- Регистрация
- 27 Июн 2020
- Сообщения
- 15,392
Вот нашел статью в которой подробно описывается функционирование таких ценров
https://ngs.ru/text/criminal/2020/09/10/69459311/
В целом все истории похожи — кого-то доставили на Адмиральскую, 2, где расположен центр, в бессознательном состоянии, кто-то приехал добровольно. Но уйти не мог никто. Дверь центра была закрыта, ключи находились у старшего группы. Ручки на окнах были откручены, а сами окна заколочены досками. В центре постоянно находились минимум двое работников-консультантов. За дисциплиной следили дежурные (такие же пациенты, которые вели себя «правильно» и смогли войти в доверие к руководству центра) и волонтёры (люди, уже закончившие курс реабилитации, но приезжающие в центр, чтобы помогать руководству и «выздоравливать» пациентов).
Соседи, которых следователи вызвали в качестве понятых, не знали, что у них под боком работает реабилитационный центр
Распорядок
Подъём в 8 утра. На утренний туалет — 25 минут. За это время 40–50 человек должны были успеть умыться в одной раковине.
Здесь же был специальный подвал — куда выводили на перекуры и спускали «ненадёжных» пациентов в случаях приезда полиции (Следственный комитет в настоящее время проверяет эту информацию. — Прим. ред.).
Всё свободное время пациенты проводили на одном диване, в душном помещении, окна не открывались.
— Когда был коронавирус, у нас как раз тоже эпидемия пошла, — рассказывает Виталий. — Десятками люди с высокой температурой лежали, никому скорую не вызывали. Эпидемии было три — не успела закончиться одна, резко начиналась другая. Таблеток кроме аспирина и анальгина никаких не было.
Максим добавляет, что, если человек говорил о плохом самочувствии, сотрудники центра считали, что он «хочет сорваться через больницу». Врачей не вызывали в центр ни при каких обстоятельствах.
Сотрудники центра лечили все болезни аспирином и анальгином
— Мужчина стал жаловаться на давление, ему волонтёр сказал: «Ты приляг, тебе сейчас скорую вызовут», — вспоминает Павел (имя изменено по просьбе героя. — Прим. ред.) — Он поверил, пришёл консультант и стал его запинывать ногами, повторяя: «Вот тебе скорая, вот тебе скорая» (информацию обо всех случаях насильственных действиях в отношении пациентов в настоящее время проверяет Следственный комитет. — Прим. ред.).
По словам собеседников, все пациенты пили из одного стакана, который стоял возле кулера, меняли его только вечером. Они переживают, что на туберкулёз открытой формы и другие заболевания, передающиеся при бытовом контакте, людей не проверяли.
— Там всё было так устроено, что ты никогда не привыкнешь к этому, какой бы человек скотиной ни был, — считает Максим. — Можно к баланде этой местной привыкнуть, но не к отношению. Или к наказанию за то, что ты смыл за собой, когда сходил в туалет по-маленькому. Смывать было нельзя, там же яма наполнится, а мы вообще на всём экономили.
Все пациенты центра пили воду из одной кружки
Питание
Каждую неделю создавали график дежурств по кухне, выбирали 2 человек, которые весь день готовили на 50 человек. Павел ходил на кухню часто, потому что это у него получалось.
На завтрак была каша — три килограмма крупы или макарон на всю группу. Чтобы всем хватило, в эту массу наливали побольше воды. Сахар постоянно был в дефиците.
— Консультанты заваривали себе чай, обычный, листовой, в небольшом чайнике, — вспоминает Павел. — Они попили чай, а вот эту листву нам, как свиньям, вываливали. И варишь это на несколько раз, пока там просто уже вода не проявлялась.
Часто готовили суп, на который выдавалась половина упаковки супового набора, несколько гнилых морковок, три-четыре картошки и капуста. Вечером иногда был чай и сладкое, которое передавали родственники. Одно-два печенья, какая-нибудь конфета.
