«Четвертая волна» – книга о «новой альтернативе», первом музыкальном стиле, родившемся уже в нынешнем столетии. Построенное в жанре журналистского репортажа, повествование знакомит читателя с главными героями и особенностями «новой альтернативы».
Глава 1: 2 июня 2006 года. 18:05.
У входа в петербургский «Red-Club»
Со Старо-Невского я свернул на Полтавскую. Очередь перед входом в «Red-Club» была видна от самого перекрестка. Человек сто-сто пятьдесят. Совсем молодые люди. Много красивых девушек. До начала концерта оставался еще час, а до выхода на сцену группы «Психея» - часа три. Но перед входом в «Red-Club» натрамбовалось уже столько народу, будто попасть внутрь мне не светит.
Я подошел к клубу поближе. Терпеть не могу этот район. Достал сигареты, выковырял одну из пачки, щелкнул зажигалкой. Прежде чем протискиваться к дверям, я должен был еще дождаться фотографа. Пару минут назад фотограф звонил, предупреждал, что немного опаздывает. Я курил и рассматривал молодых людей в очереди. Что-то общее в том, как все они были одеты, конечно, присутствовало, но в чем именно это общее заключается, вычленить у меня не получалось.
Много военного камуфляжа. Но не тупая милитари-дерюга из магазина «Солдат Удачи», а чистенькие пятнистые брючки. Или, скажем, t-short в зеленых разводах, а из-под них у девочек торчат.дорогие лифчики. Кроссовки с толстыми шнурками. Мой старший сын недавно просветил отсталого отца: называть такие кроссовки нужно «патрули». И очень много кофт с капюшонами. К таким кофтам я неровно дышу лет с пятнадцати. Пусть у девушек будут коротковатые ноги и неидеальная фигура, но если она носит кофту с капюшоном - я все ей прощу.
«Red-Club» - совершенно не мое место. Неудобно добираться, вечная духота внутри, да и других недостатков навалом. До сегодняшнего дня я был в этом клубе всего два раза. Один раз случайно заскочил с приятелем, а второй - ходил на концерт группы «П.Т.В.П.». Концерт был что надо. Парни в дредах, девочки в камуфляжных штанах, стейдж-дайвинг, школьницы стаскивают с потных тел футболки и трясут голыми грудками, а в паузах между трехминутными композициями лидер «П.Т.В.П.» Леха Никонов читал стихи. Стихи публика знала, похоже, наизусть.
За точность не ручаюсь, но выглядело это приблизительно так. С прической, как у Роберта Смита из «The Сurе», с накрашенными ногтями и подведенными глазами, Никонов делал шаг к самому краю сцены и выкрикивал:
Вчера я присутствовал при расстреле шлюх!
Их расстреливали голыми, а они руками прикрывали груди.
Командовал же расстрелом самый главный палач...
Микрофон в зал. Четыреста зрителей в один голос орут:
Владимир!
Владимирыч!
Путин!
Два предыдущих года я отработал на петербургском телевидении. Там у меня было собственное сорокаминутное шоу. Программа выходила вечером в воскресенье: четыре сюжета и три гостя в студии, обзор главных событий недели.
Прежде нигде и никогда я не работал дольше девяти месяцев. Да и девять месяцев непрерывной работы казались мне бесконечными, словно жизнь. А вот на канале я отработал два года. То есть в три раза дольше, чем где бы то ни было прежде.
Позапрошлым летом я с женой съездил в оплаченный отпуск, а ведь прежде я никогда не пользовался оплаченным отпуском. Зарплата у меня была огромной... почти неприличной. Она регулярно, каждое десятое число, поступала на пластиковую карточку. Жена настояла на том, чтобы мы купили квартиру побольше, - и мы купили. К концу первого года работы я вдруг заметил, что мне совершенно не хочется с телевидения увольняться. Жена затеяла сложносочиненный ремонт, и пластиковой зарплаты хватало на все ее фантазии. Руководство канала хвалило мою передачу и обещало повысить жалованье. Я понятия не имел, куда девать и те деньги, что мне уже платили.
Я привык, что, завидев меня, люди на улице улыбаются и шепчут друг другу:
Знаешь этого парня? Он телеведущий! Да-да! Телеведущий!
Следующим, вторым по счету летом история с оплаченным отпуском повторилась. Жена начала поговаривать о покупке дачи. Жизнь впервые стала понятна на много-много ходов вперед. И именно в этот момент с канала я вылетел.
Что именно произошло - если позволите, об этом я расскажу чуть попозже. Важным здесь была не причина, а следствие. Что делать дальше, куда идти и как теперь жить, я не понимал.
Итоговая воскресная программа - это всегда лицо канала. Для того чтобы вытянуть программу на подобающий уровень, средств каналы не жалеют. В Петербурге такую программу делал я. В течение недели четыре девушки-костюмерши обшаривали город в поисках того единственного пиджака, в котором в воскресенье я появлюсь на экране. Еще одна девушка, рангом пониже, отвечала за мою обувь. В день записи на студию я подъезжал к полудню, и там меня уже ждала вся съемочная бригада: режиссер, звукорежиссер, три ассистента режиссера, ассистент звукорежиссера, шесть операторов, три осветителя и еще два парня, ответственных за работу с телескопическим краном. Декорации для моего шоу каждый раз начинали монтироваться за девять часов до начала съемок. Декорации были дорогостоящие. Эскиз, по которым они были изготовлены, разрабатывался в Великобритании, а на месте детали доводил до ума тот же художник, который отвечал за декорации в фильме «Дневной дозор». Это была всесметающая машина, и я был самой главной деталью этой машины.
А кроме того, в работе телеведущего имеется еще и куча приятных нюансов. Любая проблема теперь
очень быстро решалась просто потому, что я был парнем с телеэкрана. У меня заболел ребенок, и, узнав меня в лицо, врач отвез его на консультацию к лучшему специалисту в городе. Что бы со мной ни происходило, спина всегда была прикрыта. Доходило до того, что как-то в магазине меня пытались пропустить к кассе без очереди. Жизнь была похожа на неправдоподобное кино.
Все изменилось стремительно. Вечером в воскресенье мое шоу было в последний раз показано по телевизору, а в понедельник с утра я остался без работы и больше не понимал, что делать. За два года я привык куда-то бежать, привык к лихорадочной активности - но больше бежать было некуда. Я лежал дома на диване, и никто на свете больше не показывал на меня пальцем. О покупке дачи пришлось забыть. Жена плакала: больше не будет ни регулярной зарплаты, ни улыбающихся на улице прохожих.
На дачу и на прохожих мне было наплевать. А вот с зарплатой предстояло что-то делать. Причем лучше прямо сегодня. За последние два года я привык, что деньги появляются сами, как только понадобятся. Чем-то они, деньги, были похожи на телевизионных девушек-костюмерш: тоже не лезли в глаза, но были всегда где-то рядом. На что именно я стану жить дальше, теперь было непонятно. Короче, времечко наступило так себе.
Первое, что пришло мне на ум, - нужно снова браться за диктофон. Двенадцать лет подряд я отбегал газетным репортером. По всему было видать: пора вспомнить, как это делается. Пролежав на диване первые два дня после увольнения, на третий день я поднялся, дошел до письменного стола, долго рылся в ящиках, но нашел-таки свой старый диктофон. За два года тот совсем не изменился - изменился я, но это можно было поправить.
Теперь я стоял перед входом в «Red-Club», а диктофон лежал во внутреннем кармане моей куртки. Организатором сегодняшнего мероприятия в клубе выступил московский музыкальный канал «A-ONE». Специализировался канал на «новой альтернативе», и все главные звезды этого направления были заявлены в концерте. Главной звездой являлась группа «Психея».
Накануне я позвонил в редакцию журнала «Rolling Stone» и спросил: не желают ли они, чтобы я написал для них о данном мероприятии? Все-таки совсем свежее музыкальное веяние? И, опять-таки, «Психея», о которой прежде они вроде бы не писали, - как им такой материал? В «Rolling Stone» о моем увольнении с телевидения уже знали. Выпускающий редактор журнала Леонид Новиков разговаривал со мной как с человеком, только что узнавшим о том, что он болен СПИДом. В смысле - бережно и стараясь не травмировать. Конечно! О чем речь?! Разумеется, они меня поддержат и купят репортажик про сегодняшний концерт! И вообще, все будет нормально, отчаиваться не стоит! Концерт начинался в семь вечера. Часы на экранчике моего мобильного телефона показывали без пяти шесть. Я ждал фотографа. Телефон у меня был старый. На его панели не хватало кнопки с цифрой «4». То есть позвонить по нему было можно, а вот чтобы набрать в тексте смс буквы «И», «Й», «К» или «Л», приходилось тыкать на место выпавшей кнопки карандашом или ручкой. Неудобно и очень долго.
