Интервью — Мишель Леонхарт, руководитель Управления по борьбе с наркотиками США
Устройство мирового рынка наркотиков. Борьба с наркокартелями. Связи наркобаронов с террористами. Обмен разведданными между Россией и США. Об этом — в интервью Мишель Леонхарт
Оборот наркотиков в мире ООН оценивает в $322 млрд и это самый масштабный из всех нелегальных рынков, рассказывает руководитель Управления по борьбе с наркотиками США Мишель Леонхарт: «Организованная преступность, различные преступные группировки и террористические организации используют торговлю наркотиками как источник средств для финансирования своей деятельности. И это сближение между наркоторговцами и террористическими организациями нас очень беспокоит». По словам Леонхарт, этим обеспокоены и ее российские коллеги.
Главный борец с наркоторговцами США рассказывает, что все усилия ведомства, которое она возглавляет, направлены на «срыв и демонтаж крупных организаций, которые занимаются наркотиками»: «Наша стратегия, ресурсы и все усилия сосредоточены на прекращении деятельности торговцев и организаций, которые связаны с ними». Работа эта непростая, как отмечает Мишель Леонхарт, — «рынок, тренды и способы доставки постоянно меняются», наркокартели работают вне границ, поэтому нужно объединить усилия всех стран, чтобы их победить.
— Вы ожидаете, что оборот наркотиков будет снижаться?
— Для этого мы как раз и работаем. За последние 10 лет мы выявили более 160 из общего числа крупнейших наркоторговцев. И благодаря кооперации с нашими зарубежными коллегами смогли предъявить обвинение в США более 76% из них, арестовать — более 65%. Около 35% из них были экстрадированы в США.
— Чем непосредственно занимается ваше управление? Что вы делаете, чтобы победить наркобаронов?
— Управление по борьбе с наркотиками — своего рода операционный концепт: это площадка, где мы собираемся все вместе и устанавливаем цели. Управление было создано, чтобы победить самую огромную и самую серьезную проблему, которая сильно влияет на страну. Наша организация определяет стратегию, решает, как мы коллективно можем использовать наши ресурсы, чтобы бороться с самыми большими и плохими. Мы истребляем целые организации. 55% самых крупных и плохих были арестованы, более 75% из них были предъявлены обвинения. Так что ситуация меняется. Колумбийские картели — прекрасный пример. Вы не можете назвать сейчас ни одного колумбийского картеля — они были демонтированы, и мы надеемся, что то же самое случится в будущем и с Мексикой.
Наши коллективные действия по борьбе с наркотиками, четко определенные стратегии и кооперация с коллегами оказали значительное влияние на сокращение незаконного оборота наркотиков во всем мире.
— Какие группы наркоторговцев сейчас самые сильные? Вы можете назвать первые три картеля?
— В разных частях мира доминируют разные организации. Если речь идет о США, то главные — мексиканские картели. Недавно мы провели крупную операцию в Гвинее-Бисау. Эта страна стала наркотическим государством, южноамериканские наркоторговцы фактически ее захватили, отправляя туда огромные партии кокаина и коррумпировав чиновников. Поставляемые туда наркотики затем отправлялись в Европу.
Мы обнаружили, что средства, которые зарабатываются на поставках кокаина в США, идут обратно в те же организации, которые отправляют кокаин из Гвинеи-Бисау в Европу. Поэтому нужна кооперация всех стран независимо от того, какие картели доминируют в том или ином регионе.
Хочу поблагодарить наших коллег из России и ФСКН [Федеральной службы России по контролю за оборотом наркотиков] за проведение в Москве конференции, в которой участвовали представители структур, борющихся с наркоторговцами, из 96 стран. Сотрудничество необходимо. Если торговец работает в 3-4 странах, это означает, что у нас в этих странах есть партнеры, которые очень важны для нас. Российские партнеры сыграли важную роль в нашем сотрудничестве с партнерами из Афганистана. Мы помогли российским коллегам в расследовании дел, связанных с увеличением поставок кокаина из Южной Америки в Россию.