Пациенты ребцентра жалуются на плохое питание
— Стыдно сказать, но когда новый человек приезжал, он сначала выпендривался, говорил: «Есть не буду», — рассказывает Максим. — Так мы такие голодные были, что эту тарелочку супа на весь стол делили. Я за четыре месяца 23 килограмма потерял там.
— Когда ты повар на кухне, украсть кусочек хлеба, а потом зайти в туалет и съесть его — это прям святое, — кивает Павел. — Мы есть хотим, а они это своеволием называют.
Программа
По словам потерпевших, большая часть пациентов — состоятельные люди, среди них были бизнесмены, учёный, сын известного журналиста, джазовый музыкант, цирковой артист. Но были и простые люди, родственники которых брали кредиты и продавали последнее, чтобы оплатить лечение. Особняком стояли «бывалые» реабилитанты, проходившие курс далеко не в первый раз.
— Я просто не понимаю матерей, которые, единожды отправив своего ребёнка в этот центр на год, отправляют его опять уже седьмой раз, — недоумевает Марина. — Что делают в центре? Они собирают этих родственников и говорят им: «Мы скоро отпустим вашего сына, но вы не вздумайте ему помогать, пусть он сам выкарабкивается». А он когда выходит, он сам не может ничего сделать, он же ещё не социализировался, ему нужна помощь родственников. А родственников настраивают, что они не должны помогать. И что человек делает? Заново пьёт и колется. А там родителям говорят: «Только у вас будет подозрение на это, заново его отправляйте». И вот они отправляют, слепо верят консультантам. Находят двоюродных сестёр, жён, чтобы только платили.
Наркоманы, алкоголики и игроманы лечатся по одной системе, в основе которой лежит американская программа «12 шагов анонимных наркоманов». Все консультанты — бывшие наркоманы, в своё время также прошедшие курс реабилитации.
— Никогда не думал, что буду сидеть на одном диване с наркоманами, — удивляется служащий одной из воинских частей Сергей (имя изменено по просьбе героя. — Прим. ред.). — Всю жизнь гонял от дома этих барыг, а, оказывается, сами наркоманы этих барыг ненавидят, как я выяснил в центре. Там я узнал, что такое «адрес» — оказывается, наркоманам сбрасывают фотографии, и они по адресу наркотики ищут. Новые знания.
Павел никогда не думал, что ему придётся общаться с наркоманами
Фото: Алёна Истомина
ПОДЕЛИТЬСЯ
Пациенты пишут работы, которые потом должны зачитывать вслух. Им объясняют, что количество работ обсуждается в индивидуальном порядке, но сами пациенты уверены, что написание работ никак не влияет на срок пребывания в центре.
— Всё время повторяют: «Ваши сроки зависят только от вас, выздоравливайте. Пишите работы, а мы определим, когда вас выпустить», — рассказывает Павел. — Но никак эти работы не помогают. Там были люди, которые уже их написали, которых привезли со срывом. И они просто сидели. Сколько за них родители оплатили, столько и сидели. А были ещё случаи чудесного выздоровления, когда у родственников деньги заканчивались, и человека отпускали.
В центре работали два психолога, но, по словам пациентов, они просто просиживали время, которое должны были провести в ребцентре.
— Один из них, Вячеслав, проводил групповые занятия таким образом: приходил, пил кофе, ничего не делал. Просто копался в телефоне, — вспоминает Павел. — «О чём вы хотите пообщаться?» Если группа говорила тему, то общалась между собой, если группа молчала, то Вячеславу также было параллельно на происходящее. У меня были с ним индивидуальные занятия, которые отдельно оплачивались родственниками. Там было то же самое. «О чём вы хотите пообщаться?» Ни о чём. Вот мы сидели, час молчали. Прекрасная работа психолога, которая оплачивалась отдельно.
Павел утверждает, что психологи никак не работали с клиентами ребцентра
Потерпевшие считают, что основную работу консультанты и психологи проводили с родственниками — они из месяца в месяц убеждали их, что необходимо оплатить ещё немного, что пациент подаёт большие надежды, надо только подождать ещё немного.