Я докурил вторую подряд сигарету. В этот момент фотограф все-таки подошел. Мы пожали друг другу руки. Фотограф извинился за опоздание, а я сказал, что ничего страшного. Он спросил, не знаю ли я, сколько именно понадобится карточек, чтобы проиллюстрировать мой репортаж. Я сказал, что без понятия.
- А большой вообще у тебя будет текст?
- Тоже без понятия. С Новиковым я общался только по телефону. Спросить не успел.
- И я не успел. Они мне позвонили и попросили сходить с тобой. А что именно снимать, не сказал. Ты, если будешь с кем-то подробно разговаривать, позови меня, ладно? Я подсниму портреты.
Я сказал: «Ладно». Мы стали протискиваться ко входу. Честно говоря, я думал порасспросить фотографа о том, хорошо ли в «Rolling Stone» платят, ведь прежде для этого издания я не писал. Последние два года я вообще ни для кого не писал. Чертово телевидение! Были времена, когда я искренне считал себя лучшим журналистом страны, но это было давно, я умудрился забыть какие-то элементарные вещи и больше не был уверен в себе. Я вдруг стал бояться, что даже небольшой репортажик о концерте группы «Психея» у меня может не получиться... или получится, но очень плохой... и что тогда я стану делать? Как прокормлю семью? Впрочем, с другой стороны, не мог же я забыть вообще все? Какие-то профессиональные навыки должны были у меня остаться, ведь правда?
Фотограф протискивался к дверям впереди меня. Он был невысокий и плотный. Кофр с камерой он локтем прижимал к себе. Мы почти добрались до дверей, когда мне на плечо положил руку совсем молодой парень весь в татуировках и в футболке с надписью «Психея». У парня были странные глаза: то ли гашиш, то ли водка. Я так давно не ходил в заведения вроде «Red-Club'a», что даже отучился различать гашиш и водку.
Парень мне улыбнулся:
- Ты на концерт?
Я кивнул. Алкоголем от парня не пахло. Наверное, все-таки гашиш.
- У меня не хватает на билет. Добавь немного, а? Там сегодня будет то, что я обязательно должен посмотреть! Я бы не стал просить, поверь, но мне просто необходимо попасть на этот концерт, понимаешь? Такого концерта не было никогда и не будет больше, понимаешь? А чтобы ты не думал, будто я попрошайка, взамен, в качестве платы, я готов, дружище, отдать тебе свои трусы.
Парень действительно вынул из кармана трусы и протянул их мне. Трусы были довольно грязными.
Глава 2: За два года до концерта
Той весной, когда на экраны вышла последняя серия фильма «Властелин Колец», один поклонник писателя Толкина долго просвещал меня насчет того, как именно появился мир, в котором живут герои фильма. Сам я Толкина не читал, поэтому слушал внимательно.
- Понимаешь, - объяснял собеседник, - всего мир насчитывает четыре эпохи.
- Понимаю, - кивал я.
- Как бы четыре поколения, понимаешь?
- Понимаю-понимаю.
- Сперва на свете жили древние боги. Но это было так давно, что от той эпохи нам, нынешним, почти ничего не досталось. Только воспоминание о древних богах. Потом наступила эльфийская эра. Это было самое лучшее время, воистину великая эпоха, - и она не могла не закончиться катастрофой. После эльфов миром правили гоблины, гномы, орки и всякая прочая подземная нечисть. Вернее, они не то чтобы нечисть - просто им досталось сложное время, и, чтобы выжить, все они вели чисто подземное существование. А уже после них наступило то время, в которое все мы живем. Понимаешь?
А еще той же весной в наш город приехал Алексей Хвостенко. Также известный как Хвост. Личность эта легендарная, но той легендарностью, когда бывает очень трудно объяснить, в чем именно эта легендарность состоит.
Ну Хвост. Ну приехал. Кто хоть такой-то? То есть все краем уха слышали, что вроде бы именно Хвост придумал весь русский рок-н-ролл и написал знаменитую песню «Над небом голубым». Но на полноценную легенду это не тянуло.
На самом деле по основной специальности Хвостенко поэт. Ну и еще немного скульптор. На протяжении всех 1960-х годов он только и делал, что пьянствовал с парочкой приятелей. В перерыве между попойками Хвост создал целых два новых литературных течения, написал десяток пьес, расшифровал иероглифы острова Пасхи и изобрел весь русский рок-н-ролл. Но это мелочи, потому что в основном-то он просто пил красное вино.
В 1968-м Хвост уехал из Петербурга. Сперва в Москву, потом в Париж. Там он продолжал вести ту же жизнь, к которой привык на исторической родине. В Париже он завел себе огромный сквот. Там у него было много музыки, алкоголя и женщин, готовых ради своего шестидесятитрехлетнего секс-символа на все. Жизнь была настолько расслабленной, что на протяжении почти двадцати лет у Хвоста не было даже внятного гражданства. Только весной 2004-го президент Путин распорядился оформить бездомному парижанину российский паспорт. Ради этого-то легенда и посетила мой город.
Черт его знает, когда он появился, этот русский рок-н-ролл. Черт его знает, кто его на самом деле придумал. Может быть, действительно Хвост, но может статься, что вовсе и не он. Говорят, уже в середине 1960-х какие-то петербургские умники уже пилили что-то забористое на самодельных гитарках, да только было это так давно, что от той эпохи нам, нынешним, почти ничего не досталось.
только воспоминания о древних богах
эмигрировал в Великобританию и сделал там кое-какую карьеру в кино: вместе с Брюсом Уиллисом снялся в фильме «Шакал», а потом еще и в какой-то ленте Гая Ричи. Иногда Степанов приезжает в Петербург. Можно было бы позвонить ему и спросить: кто же, черт возьми, выдумал этот русский рок-н-ролл? Да только кто будет этим заниматься? Все это было так давно, что нам, нынешним, от той мифической поры почти ничего не досталось.
Осколки исчезнувшего мира все еще целы. В принципе, если заняться этим всерьез, то можно было бы навести справки. Все эти люди живы: жив Владимир Рекшан, написавший в перестроечные годы книжку, в которой уверял, будто самая первая звезда рок-н-ролла - это созданная им в 1968 году группа «Санкт-Петербург». Сегодня Рекшана можно запросто встретить в галерее «Борей». Там для знакомых открыт недорогой буфетик, и Рекшан заходит в «Борей» перекусить. Садится за столик, не торопясь кушает гречневую кашу. Долговязый немолодой человек. Ни за что не поверишь, будто рок-концерты с визжащими фанатками и летящими на сцену мокрыми трусиками он давал в Петербурге еще при Хрущеве. Живы участники допотопной группы «Лесные братья», которые даже для Рекшана были древними. Сегодня под названием «Братья Жемчужные» эти люди играют русский шансон. Жив Юрий Степанов из совсем уж мифической группы «Мифы». Лет тридцать назад Степанов Хвост отсутствовал в Петербурге почти сорок лет. А позапрошлой весной он наконец вернулся, получил российский паспорт и выступил вместе с группой «АукцЫон». Совместный концерт двух легенд обещал стать взрывом... но не стал.
Выступление выглядело как плохо срежиссированный цирк. Музыканты бестолково бродили между динамиками, болтали со зрителями, махали рукой кому-то в задних рядах и вытаскивали на сцену не очень понятных бородачей. Сам Хвост выполз на сцену смертельно пьяным. Он кривлялся, ронял гитару, хихикал в нечесаную бороду и толком не смог сыграть ни единой песни. Пару раз он чуть не кувырнулся со сцены.
В толпе меня прижало к взрослому, официально одетому мужчине. Тот покачал головой, повернулся ко мне и прокомментировал:
- Хорошо, что Хвост живет во Франции. Там его научили пить красное вино. Жил бы в России, пил бы водку - давно бы умер.
Хвост придумал весь русский рок-н-ролл. В мифической древности он написал песню «Над небом голубым», которую потом пел Гребенщиков, и песню «Орландина», прославившую группу «Колибри». А вот «АукцЫон» - это уже совсем другая история. «АукцЫон» - это следующее, «рок-клубовская» волна. Парни, заставшие самое лучшее время.
