонь, зимой – холод и иней на стенах. Нет, я никого не грабил и не убивал, меня просто-напросто задержали когда я покупал себе дозу. У азейбарджанца, которого потом отпустили. А меня нет. Почему? Да ты что, еще не понял? Я же наркоман...Когда я перед отправкой в Угли сказал что я хочу лечиться и просил у цветных помочь мне, оперок сообщил, что я отправляюсь в самую лучшую клинику, и там меня обязательно вылечат. Через полтора года я вышел. И как ты думаешь, что я сделал? Вмазался, верно. Начинаешь соображать.
Что ты говоришь? Лечиться? Ле-чить-ся? Моя фамилия Березовский? Я похож на внука Чубайса? Нет? А что ж ты такие глупости говоришь? Час работы «нарколога-психотерапевта» стоит от 10 до 40 долларов. Курс лечения у еще не избитого мной доктора Маршака – несколько тысяч долларов, в остальных центрах помощи таким как я – столько же. У меня нет и не было никогда таких денег, ты об чем? Ах, государство...Да твоему государству насрать на меня и таких как я. Ты конечно же не знаешь что такое городская наркологическая больница или что такое обычный дурдом...А я знаю. Сульфазин,галоперидол, мажептил и сульфазин. Серу разогревают на электрической плитке, и вкалывают тебе под кожу. Больно, да. За что? Да за то, что я просил у медсестры сонников, потому-что мне было на кумарах не заснуть, я не спал уже шесть дней к тому моменту. Все наши больницы и диспансеры битком забиты наркоманы с диагнозами ВИЧ и СПИД, ага, смертельная болезнь, это то ты слышал, ты же смотришь телевизор. Ты думаешь их лечат? Нет, их там держат. Ровно три недели, пока не сделают все анализы. А потом выпускают. Куда-куда, на муда..На волю, в город. Дают справку о том, что человек в курсе своей болезни, что в случае намеренного заражения другого человека его ждет уголовная ответственность, и выпускают...Потому что негде новых держать. Сплошной поток ВИЧ инфицированных, конвеер. Одни выходят, чтобы никогда не вернуться, другие заходят. И торчат, вмазываются, шмыгаются...А по слухам к нам в город и порошок поступает инфицированный, иначе откуда столько больных? Больше неоткуда. Тебе страшно? Мне тоже. У меня очень много ВИЧ инфицированных знакомых и друзей. Нет, вру, друзей мало очень. Почему? Потому что поумирали уже все. А сам я про себя не знаю, давно не проверялся, может уже да, может еще нет... А государство? А ему похую. Пускай умирают, как мухи, все равно – отбросы. Ты жалеешь крысу, сдохшую на помойке? Нет, вот и правительство наше нас так же не жалеет. Зачем...
Знаешь, недавно ночью, когда не заснуть было, я думал, быть может все это часть плана, может быть все это задумано? Быть может, это какая-то глобальная чистка, типа сокращение популяции самыми жесткими методами? А может это необъявленная война против нас, русских? Ведь вся наркота идет из-за границы, почему не закрывают каналы поставок? Почему не сажают оптовых барыг, а обычных торчков закрывают тысячами? А наше руководство за лишнюю сотню штук зелени родную мать на панель выпихнет, не поморщится, что уж говорить о миллионах молодых людей, которых наши шишки даже в глаза не видели? Быть может дело не в нас, отбросах и изгоях, а вся фишка происходит наверху? Что? Я брежу? Может быть, я ж говорил, что я другой, не такой, и мозги у меня работают по другому...
Что ты говоришь? Пора тебе? Я тебя задерживаю? Иди, хрен с тобой. Да, спасибо, буду стараться...Да иди, иди...