— Мне страшно, что эти люди портят мозги нашим родственникам, — объясняет Леонид (имя изменено по просьбе героя. — Прим. ред.), пробывший в центре больше двух месяцев. — Они ведь лезут в кредиты, потому что надеются, потому что верят. Закрытые центры — их не должно быть. Есть судебное решение — либо сиди в тюрьме, либо сиди в центре. А так получается, что если мне кто-то мешает, я могу его отправить в ребцентр, и всё.
Все потерпевшие, с кем общалась журналист НГС, говорили, что их родным повторяли слово в слово одно и то же: «Ваш ребёнок ещё сырой, программа рассчитана на большее, надо продлить пребывание в центре ещё ненадолго». Конечно, близкий будет против, потому что у него ещё не прошла тяга к алкоголю, это говорит не ваш близкий, это говорит его болезнь.
Звонки родственникам проходили под присмотром консультанта
Звонить родственникам разрешали только «благонадёжным». Все разговоры проходили в присутствии одного из консультантов, который мог забрать телефон в любой момент.
— Я разговаривала с консультантом, просила дать Максима, — рассказывает Ирина Захарова, жена реабилитанта Максима. — Говорили, что он очень зол, что он только начал адаптироваться, что пока нельзя. И я верила, всё было очень убедительно. Я готова была платить и платить, сколько скажут. Меня даже не насторожило то, что в июне я очень просила увидеть его, мне ответили, что он может на меня наброситься. Как это возможно? Как мой муж может это сделать, я не поняла, а мне отвечали, что так прогрессирует болезнь. Родственникам уделялось много времени, у нас были собрания с психологом, встречи с консультантом. Вот очень хорошо ездили по ушам всем: «Ваш родственник вроде всё понимает, но ещё чуть-чуть надо, ещё чуть-чуть, ещё чуть-чуть».
При этом сами потерпевшие утверждают, что их могли вывести на эмоции, снять это на видео и прислать родственникам, дескать, посмотрите, насколько ваш близкий может вести себя неадекватно.
Наказание
В центре было запрещено материться, сидеть на корточках, неуважительно относиться к персоналу, произносить названия психоактивных веществ (не важно, пиво это или героин). В качестве наказания заставляли переписывать правила центра. За плохую уборку, капли на унитазе, небрежно заправленную кровать или включенный не в том месте свет заставляли писать так называемые «гербы».
Герберт Спенсер однажды сказал фразу, заслужившую внимание химически зависимых людей: «Существует принцип, который является препятствием для любой информации, который не поддается никаким аргументам, и который будет всегда продолжать держать человека в неведении. Этот принцип: "Презрение прежде, чем исследование"».
Эту фразу, со слов реабилитантов, необходимо было написать столько раз, сколько скажет консультант — минимум 50, но некоторым приходилось и по тысяче.
За украденный хлеб, «неправильные» разговоры или планирование побега переписывали лекцию «Своеволие» — это шесть распечатанных мелким шрифтом страниц формата А4. Если один человек отказывался писать, могли посадить писать на ночь всю группу и лишить перекуров.
— Мне говорили, что если я на телефонном звонке что-то не то скажу, то меня обстегают ремнём перед всей группой, — утверждает Павел. — Но в итоге были последствия в виде двух лекций «Своеволие». Я просто жене сказал, что не давал своего согласия на продолжение лечения, она удивилась, сказала: «Тогда я ничего не понимаю», у меня быстро забрали телефон, а ей рассказали про проявление болезни.
Марина говорит, что до сих пор не может отойти от ужасов ребцентра
Совсем безнадёжных, тех, кому не помогала «групповая терапия», могли завести в подвал и избить, но жёстче всего наказывали за побеги (эти факты сейчас проверяет Следственный комитет. — Прим. ред.). Так, по словам потерпевших, двоим жителям Алтайского края удалось сбежать через кухонное окно, пока вся группа спала, но их поймали на трассе.
