- Регистрация
- 30 Ноя 2016
- Сообщения
- 1,380
- Предпочтения
- Опиаты
Сильная книга достаточно где Ходорковский рассказывает о различных людях встреченных им в тюрьме. Целиком она конечно не очень подходит по тематике нашего форума- заливаю сюда главы где речь идёт о наркозависимых.
Коля
Как-то довелось мне провожать на свободу ничем не примечательного молодого человека Николая. Николай сидел по так называемой «народной статье» – за хранение наркотиков. Таких в тюрьмах почти половина.
Было ясно, что он вернется, поскольку за свою недолгую 23-летнюю жизнь успел пять лет провести «за колючкой». Не собирался он отказываться от такой жизни и дальше. Хотя парень откровенно неглупый, но с детства впитавший ощущение своей отверженности, ненужности и привыкший бороться с ним в коллективе таких же отверженных.
Проходит полгода, и я встречаю Колю снова, но уже с жутким шрамом на животе.
– Коля, что случилось?
– Да, опять прихватили с «химкой».
И здесь Коля мнется, но все же рассказывает историю, которую потом подтвердили те, кто был очевидцем. Прихватив многократно сидевшего человека, оперативники решили списать на него «до кучи» еще какое-нибудь дело. Разговоры такого рода происходят часто и бывают достаточно откровенными: тебе, мол, добавят только два года, мы судью попросим, но ты возьми на себя какой-нибудь грабеж – и получишь свидание или зону на выбор. Обычно речь идет о вырванном из чьих-нибудь рук мобильнике. Коля, недолго думая, согласился. Но на опознание привели пожилую пенсионерку, у которой какой-то подлец выхватил сумочку с двумя тысячами рублей. Бабка, конечно, ничего не запомнила и легко «опознала» того, на кого ей указали оперативники.
И здесь Коля вдруг уперся: «Я никогда старших не задевал, только ровесников. Отнимать последнее у старухи – нет, на это я не подписывался и не буду. Хоть убивайте!» Оперативники обалдели: «Коля, это по закону то же самое. И сумма та же, и срок. Чего ты упираешься? Мы же не можем все переигрывать из-за твоей блажи».
– Нет, – говорит Коля.
И его отправляют в камеру – «подумать», слегка избив «для порядка».
Через короткое время он стучит в дверь, а когда открывается «кормушка» – туда вылетают кишки. Коля «вскрылся», причем по-настоящему. Настоящее харакири. Шрам толщиной в палец и в полживота длиной.
Пока бежали врачи, камера пыталась затолкать выпавшие внутренности обратно…
Спасли его чудом. Теперь он – инвалид, но не жалеет: «Если бы старухину сумку на меня “повесили”, я бы так и так помер», – говорит Коля, имея в виду свое самоуважение, без которого жизни себе не мыслит.
Я смотрю на этого многократно судимого человека и с горечью думаю о многих людях на свободе, которые ценят свою честь гораздо дешевле, а отнять пару тысяч у старика или старухи вообще особым грехом не считают. Пусть грабеж и прикрыт умными словами. Им не стыдно.
И я невольно горжусь Колей.
Часто становится буквально жутко от ощущения бездарно растрачиваемых человеческих жизней. Судеб, сломанных своими руками или бездушной Системой.
«Вот они»
Тюремная судьба свела меня с 30-летним парнем, находящимся под судом по обвинению в сбыте наркотиков.
Сергей – наркоман «со стажем», хотя по нему это трудно заметить. Выглядит чуть моложе своих лет, очень подвижен, образован. Цыган по матери и русский по отцу, что создало очень интересную в культурном смысле ситуацию. Матери пришлось уйти из табора, и она работает врачом-рентгенологом в больнице.
Парень говорит по-цыгански, знает традиции, общается с диаспорой, но сам себя к ней не относит. Употребляет наркотики давно (как большинство молодежи в его поселке), но имея привитую в семье медицинскую культуру и сильную волю, тщательно следит за чистотой «продукта», не забывает правильно питаться и регулярно «перекумаривается», то есть воздерживается от приема несколько недель – снижает требуемую дозу.