(Темная фигура неслышно метнулась вслед уходящему мужщине. Тот как раз сворачивал под арку. Улица была пустынна, лишь вдалеке виднелись смутные силуэты пешеходов. Три шага, замах, глухой удар, падение тела, быстрое обшаривание карманов, бумажник, часы, браслет, телефон. Два удара в область головы. Звук удаляющихся шагов. Мужщина остался лежать неподвижно. Под головой растекалась темная лужица. Мимо арки медленно проехала девяносто девятая. Из раскрытых окон машины на всю улицу разносился новый шлягер Децла. Из арки шмыгнула в подвальное окно кошка
...С рекламного плаката с доброй, всепонимающей и всепрощающей улыбкой на меня смотрит доктор Маршак. Импозантный такой, при костюме, и само собой, в изящном, подобранном в цвет галстуке. Аккуратная прическа, могучий лоб, несомненно скрывающий за собой недюжинный интеллект, глаза профессионального психотерапевта, от этого взгляда не скрыться, он пронизывает насквозь, проникает в душу, исцеляет все язвочки, трещинки и болячки, что раздирают меня изнутри...Он – врач, нарколог, он сам прошел через ад наркомании, выжил, основал центр «Кунадала», и теперь помогает вылечиться другим, более слабым, менее совершенным, оступившимся, потерявшимся в этом враждебном мире наркозависимым ребятам, которых в нашей стране миллионы...Я смотрю на этот плакат, и меня переполняют чувства, неподдельные, искренние, бьющие через край...С каким бы удовольствием я бы разбил эту холеную, сытую, гладкую рожу в кровь, сперва стандартной «троечкой», сломал бы тонкой работы очки и свернул бы этот благородный нос...А потом, когда бы ноги доктора, обутые в модные туфли хрен знает от какого кутюрье подкосились бы, и его тушка рухнула бы на асфальт, пустил в ход свои «гриндера» с железными носами, которые я ношу круглый год...И бил бы, бил, пинал воющее от боли и страха существо, до тех пор, пока он бы не перестал орать и стонать, а лишь бы тихо хрипел. И тогда я бы присел бы на корточки рядом с ним, и спросил бы его, абсолютно не ожидая ответа: «Доктор, почему ты не вылечил меня? Почему ты не помог моим друзьям? Ты же доктор...». И сидел бы рядом, покуривая дрянную сигаретку, ожидая приезда ментов.
Добропорядочный гражданин, член цивилизованного социума, что ты чувствуешь, читая эти строки? Наверное, тебе сейчас немного не по себе...Невольно ты представил себя на месте этого несчастного доктора, которого мысленно изуродовал какой-то отмороженный тип. И тебе больно. Не бойся, гражданин, с тобой этого еще не произошло, и доктор Маршак жив и здоров, и в данный момент читает в каком нибудь большом, красивом, наполненном умными, добрыми и интеллигентными людьми дворце лекцию о вреде наркотиков и о своих достижениях на ниве лечения наркоманов. В зале стоит тишина, лишь шелестят страницы доклада, и в душистой, пронизанной светом сотни ламп обстановке разносится вкрадчивый голос врача...
Притормози, послушай, чего я скажу. Я тебя долго не задержу...
Но знай, гражданин, что эта неприятная сценка когда-нибудь развернется на твоих глазах в реальной жизни. Может быть, с кем то другим. Может быть, с тобой. Может быть, когда ты будешь возвращаться домой с работы одним теплым летним вечером, тебя огреет обломком водопроводной трубы какой-нибудь 17-ти летний парнишка, быстро обшарит твои карманы и сумку, снимет любимые часы, заберет сотовый телефон и растворится в июльском закате...А ты будешь лежать на грязных ступенях. И тебе будет больно и плохо. И в этом твое счастье, ибо при худшем раскладе ты вообще ничего не будешь чувстовать. А может быть, твою жену пырнет ржавой отверткой в область печени за то, что она не будет отдавать сумочку, которую у нее попытается выхватить тощий бледный субъект неопределенного возраста и пола...А может быть дочка твоя, кровинушка, красавица и умница заразится ВИЧем от своего любовника, который (о Господи, да мы же не знали об этом! Как мы могли такое подумать, он же был таким интеллигентным!) вовсе даже не учится на третьем курсе Государственного Университета, а торчит на эфедроне уже пять лет...Или ты внезапно заметишь, что твой младшенький, который еще даже в институт не поступил, а заканчивает элитный лицей, с углубленным изучением ряда предметов на иностранных языках стал приходить домой очень поздно, из его комнаты стали пропадать дорогие вещи, а сам он имеет очень нездоровый вид, и кто-то из родных или даже ты сам произнесешь это слово в первый раз: «героин»...Многое может случиться с тобой и твоими близкими...И даже хорошо, что ты этого еще не знаешь. Тот, кто придумал и создал нашу жизнь был все таки не злым парнем, и не позволил вам знать свое будущее, иначе жизнь ваша превратилась бы в сплошной кошмар. Ты заметил, что я говорю «ваша» вместо «наша»? Знаешь почему? Отвечу. Во первых, я уже живу в кошмаре, который тебя ожидает, во-вторых я свое будущее в отличие от тебя – знаю, и в третьих, я – не ты, я другой, я чужой, и это самое главное.