— Чтоб вы понимали, один из них с дивана встать не мог, — объясняет Сергей. — По лицу их не били, били по телу, там всюду синяки. Человек лежал потом несколько дней.
После избиения алтайцев посадили на пол, дали баночку из-под сметаны, в которую наложили суп, и заставили этот суп есть без ложек, вся группа должна была за этим наблюдать.
— Они сидели на полу и ели, — вспоминает Марина. — Если не съедят — вся группа есть не будет. Они ещё два дня спали на голом полу, на первом этаже. И голодовки не проходили — сажали всю группу, и пока этот конкретный человек есть не будет, вся группа есть не будет.
Могли также избить за записки, которые пытались передать родственникам, и за звонки родственникам от пациентов, которые уже вышли.
— С моей женой так по моей просьбе пытались связаться, она сразу же позвонила консультанту, меня вывели в подвал, группа даже не видела этого, группа всегда только последствия видела, — Максим вздыхает, делает паузу. — По лицу они, правда, не бьют.
Побеги
По словам потерпевших, по выходу из ребцентра всех обязывали подписать бумагу о том, что ты не имеешь претензий к фонду — иначе людей просто не выпускали. Также каждого обязывали подписать документ о добровольном согласии на лечение. Методы воздействия были всё теми же — всю группу могли лишить перекуров или посадить на ночь писать «гербы»
Одному из клиентов клиники удалось «уйти через больничку». Рано утром, когда Леонид (имя изменено. — Прим. ред.) заступил в дежурство на кухню, он взял нож, зашёл в туалет и там воткнул себе нож в живот, как потом выяснилось в больнице, мужчина попал в печень (эту информацию подтвердили в Следственном комитете. — Прим. ред.). После чего он постучал в консультантскую и спросил: «А теперь вы мне вызовете скорую?» Его увезли в больницу. Часть группы вывезли на квартиру к одному из консультантов, другую часть спрятали в подвале — на случай прихода полиции.
https://ngs.ru/text/criminal/2020/09/10/69459311/
В целом все истории похожи — кого-то доставили на Адмиральскую, 2, где расположен центр, в бессознательном состоянии, кто-то приехал добровольно. Но уйти не мог никто. Дверь центра была закрыта, ключи находились у старшего группы. Ручки на окнах были откручены, а сами окна заколочены досками. В центре постоянно находились минимум двое работников-консультантов. За дисциплиной следили дежурные (такие же пациенты, которые вели себя «правильно» и смогли войти в доверие к руководству центра) и волонтёры (люди, уже закончившие курс реабилитации, но приезжающие в центр, чтобы помогать руководству и «выздоравливать» пациентов).
Соседи, которых следователи вызвали в качестве понятых, не знали, что у них под боком работает реабилитационный центр
Распорядок
Подъём в 8 утра. На утренний туалет — 25 минут. За это время 40–50 человек должны были успеть умыться в одной раковине.
Здесь же был специальный подвал — куда выводили на перекуры и спускали «ненадёжных» пациентов в случаях приезда полиции (Следственный комитет в настоящее время проверяет эту информацию. — Прим. ред.).
Всё свободное время пациенты проводили на одном диване, в душном помещении, окна не открывались.
— Когда был коронавирус, у нас как раз тоже эпидемия пошла, — рассказывает Виталий. — Десятками люди с высокой температурой лежали, никому скорую не вызывали. Эпидемии было три — не успела закончиться одна, резко начиналась другая. Таблеток кроме аспирина и анальгина никаких не было.
Максим добавляет, что, если человек говорил о плохом самочувствии, сотрудники центра считали, что он «хочет сорваться через больницу». Врачей не вызывали в центр ни при каких обстоятельствах.