Собственно, ко мне в камеру он попросился сам, чтобы очередной раз «перекумариться», поскольку остальная тюрьма этому, по его словам, «не способствует». Несколько дней ему было откровенно тяжело, потом отпустило, и он рассказал свою историю, похожую на десятки других: употреблял, покупал у одного дилера, милиция потребовала сдать поставщика, он отказался, его подставили, представив сбытчиком. Сейчас ездит в суд, дадут лет 8–12, хотя он ничего не продавал. Меченые деньги подсунули, наркотики вообще неизвестно откуда.
Таких сказок я слышал море. Вежливо покивал, и на этом разговор закончился.
Прошло несколько дней. Неожиданно Сергей приезжает из суда, явно в шоке. Оказывается, приводили свидетеля – того, кто его подставил. Свидетелю 50 лет. Его тоже арестовали по какому-то другому делу и обследовали в тюремной больничке. Обнаружили неизлечимое заболевание. Выйдя на трибуну, человек рассказал свою ситуацию. А потом заявляет – срок, мол, мой такой, что умру я в тюрьме. Умру скоро. Грехов на душе много, и еще один брать не желаю. Расскажу правду, пусть убивают, уже не боюсь. И потом 40 минут о том, как подставлял, как торговал наркотиками по поручению милиционеров, как отдавал им деньги, как убирали конкурентов и клиентов конкурентов. В зале скопилась публика из коридора. Все слушают в мертвой тишине эту жуткую исповедь. А человек показывает пальцем на сидящих там оперов и говорит – «вот они». Те встают и пытаются выйти. Судебный пристав их не пускает, «может, судья вас задержит». Судья останавливает заседание и очищает зал. Через несколько минут в камеру к Сергею заходит его адвокат и говорит: «Зовет судья».
– Что ты хочешь?
– Понятно что, свободу.
– Так не бывает, – говорит адвокат и выходит. Возвращается через час.
– Тебе предлагают шесть лет.
– Не пойдет.
Адвокат уходит, возвращается совсем скоро.
– Три года, больше года ты уже отсидел, уйдешь по УДО.
– Согласен.
– Ну что? – спрашиваю я у Сергея.
– Три года, приговор завтра. Может быть, надо было стоять до конца?
– Нет, Сергей, ты принял верное решение. Система по-другому не работает.
«Завтра» были три года и заявление на УДО. Через неделю мы расстались. Он уверял, что вернется на свою работу – рабочего на железной дороге – и завяжет с наркотой. Я пожелал ему удачи.
Такая Система. Такие люди. До Порога. На Пороге. Который всех нас когда-то ждет.
Цена жизни
В деле рассказывалось о мужчине 45 лет, который попал в тюрьму из-за бутылки вина. Обычный человек – выпил, не хватило, денег нет, зашел в супермаркет и по пьяной дури схватил бутылку с полки. Как на грех, это оказалось дорогое вино, случайно попавшее на открытую полку. Мужчину остановили на кассе, вызвали тогда еще милицию и, поскольку цена бутылки была больше 2,5 тыс. рублей, отправили в СИЗО. В тюрьме его прихватила застарелая язва, его перевели в тюремный медпункт, где он и пролежал пару недель. После чего перевели в другое СИЗО, тоже в тюремную больницу. Там через неделю и обнаружили, что у него сломано 19 ребер. А еще через неделю он умер от повреждения селезенки.
В результате ценой чертовой бутылки оказалась человеческая жизнь.
Наркоман
Он весь был какой-то унылый. Высокий, под два метра роста, тощий, сутуловатый, с сильно переломанным носом, небольшими глазами и сразу обращающими на себя внимание здоровущими, распухшими кистями длинных рук, Олег постоянно стоял на втором этаже барака.
Собственно, так его все и называли – «второй».
– «Второй», где Абдулаев? Его ищут!
– «Второй», инспектор идет. Объяви!