Кто я? А ты еще этого не понял? Я – изгой, я грязь, отброс социума, я – банальный торчок. Вот видишь, какая между нами пропасть...Я – торчу, ты – живешь, но иногда наши дорожки пересекаются, и встречи эти очень часто заканчиваются счетом 0-1, к сожалению, не в твою пользу. Не забиваешь ты – забивают тебя, таков закон нашей помойки, улицы, где мы живем и подыхаем. И если мы встретимся с тобой, то мне придется забить тебя, может быть даже и ногами, потому что я тоже хочу еще побыть на этом свете, короткий срок – но побыть. А к тебе лично я в принципе ничего и не имею...
Признаюсь, раз уж пошел такой разговор, я не хотел становиться таким, какой я есть...Давным давно, еще в самом начале своей наркоманской карьеры я понял, что влип, влип по глупости, по незнанию, и обратился к врачам. Да, я пошел в наркологический районный кабинет. И обо всем рассказал, просил мне помочь...Знаешь что мне сказал мой районный нарколог, после того как поставил меня на учет? «Значит – не торчи, и приходи через три месяца, мы тебя осмотрим, если ты будешь соблюдать трезвость, то снимем с учета, если будешь торчать – то еще поговорим». И вручил мне методичку, в которой говорилось что надо обязательно колоться своим шприцом и ни в коем случае не колоться чужим...Я честно пытался не торчать, но у меня не получалось, я не знал – как это делать, как сопротивляться...И заторчал снова. Но кололся своим шприцом.
Потом я попал в милицию, меня прихватили с кайфом на кармане. Трое суток, что я провел в клетке, многое мне прояснили и открыли глаза на мир. Ты был когда-нибудь в милиции? Нет...Тогда тебе не понять, как там бьют, втроем-вчетвером, тесным кружком, ногами и дубинками, отбивают печень и почки, бьют и бьют, а потом, пока ты корчишься на вонючем бетонном полу, перекуривают и обмениваются веселыми фразами. А потом снова бьют. За что? Да за то что я наркоман. Всего лишь. Трое суток беспрерывного кошмара. Потом меня отпустили, вернее вышвырнули из отдела. Кровью я мочился около трех недель. Потом разумеется заторчал.
В тюрьме ты конешно не был тоже? Само-собой. А я вот был. Полтора года в вонючей камере, рассчитанной на двадцать человек. В лучшие времена нас там было 55, в худшие – 78. Спали в три смены. Летом – духота и вонь, зимой – холод и иней на стенах. Нет, я никого не грабил и не убивал, меня просто-напросто задержали когда я покупал себе дозу. У азейбарджанца, которого потом отпустили. А меня нет. Почему? Да ты что, еще не понял? Я же наркоман...Когда я перед отправкой в Угли сказал что я хочу лечиться и просил у цветных помочь мне, оперок сообщил, что я отправляюсь в самую лучшую клинику, и там меня обязательно вылечат. Через полтора года я вышел. И как ты думаешь, что я сделал? Вмазался, верно. Начинаешь соображать.