воистину великую эпоху в 1960-х русский рок-н-ролл уже существовал. Да только знали об этом редкие счастливчики. В 1980-м эта музыка взорвала страну. Поколение Рок-клуба дернуло струны своих бас-гитар, и от этого звука СССР пал. Эхо взрыва и до сих пор звучит из каждого радиоприемника. Но герои великой рок-революции по одному сходят со сцены. Издалека фронтмен группы «АукцЫон» Олег Гаркуша до сих пор выглядит все тем же долговязым подростком, что и двадцать лет назад. И его танцы, напоминающие эпилептический припадок, тоже совсем не изменились. Но вблизи видно: Гаркуша - пожилой человек. Седой и усталый.
Хвосту уже исполнилось шестьдесят. Гаркуше уже исполнилось сорок пять. В этом году русскому рок-н-роллу исполнилось сорок. Кажется, эта музыка появилась вчера. Хотя на самом деле за сорок лет на сцене успело смениться четыре поколения музыкантов. Сперва это был Хвост и косматые хард-рокеры 1970-х. Потом - живые боги Ленинградского Рок-клуба. Потом - панки из клуба «TaMtAm».
это было самое лучшее время... воистину великая эпоха... и она не могла не закончиться катастрофой...
Каждое следующее поколение считало себя революционерами. Музыканты верили, что дают этой музыке какую-то новую жизнь. Но в чем именно состоит новизна из нынешнего, 2006 года уже и не разглядеть.
Хвост... Гаркуша... Те, кто пилил свои гитары в 1990-х... Теперь они просто взрослые и усталые люди... Их кожаные джинсы здорово вытерлись. Да и кожа на лицах уже не так свежа, как в 1980-х...
Так получилось, что интервью, которое Хвост дал моей телевизионной программе, оказалось последним в его жизни.
Мне позвонил хозяин рок-н-ролльного магазинчика «CastleRock». Он сказал, что сегодня у него в магазине Хвосту будут делать татуировку. Не интересует ли меня все это дело снять?
- Хвосту? Татуировку? Ему же семьдесят лет! Куда ему татуировка?
- Вот-вот! Ему семьдесят лет, он изобрел русский рок-н-ролл, а татуировок на теле у Хвоста до сих пор нет. Самое время этим заняться.
Я задумался. В принципе, событие могло быть действительно интересным.
- Во сколько все это начнется?
- Часов в шесть. Но если хотите, можете подъехать попозже.
- Хорошо. В шесть. Если будут пробки - чуть позже.
- Приезжайте. Правда, будет интересно.
К «CastleRock’y» я подъехал из дому на метро. А съемочная бригада пробивалась из телецентра на редакционном автобусе. Разумеется, в пути они застряли. Иногда администратор группы звонила мне и спрашивала: не пропускают ли они чего-нибудь интересненького? Я отвечал, что нет.
- Вообще ничего?
- Что вы тут можете пропустить? Пока что все просто пьют. Добирайтесь спокойно.
«CastteRock» расположен в самом криминальном районе города: ровно напротив Московского вокзала в проходных дворах между Лиговкой и Пушкинской улицей. Огибаете толпу цыганских попрошаек, проходите мимо бабулечек, предлагающих приезжим недорогую девочку, сворачиваете под арку, долго шагаете через длинный, похожий на туннель проход и попадаете во двор. По проваленным кособоким ступеням нужно спуститься в подвал. Там вас оглушает звучащая сразу из двадцати колонок музыка. Это и есть старейший в городе рок-н-ролльный магазин «CastleRock».
Хозяин магазина - здоровый наголо бритый мужчина по имени Леонид. По слухам, какое-то время назад Леонид был профессиональным военным и служил в армии Израиля. А потом плюнул, вернулся в Россию и теперь торгует альбомами русских хэви-металистов в самом криминальном районе города.
Чтобы посмотреть на прилюдное татуирование Хвоста, в магазин пришло довольно много народу. Зрители бродили по залу. Хвост пил свое вечное красное вино. Потом Леонид сказал, что можно, наверное, и начать. Хвост стащил свитер и футболку, а тату-мастер натянул резиновые перчатки. Под футболкой Хвост был пьяный и тощий. Тело у него было таким, каким только и может быть тело почти семидесятилетнего беспробудно пьющего человека. Тату-мастер начал наносить на дряблую кожу татуировку. Сперва зрители столпились вокруг и наблюдали, а потом всем надоело. Моя бригада все еще стояла в пробках. Хвост вроде бы задремал в кресле. Приехавшие с ним из Парижа патлатые типы в косухах старались особенно не звенеть бутылками и покрикивали на мастера, чтобы он аккуратнее иголкой своей махал не видит, что ли, устал человек? Потом редакционный автобус въехал-таки во двор. Оператор с камерой спустился в подвал. Хвоста разбудили. Он водил по сторонам ничего не понимающим взором. Оператор протиснулся поближе, осмотрел помещение и скривился: - Здесь очень темно. Может, на улицу? Про себя я подумал, что в таком состоянии Хвост до улицы просто не дойдет. И вообще, зря я все это затеял. Почитатели хвостовского таланта помогли расклеившемуся кумиру натянуть свитер, подхватили под руки и помогли выбраться на улицу. Я сильно сомневался, что Хвост соображает, где находится. Интервью вышло никудышным. Вспомнить, в каком именно году он его придумал, этот русский рок-н-ролл. Хвост так и не смог. Через десять минут оператор выключил камеру, и Хвоста увели назад в подвал, доделывать тату. А потом он уехал к себе в Париж и через три месяца там умер...
Считается, будто рок-н-ролл - дело молодых. Музыка бунта и все такое. Но только не в России. У нас всем главным рок-звездам давно исполнилось сорок. За четыре десятилетия в этой музыке успело смениться четыре поколения. Каждое из них пробивалось наверх с трудом и достигало вершины как раз к сорока.
Неплохой возраст, чтобы получить негласный сертификат соответствия: только после сорока каждый из них и становится реальной рок-звездой. Отныне за . будущее можно быть спокойным: до конца дней тебя будут показывать по телевизору и печатать в глянцевых журналах рецензии на твои альбомы. Слушать эти альбомы никто уже не станет, зато рецензии тебе гарантированы.
В XXI веке на смену Хвосту, на смену Гаркуше, на смену панк-поколению 1990-х пришли новые люди. «Четвертая волна» русского рок-н-ролла. Этих музыкантов никто не ждал, и никто не обрадовался их приходу. Замечать новичков никто не собирался - вот стукнет им сорок, тогда и поговорим, а пока говорить не о чем.
Однако к 200б-му стало ясно, что совсем не замечать двадцатилетних негодяев уже невозможно.
потому что после всяких легендарных эпох теперь наконец наступило время, в которое все мы живем.
Глава 3: 2 июня 2006 года. 18:52. В «Red-Club'e»
Я вполуха слушал, как корреспондентик неизвестного мне издания пытает парня из руководства канала «A-ONE».
- А все-таки, что вы будете показывать?
- Мы будем показывать у себя на канале новую альтернативную музыку.
- Только иностранную? Или русскую тоже?
- Русскую тоже.
- Вы считаете, такой музыки наберется на полноценное вещание? Не боитесь, что через неделю вам будет нечего показывать?
- Да ладно! «Новая русская альтернатива» - штука помассовее, чем русский хип-хоп. Есть радиостанции, крутящие только хип-хоп, и никакого дефицита исполнителей они не испытывают.
- Хип-хоп - хип-хопом. А что с «альтернативой?»
- В одном только Лос-Анджелесе эту музыку играет несколько сотен групп.
- А у нас?
- И у нас.
- Несколько сотен?
- Несколько сотен! Может быть, даже несколько тысяч.
- И вы будете их показывать?
- И мы будем их показывать. Корреспондентик был настырен. Что, черт побери,
за издание он представляет? Надо будет потом спросить. Я закурил новую сигарету.
Сегодняшний концерт был посвящен важному событию. Московский канал «A-ONE» начинает вещание
на Петербург. Новый музыкальный канал будет транслировать на мой город новую альтернативную музыку.
Что это за музыка, внятно объяснить никто не может. Зато посвященный ей телеканал уже есть. Музыка, которую москвичи собираются гнать в эфир, настолько новая, что у нее толком и названия-то нет. В разговорах все предпочитают использовать ничего не значащий псевдоним «новая альтернатива».