– «Второй», позови завхоза…
И так – целый день. Помощник дневального, живая рация…
Впрочем, раньше все было несколько иначе. На этом месте стоял профессиональный стукач, не гнушавшийся подложить в тумбочку чем-то неугодного человека «запрет» (т. е. вещь, запрещенную к хранению в лагере, типа заточки), а затем – подсказать инспектору, что надо «внимательно поискать».
Он ощущал себя кем-то вроде «начальника этажа», покрикивая и пиная безответных зэков. Ума заметить тонкую грань не хватило. Жесткая, короткая драка, ШИЗО, перевод в другой отряд.
И вот… Олег. Тихий, исполнительный, но категорически отказывающийся кем-то помыкать или кому-то что-то доносить. В один из дней вместе убираем снег. Разговорились.
Ему – тридцать. Наркоман «со стажем». СПИД уже несколько лет, но пока иммунитет еще держится, хотя на ногах постоянно выступают мокнущие язвы. До тюрьмы работал рубщиком мяса. Работа нравилась, зарабатывал прилично. Мог позволить себе покупать наркотики.
Доза выросла. Пришлось перейти на худшее качество. Когда «взяли» – из-за количества сразу вменили «хранение». Сильно били. Продавца не сдал. Срок.
У гражданской жены – тоже СПИД. Она сирота. У него – одна мама. Зарабатывала неплохо. Хватало. Сейчас мама приболела. С деньгами стало плоховато. Живут вместе с его женой. Жена весит 45 кг при росте 170 см. Страшно боится, что не дождется.
На вопрос, почему не принимает лекарства, Олег усмехается беззубым ртом:
– Лекарства, если начинаешь, то надо принимать постоянно. Иначе только хуже будет. А бесплатные – полгода есть, полгода – нет. Купить мои себе позволить не могут, очень дорого. Вот выйду…
И совсем тихо:
– Если она доживет…
– Как же так, Олег, зачем ты себе жизнь спалил? Почему не бросил наркоту?
– Бросал, и не раз, а потом приходили приятели, и все начиналось снова… Сил уже нет. Выйду – надо уезжать. А куда? Как? Мама, жена…
Вздыхая, продолжает кидать снег, который идет беспрерывной пеленой. Долговязая, печальная фигура на фоне белой круговерти…
Коля
Как-то довелось мне провожать на свободу ничем не примечательного молодого человека Николая. Николай сидел по так называемой «народной статье» – за хранение наркотиков. Таких в тюрьмах почти половина.
Было ясно, что он вернется, поскольку за свою недолгую 23-летнюю жизнь успел пять лет провести «за колючкой». Не собирался он отказываться от такой жизни и дальше. Хотя парень откровенно неглупый, но с детства впитавший ощущение своей отверженности, ненужности и привыкший бороться с ним в коллективе таких же отверженных.
Проходит полгода, и я встречаю Колю снова, но уже с жутким шрамом на животе.
– Коля, что случилось?
– Да, опять прихватили с «химкой».
И здесь Коля мнется, но все же рассказывает историю, которую потом подтвердили те, кто был очевидцем. Прихватив многократно сидевшего человека, оперативники решили списать на него «до кучи» еще какое-нибудь дело. Разговоры такого рода происходят часто и бывают достаточно откровенными: тебе, мол, добавят только два года, мы судью попросим, но ты возьми на себя какой-нибудь грабеж – и получишь свидание или зону на выбор. Обычно речь идет о вырванном из чьих-нибудь рук мобильнике. Коля, недолго думая, согласился. Но на опознание привели пожилую пенсионерку, у которой какой-то подлец выхватил сумочку с двумя тысячами рублей. Бабка, конечно, ничего не запомнила и легко «опознала» того, на кого ей указали оперативники.
И здесь Коля вдруг уперся: «Я никогда старших не задевал, только ровесников. Отнимать последнее у старухи – нет, на это я не подписывался и не буду. Хоть убивайте!» Оперативники обалдели: «Коля, это по закону то же самое. И сумма та же, и срок. Чего ты упираешься? Мы же не можем все переигрывать из-за твоей блажи».
– Нет, – говорит Коля.