Что ты говоришь? Лечиться? Ле-чить-ся? Моя фамилия Березовский? Я похож на внука Чубайса? Нет? А что ж ты такие глупости говоришь? Час работы «нарколога-психотерапевта» стоит от 10 до 40 долларов. Курс лечения у еще не избитого мной доктора Маршака – несколько тысяч долларов, в остальных центрах помощи таким как я – столько же. У меня нет и не было никогда таких денег, ты об чем? Ах, государство...Да твоему государству насрать на меня и таких как я. Ты конечно же не знаешь что такое городская наркологическая больница или что такое обычный дурдом...А я знаю. Сульфазин,галоперидол, мажептил и сульфазин. Серу разогревают на электрической плитке, и вкалывают тебе под кожу. Больно, да. За что? Да за то, что я просил у медсестры сонников, потому-что мне было на кумарах не заснуть, я не спал уже шесть дней к тому моменту. Все наши больницы и диспансеры битком забиты наркоманы с диагнозами ВИЧ и СПИД, ага, смертельная болезнь, это то ты слышал, ты же смотришь телевизор. Ты думаешь их лечат? Нет, их там держат. Ровно три недели, пока не сделают все анализы. А потом выпускают. Куда-куда, на муда..На волю, в город. Дают справку о том, что человек в курсе своей болезни, что в случае намеренного заражения другого человека его ждет уголовная ответственность, и выпускают...Потому что негде новых держать. Сплошной поток ВИЧ инфицированных, конвеер. Одни выходят, чтобы никогда не вернуться, другие заходят. И торчат, вмазываются, шмыгаются...А по слухам к нам в город и порошок поступает инфицированный, иначе откуда столько больных? Больше неоткуда. Тебе страшно? Мне тоже. У меня очень много ВИЧ инфицированных знакомых и друзей. Нет, вру, друзей мало очень. Почему? Потому что поумирали уже все. А сам я про себя не знаю, давно не проверялся, может уже да, может еще нет... А государство? А ему похую. Пускай умирают, как мухи, все равно – отбросы. Ты жалеешь крысу, сдохшую на помойке? Нет, вот и правительство наше нас так же не жалеет. Зачем...
Знаешь, недавно ночью, когда не заснуть было, я думал, быть может все это часть плана, может быть все это задумано? Быть может, это какая-то глобальная чистка, типа сокращение популяции самыми жесткими методами? А может это необъявленная война против нас, русских? Ведь вся наркота идет из-за границы, почему не закрывают каналы поставок? Почему не сажают оптовых барыг, а обычных торчков закрывают тысячами? А наше руководство за лишнюю сотню штук зелени родную мать на панель выпихнет, не поморщится, что уж говорить о миллионах молодых людей, которых наши шишки даже в глаза не видели? Быть может дело не в нас, отбросах и изгоях, а вся фишка происходит наверху? Что? Я брежу? Может быть, я ж говорил, что я другой, не такой, и мозги у меня работают по другому...
Что ты говоришь? Пора тебе? Я тебя задерживаю? Иди, хрен с тобой. Да, спасибо, буду стараться...Да иди, иди...
(Темная фигура неслышно метнулась вслед уходящему мужщине. Тот как раз сворачивал под арку. Улица была пустынна, лишь вдалеке виднелись смутные силуэты пешеходов. Три шага, замах, глухой удар, падение тела, быстрое обшаривание карманов, бумажник, часы, браслет, телефон. Два удара в область головы. Звук удаляющихся шагов. Мужщина остался лежать неподвижно. Под головой растекалась темная лужица. Мимо арки медленно проехала девяносто девятая. Из раскрытых окон машины на всю улицу разносился новый шлягер Децла. Из арки шмыгнула в подвальное окно кошка
Извиняюсь что влезаю..но каого хуя меня банят!? Я ведь не провокатор..Меня какой та гандон с украины пидаром называет..позорит.он охуел.я его убил бы нах и выебал его врот сука..какого хуя меня та банят!!!Если ты тут рулишь дак разбирайся с этим..пиздец нах.Ufo_i написал(а):
Концикоакль
Юзер
- Регистрация
- 21 Ноя 2010
- Сообщения
- 165
я работал на телестудии,опыт есть так та.хочу поучаствовать
да спору нет, были мысли о создании фильма об Авторе, и вроде некоторые даже уже ехать в Питер к матери собирались? Личность заслуживающая того чтобы про него сняли Видео пусть и в телеформате. Это кста совсем недорого! Ну что Юль? Чо там Патрик? Или все забыто и поросло как и проект наш?)) Любимая моя виртуальная подружайка....lexazu написал(а):
П.С. ну а ваабще это даж копирайтом назвать не подымается язык...и даже смешным не обазвать очень уныло смотреть на сии потуги, я вот тему в креативе не читал видать тоже с ДЮ спизженно... "автар" пиши еще..тока мониторь чтобы по второму разу не выкладывалось у нас "ваше" творчество КонтрлЦе
lexazu Зай, а я вот, одна из первых прочитала...., что даже и коментов не оставила, да тут они и не нужны...без слов... я думаю у всех все это было... прожила вместе с тобой))) Да ты писатель, мать твою)))) Люблю тя роднуля!))))