Впрочем, когда в 1950-х рок-н-ролл только-только появился, каждый исполнитель тоже сам придумывал этому стилю особое название. Какое именно словечко приживется для обозначения музыки, которую играют сегодня, ясно станет лет через семь. К тому времени прыгающим в зале грудастым девочкам уже стукнет тридцать, мне будет здорово за сорок, а кто-то из выступающих сегодня музыкантов нелепо и ужасно погибнет.
- Вы это всерьез, насчет нескольких сотен групп? И все хорошего качества?
- Качество - вопрос сложный. В основном, конечно, то, что они играют, - полная туфта. Но их сотни, понимаете? И уж три-четыре, конечно, очень интересны.
- Какие это «три-четыре»?
- «Психея». «Amatory». «Jane Air». Именно на эти три коллектива мы делаем особую ставку.
Я докурил сигарету, раздавил ее в пепельнице с логотипом «Red-Club'a» на боку и усмехнулся. «Психея», «Amatory» и «Jane Air». Или «Психея», «Jane Air» и «Amatory». Всегда только эти трое. «Четвертая волна».
Три группы, которые олицетворяют то, чем русский рок-н-ролл станет завтра. Три группы, про которые я пришел написать для журнала «Rolling Stone».
Все три команды - петербургские. А денег на их музыке наживут москвичи. Что, впрочем, и нормально. Сами-то петербуржцы такой ерундой заниматься не станут. Мы, северяне, всегда были склонны усложнять простые вещи.
Вот. Скажем, ночные клубы. Казалось бы, очень простая штука. Договорись с контролирующими органами, чтобы тебе разрешили работать до шести утра, пригласи приятных людей, закупи достаточное количество водки, или что там станут потреблять твои клиенты, - вот тебе и найт-клаб. В Москве так и делают - и это неплохо.
В моем городе начинается все тоже так. Только потом выясняется, что вместо улыбчивой молодежи твое заведение вдруг стали посещать какие-то депрессивные типы с гитарами... или с недописанной поэмой в кармане плаща... и вместо того, чтобы просто повеселиться, они вдруг открыли новую страницу культуры, сразу после этого поумирали, и выручки у тебя нет, зато на твоем клубе висит дюжина мемориальных досок. Охрана «Red-Club'a» вела себя нагло, как постовые милиционеры где-нибудь ночью в новостройках, когда они уверены, что никакая скотина не помешает им вдоволь наиздеваться над подвернувшимся прохожим. Клубные охранники заставили меня вывернуть карманы, ткнули кулаком в живот и несколько раз, брызгаясь слюнями, прокричали прямо в лицо совет не переть напролом, пока не схлопотал в дыню.
В этом клубе наглая охрана и крошечный первый этаж. Если ты не профессиональный регбист, о том, чтобы протиснуться к барной стойке, можешь даже не мечтать. Но концерты «новой альтернативы» проводятся только здесь, и еще в клубе «Порт», а больше нигде. В «Порту» все помягче и не так тесно, но все равно - это совсем не мои места. Я - почти сорокалетний лысый парень с избыточным весом и двумя детьми. По своей воле ни в «Порт», ни в «Red-Club» я не пошел бы никогда в жизни.
После того как мы прошли внутрь, фотограф сказал, что пойдет немного поснимает, и исчез. На первом этаже клуба было нечем дышать и постоянно толкались. Я попробовал закурить, но даже это здесь было проблематично. Я поднялся на второй этаж. Там было посвободнее. В дальнем левом углу, отгороженные от остального клуба цепочкой, начинались служебные помещения. Я приподнял цепочку, кряхтя пролез под ней и зашел в гримерку группы «Психея».
Вдоль стен в гримерке стояли невысокие диванчики. На диванчиках сидели музыканты. Посреди помещения стоял невысокий стол. Он весь был заставлен пустыми пол-литровыми бутылочками из-под кока-колы. Когда я увидел эти бутылочки в первый раз, то, помню, удивился: почему столько мусора? Сейчас я уже знал: бутылочки - не мусор, а важный инвентарь. С их помощью музыканты курят гашиш: набрасывают внутрь курящихся комочков и потом вдыхают дым через горлышко.
Или не через горлышко?.. Или не вдыхают?.. Я не очень хорошо во всем этом разбираюсь. И вообще, для последних веяний в сфере культуры я чересчур староват.
Группа «Психея» была на месте. Я вошел и поздоровался. Парни пожали мне руку. Гримироваться в своей гримерке никто из них даже и не собирался. В основном музыканты прикладывались к бутылочкам и молчали. До выхода на сцену у «Психеи» оставалась еще куча времени.
Самая первая песня, которую я услышал в исполнении «Психеи», называлась «Убей мента!». Песня была просто отличная. Какое-то время тому назад директор звукозаписывающей компании «КапКан-Records» подарил мне DVD-диск, на котором я нашел даже снятый на эту песню клип. Клип тоже был очень хороший. Концертные записи группы я вообще смотрел много раз, но вот сколько именно народу выступает в «Психее», сосчитать ни разу так и не смог.
Вокалист по имени Фео. Басист по кличке Слесарь. Компьютерщик, которого все зовут Кита. Вроде бы есть еще штатный диджей, барабанщик и вроде бы второй фронтмен. Но сколько, черт возьми, их всего? я сажусь на диванчик возле Фео. На лице у Фео десять сережек: в носу, в губе, в бровях... На предплечьях - длиннющие сложносочиненные татуировки; на левой написано MY LIFE, а на правой - IS MINE. Все вместе означает: «Эта жизнь принадлежит мне!». Музыканты болтают, спускаются побродить в зал, но в основном просто молчат. Они вообще не очень разговорчивые. Парни курят гашиш, а я достаю из пачки все новые сигареты. Наверное, с их точки зрения, я занимаюсь несусветной глупостью.
Даже в гримерке слышен грохот, доносящийся с первого этажа. Там на сцену уже вышла первая группа. Хэдлайнером сегодняшнего концерта является «Психея», однако до нее на сцену выйдет еще несколько коллективов. Я в сотый раз думаю о том, что «Red-Club» - совсем не мое место.
Клубы не живут долго. От двух до пяти лет - и привет. Клуб со стажем работы семь лет- ветеран. Клуб, работающий десятилетие, неправдоподобен, как живой мамонт.
Те клубы, в которые я начинал ходить десять лет назад, давно закрылись: перекрытия снесены, стекла замазаны краской, вывески проржавели, названия забылись. Была бы моя воля, я бы и до сих пор сидел в «Wild Side» или в «Цинике». Да только кто их сегодня вспомнит, а?
С этими клубами у меня много чего связано. Например, в клубе «Циник» я познакомился с Леонидом Новиковым, выпускающим редактором журнала «Rolling Stone». Тогда Леонид стоял в очереди передо мной, а я был смертельно пьян. Слово за слово; развернувшись, я саданул собеседнику кулаком в лицо и был тут же выведен милицией из клуба вон, но не успокоился, вернулся в «Циник», подскочил к столу, за которым сидел Леонид, и попытался садануть еще раз. Так и познакомились.
Прошло несколько лет, и именно к этому парню я пришел просить средств на жизнь. Меня выгнали с работы, у меня не осталось никаких иных источников заработка, я с ужасом смотрел в завтрашний день и, чтобы хоть как-то выжить, должен был обращаться с просьбой к человеку, с которым познакомился, треснув ему по носу в «Цинике». Нормально, да?
Мне неловко вспоминать о том давнишнем эпизоде. Тем более что такая манера поведения - вовсе не мой стиль. При первом подвернувшемся случае я принес Леониду извинения. Но дружить домами после такого начала, сами понимаете, не вышло.
Когда мне было двадцать лет, драться в клубах считалось хорошим тоном. Да только времена эти давно прошли. Во времена моего тинейджерства панки, наслушавшись «Объекта Насмешек», били морду всему, что двигалось. Металлисты трясли башками под «АС/DC» и цепями молотили тех, кто слушал «Ассерt» Рокабилы выходили из самого первого в России музыкального клуба «TaMtAm» и с бритвами наперевес бросались резать ментов. Это было нормально. Тот, кто слушает агрессивную музыку, и сам должен быть агрессивен. А вот нынешние двадцатилетние - вовсе не таковы. Это первое поколение молодых людей, четко проводящих границу между музыкой и жизнью. Несколько сотен человек, набившихся сегодня внутрь «Red-Club'a», выглядят как папуасы... они покрыты пирсингом, завиты в дреды, разрисованы татуировками... они прыгают вниз головой со сцены, а в лица у них вставлено по полкило металла... но если кто-то из] них случайно наступит тебе на ногу, то улыбнется и скажет: «Извините, пожалуйста!»