Сотрудники центра лечили все болезни аспирином и анальгином
— Мужчина стал жаловаться на давление, ему волонтёр сказал: «Ты приляг, тебе сейчас скорую вызовут», — вспоминает Павел (имя изменено по просьбе героя. — Прим. ред.) — Он поверил, пришёл консультант и стал его запинывать ногами, повторяя: «Вот тебе скорая, вот тебе скорая» (информацию обо всех случаях насильственных действиях в отношении пациентов в настоящее время проверяет Следственный комитет. — Прим. ред.).
По словам собеседников, все пациенты пили из одного стакана, который стоял возле кулера, меняли его только вечером. Они переживают, что на туберкулёз открытой формы и другие заболевания, передающиеся при бытовом контакте, людей не проверяли.
— Там всё было так устроено, что ты никогда не привыкнешь к этому, какой бы человек скотиной ни был, — считает Максим. — Можно к баланде этой местной привыкнуть, но не к отношению. Или к наказанию за то, что ты смыл за собой, когда сходил в туалет по-маленькому. Смывать было нельзя, там же яма наполнится, а мы вообще на всём экономили.
Все пациенты центра пили воду из одной кружки
Питание
Каждую неделю создавали график дежурств по кухне, выбирали 2 человек, которые весь день готовили на 50 человек. Павел ходил на кухню часто, потому что это у него получалось.
На завтрак была каша — три килограмма крупы или макарон на всю группу. Чтобы всем хватило, в эту массу наливали побольше воды. Сахар постоянно был в дефиците.
— Консультанты заваривали себе чай, обычный, листовой, в небольшом чайнике, — вспоминает Павел. — Они попили чай, а вот эту листву нам, как свиньям, вываливали. И варишь это на несколько раз, пока там просто уже вода не проявлялась.
Часто готовили суп, на который выдавалась половина упаковки супового набора, несколько гнилых морковок, три-четыре картошки и капуста. Вечером иногда был чай и сладкое, которое передавали родственники. Одно-два печенья, какая-нибудь конфета.
Пациенты ребцентра жалуются на плохое питание
— Стыдно сказать, но когда новый человек приезжал, он сначала выпендривался, говорил: «Есть не буду», — рассказывает Максим. — Так мы такие голодные были, что эту тарелочку супа на весь стол делили. Я за четыре месяца 23 килограмма потерял там.
— Когда ты повар на кухне, украсть кусочек хлеба, а потом зайти в туалет и съесть его — это прям святое, — кивает Павел. — Мы есть хотим, а они это своеволием называют.
Программа
По словам потерпевших, большая часть пациентов — состоятельные люди, среди них были бизнесмены, учёный, сын известного журналиста, джазовый музыкант, цирковой артист. Но были и простые люди, родственники которых брали кредиты и продавали последнее, чтобы оплатить лечение. Особняком стояли «бывалые» реабилитанты, проходившие курс далеко не в первый раз.
— Я просто не понимаю матерей, которые, единожды отправив своего ребёнка в этот центр на год, отправляют его опять уже седьмой раз, — недоумевает Марина. — Что делают в центре? Они собирают этих родственников и говорят им: «Мы скоро отпустим вашего сына, но вы не вздумайте ему помогать, пусть он сам выкарабкивается». А он когда выходит, он сам не может ничего сделать, он же ещё не социализировался, ему нужна помощь родственников. А родственников настраивают, что они не должны помогать. И что человек делает? Заново пьёт и колется. А там родителям говорят: «Только у вас будет подозрение на это, заново его отправляйте». И вот они отправляют, слепо верят консультантам. Находят двоюродных сестёр, жён, чтобы только платили.
Наркоманы, алкоголики и игроманы лечатся по одной системе, в основе которой лежит американская программа «12 шагов анонимных наркоманов». Все консультанты — бывшие наркоманы, в своё время также прошедшие курс реабилитации.