— Каковы в целом ваши отношения с российскими коллегами?
— У нас очень продуктивные отношения с нашими русскими коллегами, и у нас очень хороший обмен разведданными.
— Никаких споров и разногласий?
— Мы не всегда сходимся во взглядах на все проблемы, но отношения хорошие, поскольку у нас одна цель — преследователь наркокартели, которые оказывают огромное влияние на наши страны, и мы сотрудничаем в этом.
— Но на Россию влияет больше всего трафик из Афганистана?
— В России главная обеспокоенность связана с героином из Афганистана, для США — из Мексики, из Афганистана в нашу страну попадает 7% героина. Но нас очень волнует то, что поток увеличился после 11 сентября 2001 г. Поэтому мы провели региональную операцию, которую назвали «операция сдерживания», чтобы убедиться, что мы в состоянии держать это количество под строгим контролем. Многие страны очень опасались проблемы роста трафика афганского опиума и героина. В нашей стране эта цифра осталась на уровне 7%, историческим максимумом было 10%. Но мы обеспокоены потоком афганского героина в Россию и Европу, несмотря на то что он не попадает в США. Наркокартели работают вне границ, поэтому мы должны работать вместе с Европой и Россией. Мы можем обмениваться информацией и помогать друг другу в борьбе с картелями. Мы обеспокоены тем, что мексиканские картели вышли в Европу, Западную Африку, так же как и экспансией афганских торговцев в Канаде и Австралии. Поэтому мы обмениваемся данными и помогаем друг другу в проведении расследований.
— Картели конкурируют друг с другом за рынки или есть примеры синдикации, объединения их усилий?
— Ситуация зависит от страны и видов наркотиков. Я приведу как пример Мексику, где правоохранительной системе удалось провести хорошую работу за последние шесть лет, обрубая корни картелей. Употребление кокаина в США снизилось на 44% с 2006 г. Картели боролись друг с другом, но они могут и сотрудничать — например, использовать один и тот же транспорт, чтобы добиться своей цели.
В целом они конкурируют, но иногда случается то, что мы называем «брак по расчету», они зачастую, как и правоохранительные органы, идут на сотрудничество, чтобы выполнить свою работу.
— Есть опасения, что они сблизятся еще сильнее в будущем?
— Нас всегда беспокоило сближение наркоторговцев с террористическими организациями. У нас было много дел по «Хезболле» и другим террористическим организациям в Афганистане. Многие из наших дел были нацелены на группировки талибов. Таким образом, у США и России — одни и те же причины для беспокойства.
— Возможно разрушить эту связь между наркоторговцами и террористическими организациями?
— Ключевой фактор — обмен разведывательными данными, сбор информации об этих преступных группах, недопущение легализации наркотиков и оказание постоянного давления на организации, которые ведут преступную деятельность. Надо сделать все, чтобы им было очень трудно вести свой бизнес. Надо преследовать их деньги и лишить прибыли. Они все очень боятся оказаться в американской тюрьме, поэтому важно добиваться их экстрадиции в Соединенные Штаты.
Нам удалось добиться проведения судов над наркобаронами в США. Один из них — Ибажко Хадж, который долгое время был наркобароном в Афганистане. Он был осужден в США: он контролировал 20-24% рынка героина в Афганистане и торговал в 24 странах. Мы с нашими партнерами создали громкий прецедент: против него было возбуждено дело, он был осужден и проведет остаток жизни в тюрьме в США.
Мы разрабатывали несколько крупных наркоорганизаций в течение последних 5-6 лет, и в итоге нам удалось арестовать главных руководителей. Все эти примеры объясняют, почему только около 5-7% героина в США прибывает из Афганистана. Мы определили основных руководителей и главных торговцев, и вместе с нашими партнерами, включая российских, нам удалось подорвать и демонтировать эти организации. В 1970-х гг. большая часть героина в США прибывала из Юго-Западной Азии.