Может быть, дело в гашише?.. Гашиш делает человека мягче... покладистее... а может, и не в гашише... а в том, что к концу 1990-х обычай драться в клубах сам собой исчез. Как тут подерешься, если ты бьешь парня кулаком по лицу, а он в ответ достает ствол и сносит тебе полчерепа? Кто не научился быть добрее, давно уехал на кладбище. Выжившие предпочитают улыбаться.
Клубы, к которым я привык, давно закрыты. Манера поведения, которая для меня естественна, считается бестактной. Группы, которые я люблю, - давно ретро. Или вот еще штука, которой не было во времена моего двадцатилетия, - стейдж-дайвинг. В смысле разбежаться и головой вниз сигануть со сцены. В руки зрителей - как в волну.
Никогда не мог понять эту забаву. Еще в конце XX века я как-то зашел на концерт группы «Bloodhound Gang». Во время выступления кто-то из команды разбежался и лихо нырнул в объятия фанатов. Да только фанаты не поняли порыва и расступились... Обратно за кулисы прыгуна унесли. Концерт группа доигрывала уже без него.
Я все еще сидел на втором этаже «Red-Club'a». Вокруг меня сидели, болтали, ходили и вдыхали черт знает что музыканты лучшей отечественной группы 2000-х годов. А я был толстый, лысый и безработный. Мнe было душно, и из всех, кто пришел сегодня послушать «Психею», я был, наверное, самым старым.
Я выковырял из кармана мобильный телефон и посмотрел на часы. Некоторое время я думал над тем, что, может быть, стоит плюнуть на все это и уехать домой? Но тогда что бы я написал для журнала «Rolling Stone»? И что бы тогда стала есть моя большая семья?
Глава 4: За 7 месяцев до концерта.
Утром мне позвонил Саша Долгов. Вежливо спросил, удобно ли мне говорить. Я сказал, что да, удобно.
- Знаете, по какому поводу я вам звоню?
- Думаю, что по тому же, что и в прошлом году. Да? -Да.
- Опять вручаете свои премии?
- Опять вручаем. Саша Долгов - главный редактор журнала «FUZZ».
И организатор ежегодного FUZZ-фестиваля. В рамках этого мероприятия он ежегодно вручает лучшим рок-музыкантам страны призы: «Лучшая группа»... «Лучший альбом»... «Лучшая песня»... С музыкантами у Долгова проблем нет. Уже десять лет победители его конкурса - это одни и те же люди. Проблемы возникают с теми, кто мог бы выйти на сцену и вручить победителю статуэтку. В прошлом году одну из премий вручал я.
- Спасибо, Александр, за ваше ко мне доверие. Кому вы хотите, чтобы я выдал приз на этот раз?
- Приходите в «Юбилейный». Все объясню на месте.
- Ну хотя бы намекните! Кто победил в вашем конкурсе на этот раз?
- Исключительно достойные люди!
День только начинался. Плечом прижимая телефонную трубку к уху, я дошагал до кухни и копался с кофеваркой. Мне хотелось сказать Долгову, что «исключительно достойные» люди, которым он уже полтора десятилетия раздает свои статуэтки, всем давно осточертели и не пора ли обратить внимание на новое поколение, но долго разговаривать по мобильному телефону экономный Долгов не стал. Сказал, что увидимся уже на концерте, и попрощался. Я положил телефон на кухонный стол, все-таки сварил себе кофе и закурил первую утреннюю сигарету.
в прошлом году на долговском FUZZ-фестивале я вручал премию в номинации «Лучшая песня». Победил в тот раз Вячеслав Бутусов с песней «Девочка».
Прежде чем заняться изданием рок-ролльного журнала. Долгов был флотским офицером. Я видел фотографии, где он в черной форме и белой фуражке стоит на корме здоровенной подводной лодки. Не исключено, что атомной. Не исключено, что там на своей лодке Долгов получил какое-нибудь секретное флотское облучение, потому что за последние лет пятнадцать этот парень совсем не изменился. По всем прикидкам, сегодня ему должно быть к пятидесяти. Но выглядит он куда лучше тридцатипятилетнего меня.
Организовано у Долгова на фестивале все было по-военному четко. За семь минут до того, как я должен был выйти на сцену. Долгов выловил меня в коридорах Дворца спорта «Юбилейный» и отвел к сцене. Велел стоять здесь и никуда не уходить.
На сцене заканчивала выступать предыдущая группа. Я послушно пристроился на металлической лесенке, ведущей за кулисы. Группа докривлялась, собрала инструменты, смотала за собой провода и освободила место. Рядом со мной стоял парень, громко, через микрофон, объявлявший следующую номинацию. По основной профессии парень был радиоведущим. Орать в микрон у него получалось здорово.
Сама процедура несложна: забираешься на сцену, если хочешь, можешь сказать какие-то слова от себя, потом распечатываешь конверт и громко зачитываешь имя победителя. Я вышел на сцену и огляделся.
Пол у меня под ногами был выложен грязными нестругаными досками. Снизу, из зала, сцена кажется не очень большой, хотя на самом деле она огромна, как стадион. Аккуратно переступая через провода, я подошел поближе к краю. Отсюда Дворец казался крошечным, как чашка утреннего кофе.
Что за слова положено говорить, я не знал, а на месте придумывать было поздно. Я просто распечатал конверт и прочел:
- Вячеслав Бутусов! Песня «Девочка»!
Из зала что-то заорали. Отсюда, с высоты, это было даже не очень громко. Стоявший в тени Бутусов подошел поближе. Я отдал ему статуэтку и пожал руку. У Бутусова были черные, сросшиеся на переносице брови. Говорят, это признак мизантропии, и в данном случае это правда. Людей Бутусов не любит. А уж пьяных подростков, верещавших в зале у него под ногами, он не любит особенно.
Забрав у меня из рук статуэтку, Бутусов помахал ею в воздухе, а потом незаметно передал в руки Долгову. В тот вечер статуэтку всем победителям вручали одну и ту же. То ли спонсоры не успели подвезти остальные статуэтки, то ли Долгов сэкономил на металле. Оно и правильно: думаю, у того же Бутусова статуэток столько, что одной больше, одной меньше, - роли уже не играет.
После прошлогоднего FUZZ-фестиваля я дошел до ближайшего музыкального магазина и купил себе mpЗ-пластинку со всеми альбомами бутусовской группы «Наутилус Помпилиус». В середине 2000-х годов я впервые в жизни послушал то, что вся остальная страна слушала двадцать лет назад. Ранние альбомы Бутусова показались мне действительно очень хорошими.
На диске имелись не только студийные треки, но и концертные записи группы. На них в паузах между песнями слышны крики тысяч слушателей. Но вот моего голоса на этих записях нет. Великий русский рок-н-ролл 1980-х грохотал в моем собственном городе, будущие легенды ходили по тем же улицам, что и я, сидели в тех же кафе, что и я, даже девушки у нас иногда бывали общие. Но ничего кроме презрения к этим типам с сальными волосами двадцать лет назад j я не испытывал. Сегодня я искренне уверен, что все эти люди - живые легенды. Тогда я бы лишь рассмеялся, если бы кто-то высказал подобную глупость в моем присутствии.
Скажу честно: вообще-то, я лузер. Я никогда не бываю в правильном месте в правильное время. Обо всех самых важных вещах я узнаю с опозданием на годы. Конец 1980-х был славной рок-н-ролльной революцией. Но я ее не застал. Пятнадцать лет подряд я жил почти напротив Рок-клуба - и ни разу туда не зашел. В конце 1980-х я слушал «The Сиге», по-английски читал Хантера Томпсона, и если при мне упоминали русский рок-н-ролл, не мог пересилить брезгливость. Прошло двадцать лет, и я понимаю: именно там ковалась моя сегодняшняя страна. Но как это происходило, я не заметил.
В 1991 году я встречался с несовершеннолетней, но дико красивой девушкой. Встречаясь, мы часами не вылезали из постели... она вела себя так, что часы заканчивались моментально, и сразу хотелось, чтобы они начались снова... правда, в остальное время пойти нам было некуда. Ленинград начала 1990-х был очень тоскливым городом. Как-то случайно мы зарулили во Дворец спорта «Юбилейный». Оказалось, что в тот день в «Юбилейном» выступает группа «Кино».