— Никогда не думал, что буду сидеть на одном диване с наркоманами, — удивляется служащий одной из воинских частей Сергей (имя изменено по просьбе героя. — Прим. ред.). — Всю жизнь гонял от дома этих барыг, а, оказывается, сами наркоманы этих барыг ненавидят, как я выяснил в центре. Там я узнал, что такое «адрес» — оказывается, наркоманам сбрасывают фотографии, и они по адресу наркотики ищут. Новые знания.
Павел никогда не думал, что ему придётся общаться с наркоманами
Фото: Алёна Истомина
ПОДЕЛИТЬСЯ
Пациенты пишут работы, которые потом должны зачитывать вслух. Им объясняют, что количество работ обсуждается в индивидуальном порядке, но сами пациенты уверены, что написание работ никак не влияет на срок пребывания в центре.
— Всё время повторяют: «Ваши сроки зависят только от вас, выздоравливайте. Пишите работы, а мы определим, когда вас выпустить», — рассказывает Павел. — Но никак эти работы не помогают. Там были люди, которые уже их написали, которых привезли со срывом. И они просто сидели. Сколько за них родители оплатили, столько и сидели. А были ещё случаи чудесного выздоровления, когда у родственников деньги заканчивались, и человека отпускали.
В центре работали два психолога, но, по словам пациентов, они просто просиживали время, которое должны были провести в ребцентре.
— Один из них, Вячеслав, проводил групповые занятия таким образом: приходил, пил кофе, ничего не делал. Просто копался в телефоне, — вспоминает Павел. — «О чём вы хотите пообщаться?» Если группа говорила тему, то общалась между собой, если группа молчала, то Вячеславу также было параллельно на происходящее. У меня были с ним индивидуальные занятия, которые отдельно оплачивались родственниками. Там было то же самое. «О чём вы хотите пообщаться?» Ни о чём. Вот мы сидели, час молчали. Прекрасная работа психолога, которая оплачивалась отдельно.
Павел утверждает, что психологи никак не работали с клиентами ребцентра
Потерпевшие считают, что основную работу консультанты и психологи проводили с родственниками — они из месяца в месяц убеждали их, что необходимо оплатить ещё немного, что пациент подаёт большие надежды, надо только подождать ещё немного.
— Мне страшно, что эти люди портят мозги нашим родственникам, — объясняет Леонид (имя изменено по просьбе героя. — Прим. ред.), пробывший в центре больше двух месяцев. — Они ведь лезут в кредиты, потому что надеются, потому что верят. Закрытые центры — их не должно быть. Есть судебное решение — либо сиди в тюрьме, либо сиди в центре. А так получается, что если мне кто-то мешает, я могу его отправить в ребцентр, и всё.
Все потерпевшие, с кем общалась журналист НГС, говорили, что их родным повторяли слово в слово одно и то же: «Ваш ребёнок ещё сырой, программа рассчитана на большее, надо продлить пребывание в центре ещё ненадолго». Конечно, близкий будет против, потому что у него ещё не прошла тяга к алкоголю, это говорит не ваш близкий, это говорит его болезнь.
Звонки родственникам проходили под присмотром консультанта
Звонить родственникам разрешали только «благонадёжным». Все разговоры проходили в присутствии одного из консультантов, который мог забрать телефон в любой момент.
— Я разговаривала с консультантом, просила дать Максима, — рассказывает Ирина Захарова, жена реабилитанта Максима. — Говорили, что он очень зол, что он только начал адаптироваться, что пока нельзя. И я верила, всё было очень убедительно. Я готова была платить и платить, сколько скажут. Меня даже не насторожило то, что в июне я очень просила увидеть его, мне ответили, что он может на меня наброситься. Как это возможно? Как мой муж может это сделать, я не поняла, а мне отвечали, что так прогрессирует болезнь. Родственникам уделялось много времени, у нас были собрания с психологом, встречи с консультантом. Вот очень хорошо ездили по ушам всем: «Ваш родственник вроде всё понимает, но ещё чуть-чуть надо, ещё чуть-чуть, ещё чуть-чуть».