И его отправляют в камеру – «подумать», слегка избив «для порядка».
Через короткое время он стучит в дверь, а когда открывается «кормушка» – туда вылетают кишки. Коля «вскрылся», причем по-настоящему. Настоящее харакири. Шрам толщиной в палец и в полживота длиной.
Пока бежали врачи, камера пыталась затолкать выпавшие внутренности обратно…
Спасли его чудом. Теперь он – инвалид, но не жалеет: «Если бы старухину сумку на меня “повесили”, я бы так и так помер», – говорит Коля, имея в виду свое самоуважение, без которого жизни себе не мыслит.
Я смотрю на этого многократно судимого человека и с горечью думаю о многих людях на свободе, которые ценят свою честь гораздо дешевле, а отнять пару тысяч у старика или старухи вообще особым грехом не считают. Пусть грабеж и прикрыт умными словами. Им не стыдно.
И я невольно горжусь Колей.
Часто становится буквально жутко от ощущения бездарно растрачиваемых человеческих жизней. Судеб, сломанных своими руками или бездушной Системой.
«Вот они»
Тюремная судьба свела меня с 30-летним парнем, находящимся под судом по обвинению в сбыте наркотиков.
Сергей – наркоман «со стажем», хотя по нему это трудно заметить. Выглядит чуть моложе своих лет, очень подвижен, образован. Цыган по матери и русский по отцу, что создало очень интересную в культурном смысле ситуацию. Матери пришлось уйти из табора, и она работает врачом-рентгенологом в больнице.
Парень говорит по-цыгански, знает традиции, общается с диаспорой, но сам себя к ней не относит. Употребляет наркотики давно (как большинство молодежи в его поселке), но имея привитую в семье медицинскую культуру и сильную волю, тщательно следит за чистотой «продукта», не забывает правильно питаться и регулярно «перекумаривается», то есть воздерживается от приема несколько недель – снижает требуемую дозу.
Собственно, ко мне в камеру он попросился сам, чтобы очередной раз «перекумариться», поскольку остальная тюрьма этому, по его словам, «не способствует». Несколько дней ему было откровенно тяжело, потом отпустило, и он рассказал свою историю, похожую на десятки других: употреблял, покупал у одного дилера, милиция потребовала сдать поставщика, он отказался, его подставили, представив сбытчиком. Сейчас ездит в суд, дадут лет 8–12, хотя он ничего не продавал. Меченые деньги подсунули, наркотики вообще неизвестно откуда.
Таких сказок я слышал море. Вежливо покивал, и на этом разговор закончился.
Прошло несколько дней. Неожиданно Сергей приезжает из суда, явно в шоке. Оказывается, приводили свидетеля – того, кто его подставил. Свидетелю 50 лет. Его тоже арестовали по какому-то другому делу и обследовали в тюремной больничке. Обнаружили неизлечимое заболевание. Выйдя на трибуну, человек рассказал свою ситуацию. А потом заявляет – срок, мол, мой такой, что умру я в тюрьме. Умру скоро. Грехов на душе много, и еще один брать не желаю. Расскажу правду, пусть убивают, уже не боюсь. И потом 40 минут о том, как подставлял, как торговал наркотиками по поручению милиционеров, как отдавал им деньги, как убирали конкурентов и клиентов конкурентов. В зале скопилась публика из коридора. Все слушают в мертвой тишине эту жуткую исповедь. А человек показывает пальцем на сидящих там оперов и говорит – «вот они». Те встают и пытаются выйти. Судебный пристав их не пускает, «может, судья вас задержит». Судья останавливает заседание и очищает зал. Через несколько минут в камеру к Сергею заходит его адвокат и говорит: «Зовет судья».
– Что ты хочешь?
– Понятно что, свободу.
– Так не бывает, – говорит адвокат и выходит. Возвращается через час.
– Тебе предлагают шесть лет.
– Не пойдет.
Адвокат уходит, возвращается совсем скоро.
– Три года, больше года ты уже отсидел, уйдешь по УДО.
– Согласен.