Со временем выяснилось, что это было самое последнее выступление Цоя в родном городе. Я помню, что свет в зале почему-то горел на полную. И сам Дворец спорта был заполнен от силы на треть. Еще помню, как после концерта мы дошли до безлюдной набережной Невы и подружка прямо там сползла на корточки и я был уверен, что потеряю-таки сознание прямо здесь, на набережной... Но вот самого концерта я не помню совершенно. Ни лица Цоя, ни единой песни - ничего!
Тогда страна переживала великую рок-н-ролльную революцию. Эхо эпохи гремит по стадионам и до сих пор. Но музыка 1980-х не была интересна мне тогда - не интересна и сейчас.
в этом году на FUZZ-фестивале все происходило точно так же, как и в прошлом. За исключением того, что пожарная инспекция запретила курить в гримерках и музыканты выходили на улицу. Бутусов в закончившемся году ничем особенным не отличился, и премию на этот раз я вручал группе «Агата Кристи».
В «Юбилейный» я подъехал к семи вечера. Концерт уже начался. Долгов поймал меня у входа и проинструктировал, куда именно и во сколько я должен подойти. Я пообещал следовать инструкциям.
По ту сторону сцены бродила целая толпа уродливых девушек и сальнорожих молодых людей. Именно так выглядела отечественная музыкальная пресса. Люди, не способные сформулировать ни единого вопроса. Люди, не интересующиеся ничем на свете. Люди, не способные увидеть событие, даже если событие само на танке въедет к ним в редакцию. Люди, которые в любой стране мира были бы признаны «лицами с ограниченными умственными возможностями» и отправлены проходить курс реабилитации - и только в России формирующие общественное мнение. Русские журналисты. Люди, каждый из которых несет персональную ответственность за то, что в России столь ущербный шоу-бизнес, у русских столь чудовищные вкусы, а у страны в целом - абсолютно беспросветное будущее.
Общаться с коллегами мне не хотелось. Ничего кроме омерзения русские журналисты у меня уже давно не вызывают. Большую часть времени перед выходом на сцену я просидел в гримерке у знакомых музыкантов. Сальнорожие иногда совали нос внутрь, но зайти не решались. Около половины десятого Долгов позвонил мне на мобильный телефон и сказал, что пора подойти к сцене. Следующий выход - мой. Я вышел из гримерки и стал протискиваться поближе к сцене.
Возле лесенки, ведущей за кулисы, уже стояли парни из «Агаты Кристи» и стоял, держа в руках статуэтку. Долгов. Музыканты были смешными, невысокими и полными. Они напоминали медвежат из «StarWarsVI». Стоявшая здесь же девушка-фотограф навела на гитариста группы Глеба Самойлова камеру. Он поморщился, замотал шею шарфом и, перекрикивая музыку, пояснил:
- Второй подбородок!.. Снимите меня так, чтобы второго подбородка было не разглядеть!..
Долгов замахал руками: хватит болтать! Все выходим на сцену. В этом году статуэток хватило уже на всех - может быть, Долгов нашел спонсора посостоятельнее? Правда, победители были все те же. Премия FUZZ существует лет десять, и получают ее каждый год одни и те же люди. Ну, может, иногда меняясь очередностью. Весь русский рок-н-ролл - это уже давно пятнадцать названий, и ничего кардинально нового в этой области вроде бы не предвидится.
Я распечатал конверт, громко прочитал: «Агата Кристи!», отдал музыкантам статуэтку, спустился по металлической лесенке со сцены, выбрался из зала и решил выкурить сигарету на улице.
Дело происходило весной. Снаружи было даже еще не темно. У самого выхода стоял мультипликатор Олег Куваев. От него, конечно же, пахло алкоголем, но совсем пьяным Олег не был. На фестивале он тоже вручал кому-то статуэтку.
Мы помолчали. Потом я спросил, как ему концерт. Как ему выступающие коллективы.
- Говно, а не коллективы.
- Все до единого? Кому ты вручал статуэтку?
- «Королю и Шуту».
- «Король и Шут» тоже говно?
- Почему сразу говно? «Король и Шут» очень нравятся моему сыну.
- Что же в таком случае слушаешь ты?
- Что-то поновее. Что-то сегодняшнее. Не обязательно же всю жизнь слушать рок-клубовское ретро. Знаешь, кто писал музыку для наших последних мультфильмов с Масяней?
- Кто?
- Группа «Психея». Вернее, не вся группа, а их компьютерщик Кита. Знаешь его?
Куваев посмотрел на меня. Последний раз затянулся и выкинул докуренную сигарету.
- На самом деле я думаю, что эти парни - главное, что есть в сегодняшней музыке. А как думаешь ты?
Глава 5: Клуб «Полигон».
Все началось в холодном и голодном 1996 году. Тогда стало окончательно ясно: никакого русского рок-н-ролла больше не будет. Эта старая, дряхлая, смертельно больная музыка никому не нужна. Отныне ее место займут веселые танцы со стриптизерками и ди-джеями. Группы, успевшие сделать себе громкое имя во времена Перестройки, теперь не вылезали с европейских гастролей. Музыканты следующего поколения, попробовавшие поднять голову в 1990-х, теперь массово гибли от героина. Первый независимый русский рок-н-ролльный клуб «TaMtAm» доживал последние дни, а клубы, пытавшиеся продолжить его дело, влачили жалкое существование.
Середина 1990-х - наиболее жесткий кризис идей за всю историю рок-н-ролла. Так было не только в России - так было по всему миру. Сколько существует эта музыка, столько идут разговоры о том, что, мол, реальный-то рок-н-ролл давно мертв. Но тут дело обстояло действительно серьезно. Ничего нового в гитарной музыке не появлялось уже больше десятилетия. Изо всех окон звучало техно, и даже самые упертые стали сдаваться: да, похоже, рок-н-ролл действительно сдох.
В начале 1990-х в клубе «TaMtAm» произошли две последние русские рок-революции. Именно там появились русский панк и русское рокабилли. Эти революции остались никем не замеченными и никого не потрясли. Рок-н-ролл давно потерял способность кого бы то ни было поражать.
Главной звездой середины 1990-х была группа «TequillaJazzz». Коллектив действительно недурен, вот только аудитория его даже сегодня составляет максимум пятьсот человек. А десять лет назад не было и того. Это была проблема не группы, а времени. У тех, кому сейчас чуть за тридцать, украли десять лет карьеры. У них украли стадионы, клипы на музыкальных каналах, вопящих фанаток и лица на обложках глянцевых изданий. Десять лет назад в России не было ничего из перечисленного. На стадионах тогда звучал только рейв, первые глянцевые журналы явились только к 1997-му, а музыкальный канал и на три года позже. Если же говорить о девушках, то они в 1990-х на нищих рок-идолов даже не смотрели. Девушки тогда мечтали отдаться первому встречному бандосу. Пусть не очень крупному, но бандосу. С бритой головой, мобильным телефоном и в пестром пиджаке. Потому что лучше уж так, чем двинуть коней от голода.
Тогда, десять лет назад, задача была простая: выжить. Ни о какой внятной музыкальной политике речь не шла. Кто-то пытался привозить в страну иностранных знаменитостей - но выступать им было негде, да и зрители не хотели их видеть. Кто-то пытался открыть звукозаписывающую компанию, но быстро разорялся, потому что продавать кассеты было тоже негде, да и желающих купить находилось немного. Музыканты рок-клубовских команд пытались открывать собственные музыкальные клубы. Обычно через пару месяцев клубы закрывались, потому что выступать в Сперва «Полигон» открылся черт знает где - в Ленинградской области, в поселке Сертолово. По сл хам, там имелся реальный танковый полигон. В честь клуб и получил свое название.
В Сертолово «Полигон» просуществовал года полтора, а потом начал кочевать с точки на точку. Из Ленобласти клуб переехал в актовый зал Университета профсоюзов. Оттуда - в хэви-металический клуб «Гора» на Лиговском проспекте. Оттуда - в Дом культуры «Красный Октябрь». Открывая «Полигон», его хозяева не были даже уверены, что найдутся группы, которые смогут в новом клубе выступать. Надо всем витало ощущение конца света.
За музыкальную политику «Полигона» отвечал молодой человек, которого звали Павел Клипов. Задача у Павла была сложная. В какую сторону идти? По сотому разу играть осточертевший русский рок? Тупо пилить метал? Клипов нюхал ветер, всматривался в горизонт, но перспективы у его корабля были туманны.