— В российском обществе не утихают споры о возможности легализации некоторых видов легких наркотиков — марихуаны, например. Но Россия идет по пути ужесточения мер и санкций, недавно ФСКН предложила ввести уголовное преследование за употребление наркотиков. Замещающей терапии в стране до сих пор не появилось. Есть точка зрения, что чрезмерно жесткие санкции не снижают объем потребления. И пока, судя по статистике, эффект от таких жестких мер не наблюдается.
— Тема легализации марихуаны активно обсуждается в последнее время и в других странах. Но если посмотреть на эту проблему с точки зрения молодежи и вспомнить то, что происходило с медицинской марихуаной, то видно: как только штат проводил легализацию или принимал законы, которые позволяли использовать те или иные средства в медицинских целях, происходил резкий рост употребления этих веществ со стороны подростков. И всегда это вызывало большие проблемы. В штатах, которые смягчили нормы, возникает больше проблем и больше несчастных случаев. В двух штатах, которые недавно одобрили смягчение законодательства, мы увидели рост количества детей, которые попали в отделения «скорой помощи», и увидели увеличение количества автомобильных аварий. Поэтому всегда надо принимать это во внимание. Очень легко сказать — давайте сделаем это по-другому, давайте просто легализуем, но следует смотреть на последствия, к которым это может привести, на опасность подобных шагов.
Жесткие меры дают четкий сигнал молодому населению об опасности использования этих препаратов. Это должно считаться незаконным. Нужно активно проводить профилактические меры — обсуждать проблему с детьми в раннем возрасте, ничего не пускать на самотек.
Когда мы проводим опросы, почему дети не начали употреблять наркотики, они, как правило, называют две причины: это незаконно, их родители разъясняли им, почему этого не надо делать. Легализация даст смешанный сигнал молодежи и уберет эти два сильных мотиватора.
Легализация — это не метод борьбы с наркотиками. Если вы опросите правоохранительные органы в 96 странах, которые принимали участие в конференции в Москве, никто из них не скажет, что нужна легализация.
Есть сбалансированный подход: когда вы направляете деньги, ресурсы и усилия в то, чтобы люди знали, обязательно нужно создавать правоохранительную систему, которая уберет наркотики с улиц. И надо отдавать себе отчет в том, что всегда есть люди, которые работают с наркотиками, строят на этом бизнес, и, чтобы бороться с ними, нужны жесткие законы.
Чтобы решить проблему, нам надо больше заниматься лечением людей, которые имеют склонность к употреблению наркотиков, которые стали жертвами [их употребления]. Конечно, вы не можете всех наказать, посадить всех в тюрьму, нужны альтернативные решения. Как, например, в США — там есть суды против распространителей наркотиков, проводятся аресты за хранение наркотиков.
В США людей не сажают в тюрьму за использование марихуаны и ее хранение. В наших тюрьмах 0,3% людей сидят за хранение марихуаны. И такая цифра у нас только благодаря разработке альтернатив и разных подходов. Вместо того чтобы идти в тюрьму, человек может получить лечение. И эти стратегии основаны на научном подходе, они подтверждены практикой, основаны на опыте других стран.
— В России считается, что чем жестче наказание, тем оно более эффективно работает. Это правильный подход или его следует скорректировать? Что бы вы посоветовали российскому правительству?
— На самом деле мы многому научились у наших российских коллег. Когда они посещали Соединенные Штаты, мы им показывали лечебные центры и суды по наркотикам, и я знаю, что они начали проводить не только различные программы лечения, но и смотреть на альтернативные подходы, которые можно применить в России. Так что мы учимся друг у друга. И я думаю, все понимают, что проблема потребления наркотиков — это проблема здоровья нации и безопасности всего общества. Поэтому должна быть альтернатива упрятыванию за решетку. Но легализация — это другой крайний вариант, допускать ее тоже нельзя. Как обычно, правда где-то посередине. Поэтому в нашем управлении мы активно обсуждаем альтернативы и стратегию целостного подхода к решению проблемы наркотиков.