При этом сами потерпевшие утверждают, что их могли вывести на эмоции, снять это на видео и прислать родственникам, дескать, посмотрите, насколько ваш близкий может вести себя неадекватно.
Наказание
В центре было запрещено материться, сидеть на корточках, неуважительно относиться к персоналу, произносить названия психоактивных веществ (не важно, пиво это или героин). В качестве наказания заставляли переписывать правила центра. За плохую уборку, капли на унитазе, небрежно заправленную кровать или включенный не в том месте свет заставляли писать так называемые «гербы».
Герберт Спенсер однажды сказал фразу, заслужившую внимание химически зависимых людей: «Существует принцип, который является препятствием для любой информации, который не поддается никаким аргументам, и который будет всегда продолжать держать человека в неведении. Этот принцип: "Презрение прежде, чем исследование"».
Эту фразу, со слов реабилитантов, необходимо было написать столько раз, сколько скажет консультант — минимум 50, но некоторым приходилось и по тысяче.
За украденный хлеб, «неправильные» разговоры или планирование побега переписывали лекцию «Своеволие» — это шесть распечатанных мелким шрифтом страниц формата А4. Если один человек отказывался писать, могли посадить писать на ночь всю группу и лишить перекуров.
— Мне говорили, что если я на телефонном звонке что-то не то скажу, то меня обстегают ремнём перед всей группой, — утверждает Павел. — Но в итоге были последствия в виде двух лекций «Своеволие». Я просто жене сказал, что не давал своего согласия на продолжение лечения, она удивилась, сказала: «Тогда я ничего не понимаю», у меня быстро забрали телефон, а ей рассказали про проявление болезни.
Марина говорит, что до сих пор не может отойти от ужасов ребцентра
Совсем безнадёжных, тех, кому не помогала «групповая терапия», могли завести в подвал и избить, но жёстче всего наказывали за побеги (эти факты сейчас проверяет Следственный комитет. — Прим. ред.). Так, по словам потерпевших, двоим жителям Алтайского края удалось сбежать через кухонное окно, пока вся группа спала, но их поймали на трассе.
— Чтоб вы понимали, один из них с дивана встать не мог, — объясняет Сергей. — По лицу их не били, били по телу, там всюду синяки. Человек лежал потом несколько дней.
После избиения алтайцев посадили на пол, дали баночку из-под сметаны, в которую наложили суп, и заставили этот суп есть без ложек, вся группа должна была за этим наблюдать.
— Они сидели на полу и ели, — вспоминает Марина. — Если не съедят — вся группа есть не будет. Они ещё два дня спали на голом полу, на первом этаже. И голодовки не проходили — сажали всю группу, и пока этот конкретный человек есть не будет, вся группа есть не будет.
Могли также избить за записки, которые пытались передать родственникам, и за звонки родственникам от пациентов, которые уже вышли.
— С моей женой так по моей просьбе пытались связаться, она сразу же позвонила консультанту, меня вывели в подвал, группа даже не видела этого, группа всегда только последствия видела, — Максим вздыхает, делает паузу. — По лицу они, правда, не бьют.
Побеги
По словам потерпевших, по выходу из ребцентра всех обязывали подписать бумагу о том, что ты не имеешь претензий к фонду — иначе людей просто не выпускали. Также каждого обязывали подписать документ о добровольном согласии на лечение. Методы воздействия были всё теми же — всю группу могли лишить перекуров или посадить на ночь писать «гербы»
Одному из клиентов клиники удалось «уйти через больничку». Рано утром, когда Леонид (имя изменено. — Прим. ред.) заступил в дежурство на кухню, он взял нож, зашёл в туалет и там воткнул себе нож в живот, как потом выяснилось в больнице, мужчина попал в печень (эту информацию подтвердили в Следственном комитете. — Прим. ред.). После чего он постучал в консультантскую и спросил: «А теперь вы мне вызовете скорую?» Его увезли в больницу. Часть группы вывезли на квартиру к одному из консультантов, другую часть спрятали в подвале — на случай прихода полиции.