Клинову было чуть за двадцать. Выше среднего роста, лоб с залысинами, очень тонкие губы. Говорил мало и неохотно. В те годы он хватался за все сразу, пытался экспериментировать, выпускал на сцену всех, кто хоть что-то из себя представлял. Он пробовал смешивать их в разных пропорциях: а вот что получится, если в первом отделении сыграют рокабиллы, а во втором - хэви-металисты? А если еще и добавить панка? Он без конца слушал демо-записи, разговаривал с музыкантами, отсматривал всех, кто приходил. Ситуация не менялась.
«Alice In Chains» для тех лет были действительно свежим ветром. В середине 1990-х до Петербурга дошли первые записи новой американской металлической волны. Самыми заметными среди этих музыкантов были лос-анджелесские подонки из группы «КОЯМ». И молодые русские тут же стали пытаться играть «под «КОЯМ». Но дальше нескольких продвинутых меломанов эта мода не шла. Аудитории у такой музыки не существовало. Стиль оставался полным андеграундом, и никаких надежд на то, что ситуация изменится до самого начала XXI века, не было. Но по крайней мере, теперь становилось понятно, в какую сторону двигаться. 4
В 1996-м в «Полигоне» Павел Клипов провел самый первый в стране концерт «новой альтернативной» музыки. Рекламы не было, да и быть тогда не ^ могло. «Новая альтернатива» в те годы означало: ' «что-то хоть немного похожее на «КОЯМ». На сцену ' вышли группы «Кирпичи», «Military Jane», «Джан-Ку» и еще парочка совсем забытых коллективов. На «КОЯN» никто из них похож не был. Концерт собрал 150 человек. Как именно относиться к новой музыке, никто не понимал. Но 150 человек все-таки пришло. Для первого раза это было даже и неплохо.
Ни о каких выступлениях за деньги в 1990-х речь не шла. Группы, игравшие в клубах, в лучшем случае могли рассчитывать на несколько бутылок бесплатного пива.
Павел Климов, бывший директор группы «Психея»:
В «Полигоне» гонорар могла получить группа-хедлайнер. Каждый вечер у нос выступало несколько групп: одна, на которую публика покупало билеты, и три-четыре на разогреве. Деньги мы делили пополам: половину выручки от входных билетов забирал себе клуб, а вторую половину я отдавал главной выступающей команде. Соответственно, группы разогрева не получали ничего. Они играли на будущее: нарабатывали опыт, обзаводились поклонниками, хватались за возможность себя показать. Большинство не выдерживало и сходило с дистанции. Зато те, то продержался первые год-два, дальше стремительно становились звездами.
Первыми звездами «новой альтернативы» попробовали стать группы «SCANG» и «Military Jane». Но те, кто под шквальным огнем первым поднимается из окопов, первыми, как правило, и гибнут.
Лидер «Military Jane», Илья «Черт», плюнул на «альтернативу» довольно быстро. Уже в конце 1990-х он полностью сменил музыкальную ориентацию. Его сегодняшняя группа «Пилот» - довольно типичный русский рок, что-то вроде «Алисы» двадцатилетней давности. О радикальной молодости «Черта» сегодня не напоминает ничто.
Вторые отцы-основатели русской «новой альтернативы» держались дольше. Если послушать «SCANG» сегодня, то звучит это как клонированный «КОЯN». Впрочем, для 199Q-X неплохо было и это. Лидера команды звали Нильс. Как каждый приличный музыкант того времени, Нильс имел огромные проблемы с наркотиками. К концу десятилетия он пропал, бросил группу, и несколько месяцев никто не зал, где он находится. А потом Нильс выплыл при каком-то монастыре в Ленобласти. Бывший главный альтернативщик страны завязал с наркотиками, изменил свою жизнь и музыку больше не играет. Зато, по крайней мере, он выжил. Остальные пионеры «альтернативы» к 1999-му вымерли почти поголовно.
Проблемы с помещением у «Полигона» продолжались. В 1997-м из Дома культуры «Красный Октябрь» клуб уехал на северную окраину города, к станции метро «Лесная». Там он и прожил лучшие денечки своей биографии. Правда, тогда никто еще не знал, что именно эти денечки будут лучшими.
Павел Клипов продолжал биться лбом о стену. Аудитория новой музыки по-прежнему составляла 150 человек. И никаких надежд на то, что ситуация изменится, не было. Иногда на «альтернативные» концерты вместо ста пятидесяти слушателей приходило триста, и всем казалось - вот оно! дело сдвинулось с мертвой точки! Но спустя неделю на точно такой же концерт не приходил вообще никто, и от отчаяния можно было опустить руки.
Какие-то группы Клипов пытался прямо во время концертов записывать. Он говорит, что у него дома и до сих пор валяется несколько коробок, внутри которых - вся история русской независимой сцены. Именно таким образом появились первые концертные альбомы группы «Кирпичи» и Ильи «Черта». Конечно, это была полная самодеятельность, но ничего другого в стране тогда не существовало.
Из этих концертных треков в конце каждого года Клипов составлял аудиосборники. Он выпустил сборник «Альтернатива-1995»... потом «Альтернатива-1996»... потом «Альтернатива-1997»... потом «Аль-тернатива-1998»... Думаю, если бы ситуация не изменилась, упорства этого парня хватило бы на то, чтобы в том же духе продолжать до «Альтернативы-2037»... Но после 1999 года ситуация хоть и медленно, но начала выправляться. Вo второй половине 1990-х рабочий день Павла Клинова начинался с того, что он наугад выуживал из коробки с демо-записями несколько кассет и выбирал группу для сегодняшнего выступления. В офисе Павла стояла громадная коробка, доверху наполненная демо-записями. Выудив оттуда кассету-претендента, Павел втыкал ее в магнитофон и слушал половину первой песни. Если музыка казалась ему более или менее, Павел проматывал немного вперед и слушал половину второй песни. Десять минут - и программа сегодняшнего вечера составлена. Девяносто процентов кассет отправлялось в мусорное ведро, а три-четыре группы начинали готовиться к выступлению.
Павел Климов, бывший директор группы «Психея»:
На «Психею» я нарвался тоже случайно. В тот момент ничего выдающегося группа собой не представляла. Но я все равно решил дать им шанс выступить. О том, что группа приехала из Кургана, я, разумеется, не знал. Я послушал их демку и по указанному электронному адресу написал парням письмо. Так, мол, и ток. Есть возможность сыграть. Если согласны, то такого-то числа - ждем. Вышло тан, что на тот момент «Психея» как раз была в Петербурге. Они пришли в «Полигон» и выступили. С этого все и началось.
Глава 6: «Психея» перебирается в Петербург.
Позапрошлым летом я как-то пошел выпить кофе со знакомым главным редактором небольшого петербургского издания. Вроде бы нам нужно было поговорить о деле, но вместо этого редактор купил алкогольный коктейль, выпил его залпом и стал жаловаться на жизнь.
В семье редактора подрастает двое сыновей. Он хороший отец: покупает детям свежие компьютерные игры, в выходные вместе с ними катается на велосипедах и, если есть время, ходит на рок-концерты.
- Все, что слушают мои парни, и я тоже готов слушать. Если они просят у меня купить им футболки мордами каких-нибудь очередных панков, я всегда покупаю. А вот вчера вместе с ними послушал «Психею» - и эти парни сделали меня стариком.
- Сделали стариком? Как это?
- Вместе со своими детьми я мог слушать любую музыку, и она мне нравилась. Честно нравилась! Я ходил с детьми на футбол и на любые концерты. Мы все тогда отжигали вместе. Музыкальные вкусы у нас были общие, и я чувствовал себя молодым. Ровесником собственных детей, понимаешь?
- Понимаю. Я и сам иногда хожу со своими детьми на концерты.
- А то, что играют эти уроды, мне уже не понять. Вокруг всем нравится, а я этого не понимаю. «Психея» - это пропасть, отделившая меня от молодости.
Он сходил к стойке бара, купил себе еще один коктейль, сел за столик, опять выпил его залпом и поморщился:
- Они сделали меня стариком. Зачем эти черти из Кургана вообще приехали в мой город?
Черти из Кургана приехали в Петербург, чтобы здесь жить. Куда еще из своей Западной Сибири могли отправиться семнадцатилетние провинциалы, мечтающие о славе рок-н-ролльных звезд? То есть, конечно, еще лучше было уехать сразу в Гамбург или Сиэтл, но они уехали в Петербург, потому что в конце 1990-х это было почти то же самое.