— В России был введен запрет на продажу спиртных напитков после 10 часов вечера. Обычно ограничения в одном вызывают толчок использования заменителей. Как вы думаете, есть ли корреляция между запретом на алкоголь и ростом использования наркотиков?
— Я не знакома с ограничениями, которые введены в России. Но я могу вам сказать, что я в Америке жила в штатах, где была запрещена продажа спиртного по воскресеньям. Там проводились подобные исследования, которые показали, что если человек злоупотребляет алкоголем или наркотиками, то даже при введении любых запретов он всегда найдет способ, где купить и взять то, что ему нужно. Поэтому Управление по борьбе с наркотиками никогда не ориентировалось на конечных потребителей наркотиков. Все наши усилия направлены на срыв и демонтаж крупных организаций, которые занимаются наркотиками: наша стратегия, ресурсы и все усилия сосредоточены на том уровне торговцев и организаций, которые связаны с ними.
— А повлияла активизация антиофшорной борьбы по всему миру на то, что стало труднее легализовывать доходы, полученные преступным путем. Может эта кампания облегчить борьбу с наркотиками?
— С наркотиками аналогичная ситуация. В нашей стране есть большая проблема с метамфетамином, как и во всем мире. И если мы сможем контролировать химиков-прекурсоров, мы смогли бы оказать влияние на наличие наркотиков на улице. То же самое касается кокаина. Когда мы бросили все наши ресурсы на борьбу с организациями, которые несут основную ответственность за доставку этих наркотиков из Южной Америки через Центральную Америку в Соединенные Штаты, мы фактически изменили рынок. В результате произошло уменьшение количества кокаина, поступающего в страну.
Люди, которые говорят о легализации, всегда используют аргумент неудавшейся войны с наркотиками. Но разве можно сказать, что сокращение употребления кокаина на 44% с 2004 г. — это неудачная война с наркотиками? Нет, нельзя. Было много успехов. И многого удалось добиться благодаря корректировке законодательства, ограничению путей для движения наркотиков и отмывания средств.
— Можете привести какую-нибудь страну в пример, которой удалось многого добиться в борьбе с наркотиками?
— На самом деле это зависит от того, про какие препараты мы говорим. Прекрасный пример — Мексика. Когда несколько лет назад там увидели, что стали крупным производителем метамфетамина для Западного полушария, они запретили псевдоэфедрин. Они были первой страной, запретившей псевдоэфедрин. В результате изменился и оборот метамфетамина. Торговцы фактически стали избегать псевдоэфедрина и начали использовать другую химическую субстанцию, чтобы производить метамфетамин. В итоге все страны стали учиться у Мексики, и многие государства Центральной Америки последовали примеру запретить псевдоэфедрин. Сейчас во многих штатах псевдоэфедрин доступен только по рецепту врача. Вот это пример того, как мы учимся друг у друга.
— Уровень развития химии позволяет синтезировать практически все вещества. Может ли произойти так, что на каком-то этапе синтетические вещества заменят традиционные наркотические средства, поскольку, например, их будет дешевле и легче производить и будут меньше риски?
— В синтетических наркотиках есть цикличность. То, что популярно сейчас, скорее всего было популярно 20 лет назад. ЛСД мы практически уничтожили несколько лет назад, но затем они пошли на подъем, и сейчас их уровень стабильный. В синтетических наркотиках имеет значение популярность. Несколько лет назад самыми популярными в США были синтетические каннабиноиды, и особенно среди молодежи. А затем вдруг спрос переключился, и стала популярна соль для ванны. Мы никогда не знаем, какой препарат войдет в моду следующим, но эта проблема есть — синтетические средства стали популярными.