– Ну что? – спрашиваю я у Сергея.
– Три года, приговор завтра. Может быть, надо было стоять до конца?
– Нет, Сергей, ты принял верное решение. Система по-другому не работает.
«Завтра» были три года и заявление на УДО. Через неделю мы расстались. Он уверял, что вернется на свою работу – рабочего на железной дороге – и завяжет с наркотой. Я пожелал ему удачи.
Такая Система. Такие люди. До Порога. На Пороге. Который всех нас когда-то ждет.
Цена жизни
В деле рассказывалось о мужчине 45 лет, который попал в тюрьму из-за бутылки вина. Обычный человек – выпил, не хватило, денег нет, зашел в супермаркет и по пьяной дури схватил бутылку с полки. Как на грех, это оказалось дорогое вино, случайно попавшее на открытую полку. Мужчину остановили на кассе, вызвали тогда еще милицию и, поскольку цена бутылки была больше 2,5 тыс. рублей, отправили в СИЗО. В тюрьме его прихватила застарелая язва, его перевели в тюремный медпункт, где он и пролежал пару недель. После чего перевели в другое СИЗО, тоже в тюремную больницу. Там через неделю и обнаружили, что у него сломано 19 ребер. А еще через неделю он умер от повреждения селезенки.
В результате ценой чертовой бутылки оказалась человеческая жизнь.
Наркоман
Он весь был какой-то унылый. Высокий, под два метра роста, тощий, сутуловатый, с сильно переломанным носом, небольшими глазами и сразу обращающими на себя внимание здоровущими, распухшими кистями длинных рук, Олег постоянно стоял на втором этаже барака.
Собственно, так его все и называли – «второй».
– «Второй», где Абдулаев? Его ищут!
– «Второй», инспектор идет. Объяви!
– «Второй», позови завхоза…
И так – целый день. Помощник дневального, живая рация…
Впрочем, раньше все было несколько иначе. На этом месте стоял профессиональный стукач, не гнушавшийся подложить в тумбочку чем-то неугодного человека «запрет» (т. е. вещь, запрещенную к хранению в лагере, типа заточки), а затем – подсказать инспектору, что надо «внимательно поискать».
Он ощущал себя кем-то вроде «начальника этажа», покрикивая и пиная безответных зэков. Ума заметить тонкую грань не хватило. Жесткая, короткая драка, ШИЗО, перевод в другой отряд.
И вот… Олег. Тихий, исполнительный, но категорически отказывающийся кем-то помыкать или кому-то что-то доносить. В один из дней вместе убираем снег. Разговорились.
Ему – тридцать. Наркоман «со стажем». СПИД уже несколько лет, но пока иммунитет еще держится, хотя на ногах постоянно выступают мокнущие язвы. До тюрьмы работал рубщиком мяса. Работа нравилась, зарабатывал прилично. Мог позволить себе покупать наркотики.
Доза выросла. Пришлось перейти на худшее качество. Когда «взяли» – из-за количества сразу вменили «хранение». Сильно били. Продавца не сдал. Срок.
У гражданской жены – тоже СПИД. Она сирота. У него – одна мама. Зарабатывала неплохо. Хватало. Сейчас мама приболела. С деньгами стало плоховато. Живут вместе с его женой. Жена весит 45 кг при росте 170 см. Страшно боится, что не дождется.
На вопрос, почему не принимает лекарства, Олег усмехается беззубым ртом:
– Лекарства, если начинаешь, то надо принимать постоянно. Иначе только хуже будет. А бесплатные – полгода есть, полгода – нет. Купить мои себе позволить не могут, очень дорого. Вот выйду…
И совсем тихо:
– Если она доживет…
– Как же так, Олег, зачем ты себе жизнь спалил? Почему не бросил наркоту?
– Бросал, и не раз, а потом приходили приятели, и все начиналось снова… Сил уже нет. Выйду – надо уезжать. А куда? Как? Мама, жена…
Вздыхая, продолжает кидать снег, который идет беспрерывной пеленой. Долговязая, печальная фигура на фоне белой круговерти…