Первыми в городе десантировались Фео и Слесарь. Дело было в феврале. В Петербурге стояли последние зимние морозы. По слухам, для того чтобы купить билеты, вокалист «Психеи» украл немного денег у собственных родителей, а бас-гитарист продал родительский ваучер. Замерзшие и невыспавшиеся, они стояли на перроне Московского вокзала и понятия не имели, что дальше. Задача была осмотреться на месте, найти жилье и подготовить все к приезду остальных членов группы.
Фео, лидер группы «Психея»:
Слесарь сходил на несколько собеседований, о потом плюнул и пристроился грузчиком. Мне, если честно, не хотелось работать руками. Для начала я закончил недельные курсы косметологов и получил диплом «Мастера красоты».
Впрочем, вместо того чтобы делать красивыми других, этот парень вплотную занялся собой. Десять сережек в лице. Татуировки «MY LIFE» и «IS MINE» на предплечьях. Эта жизнь действительно принадлежала ему одному. В пятимиллионном мегаполисе дела до двух оболтусов из Западной Сибири никому не было.
Фео, лидер группы «Психея»:
«Мастером красоты» я так и не поработал. Вместо этого приходилось таскать тяжести и раздавать на Невском рекламные листовки. А через какое-то время я устроился работать в хозяйство по выращиванию грибов вешенок.
Очень причудливая технология: висят здоровенны мешки, в них понемногу растут эти самые вешенки Наша бригада состояла из пяти человек: взрослый совершенно сумасшедший прапорщик и четыре приезжих андеграундных музыканта. Сома работа немного напоминала работу смотрителя в зоопарке, только твои подопечные никуда не сбегут. Мы жили в брошенном коровнике - под потолком висели мешки, из дырок в мешках наружу росли грибы. Неторопливая, размеренная жизнь на природе.
Вечерами после работы Фео и Слесарь ходили по улицам, читали все подряд афиши и выписывали в специально купленный блокнот адреса петербургских клубов. Еще дома, в Кургане, знакомая девочка-журналистка дала им с собой телефон Евгения «Ай-яй-яй» Федорова, из группы «TequillaJazzz». Набравшись смелости, парни позвонили по продиктованному номеру. Федоров сказал, что сегодня вечером у него концерт в клубе «Манхеттен», и пригласил заскакивать на саундчек.
Фео и Слесарь отпросились с работы пораньше, надели чистые футболки и в назначенное время уже сидели в «Манхеттене». Вживую видеть, как на глазах у ,6я рождается музыка, которую преждеты мог слышать только на хрипящей, плохо переписанной аудиокассете, - ради такого было не жалко остальные шесть вечеров в неделю жить в коровнике и следить за ростом грибов вешенок.
Федоров дал парням телефоны нескольких клубных администраторов. Фео плюнул на работу и целыми днями теперь обходил и обзванивал клубы, пытался договориться о выступлении. Отправляя его в Петербург, парни просили закрепиться в этом странном, но прекрасном городе, найти хоть какое-то жилье, но главное - выяснить: реально ли здесь играть?
Всего через несколько недель стало ясно: играть в Петербурге реально, очень реально! Пора было звать остальных.
Все началось в холодном и голодном 1996 году. Тогда стало окончательно ясно, что никакого русского рок-н-ролла не будет. Никому не нужен этот старый, дряхлый рок-н-ролл, а будут вместо него веселые танцы со стриптизерками и диджеями... и именно в этом году в западносибирском городе Кургане появилась группа «Психея».
До этого Курган был знаменит только как место рождения композитора и промоутера Макса Фадеева. В том году, когда в Кургане появилась «Психея», Фадеев запустил первый в новейшей русской истории успешный продюсерский проект: публике была представлена певица Линда.
Впрочем, музыканты «Психеи» об этом не знали. В том году они заканчивали школу. Глядя на парней, об этом ни в жизнь не догадаешься, но вообще-то за плечами у каждого из них по одиннадцать классов довольно престижной Гуманитарной гимназии. Углубленное изучение литературы, несколько языков... В 1996-м Фео вместе с парой одноклассников собрал первый состав группы. Спустя два года его «Психея» стала главной звездой курганской сцены. Это было совсем несложно.
Фео, лидер группы «Психея»:
Ты просто не представляешь, что это было такое - жить за Уралом в конце 1990-х. Сегодня в Петербурге ежедневно проходит сразу несколько очень приличных концертов. А в Кургане в конце XX века проходило три концерта в год. Никакой музыкальной жизни там не существовало. Мы ездили на гастроли в Екатеринбург и Челябинск. Мы даже получили несколько местных музыкальных премий. К концу 1990-х в Кургане у нас даже появилась собственная публика, но ни единого выступления за деньги дома мы никогда не имели, и даже мечтать об этом было смешно. Я жил на деньги мамы и папы, а если денег не хватало, иногда мог чего-нибудь украсть. Из этого дурдома нужно было валить - и мы свалили.
Идея уехать в Петербург появилась у «Психеи» еще в 1999-м. В том году они даже съездили в город на разведку.
Фео, лцдер группы «Психея»:
Как-то мы сидели в подворотне и дули, а в эту же подворотню заскочил поссать парень, который, как потом выяснилось, играл в курганской группе «Фронт». Мы с ним познакомились, и он устроил нам первое выступление в Петербурге.
Мы за свой счет купили билеты, приехали, отыграли. Место было убийственное: панк-клуб, который располагался на заброшенном велосипедном заводе. Выбитые стекла, толпы парней с ирокезами. Ничего подобного раньше мы не видели. Но это было и не важно. Нам хотелось играть - мы и сыграли.
Кстати, уже в тот приезд некоторые люди говорили, что по-настоящему крутыми мы станем, только если сможем сыграть в клубе «Полигон». Я запомнил это название. И когда в следующем году мы перебрались в Петербург насовсем, главное, о чем я первое время мечтал, - это сыграть в «Полигоне».
Директор «Полигона» Павел Клипов написал им по электронной почте, и уже через несколько часов группа в полном составе была у него. Отыграть им удалось в тот же вечер. За плечами у «Психеи» уже имелись главные призы нескольких западносибирских музыкальных фестивалей. Но в Петербурге все эти регалии не значили ровно ничего. Чтобы понять, что здесь звездами они будут не скоро, парням понадобился всего один концерт.
- Понятия не имею, как они играли раньше, - пожимает плечами Клипов. - Там, откуда они приехали, похоже, даже ламповых комбиков не было!
- Но ты все равно дал им выступить?
- В те годы я давал выступить всем, кто хоть что-то из себя представлял. У этих парней из Кургана горели глаза. Они выступили в «Полигоне» один раз, потом выступили второй... потом стали выступать регулярно, а через месяц даже поселились прямо в помещении клуба.
Клипов отдал Фео ключи от клуба. Теперь музыканты «Психеи» всегда имели место для ночлега. Здесь был диван, холодильник, выделенная линия Интернета, куча интересных людей и аппарат, чтобы иногда порепетировать. Вообще-то, у группы имелось и собственное снятое жилье: десятиметровая комната в коммуналке. Но туда парни ходили только раз в неделю, чтобы помыться. Остальное время они проводили в «Полигоне». Компьютерщик группы Кита как-то не вылезал из клуба сорок дней подряд. Он не выходил на улицу, не видел солнца, не принимал душ - сорок дней подряд он просидел в клубе и не мог поверить, будто все происходящее действительно правда.
Фео, лидер группы «Психея»:
Первое время мы играли в «Полигоне» по три раза в неделю. Сейчас «Психея» может не давать концертов три месяца подряд - и ничего не изменится. А тогда мы не могли не выступать. Если бы нам сказали, что за право выступить мы должны заплатить, - мы бы все устроились на работу и послушно принесли бы деньги.
Мы играли со всеми: с хэви-металистами, с хип-хоперами, с панками. Как-то раз умерились разогревать даже «Гражданскую Оборону». Внешне это было очень похоже на типичный концерт в Кургане: сидят сотни пьяных людей, в углу кто-то блюет. Все-таки Летав - это такая очень сибирская история... Сейчас я понимаю, что разогревать его «Оборону» было самоубийством, но тогда мы просто хотели играть, и никто не мог помешать нам играть.
Концерт «Психеи» в тот раз был недолог. Прямо во время первой песни люди из зала начали плеваться в группу, а «Психея» в ответ начала заплевывать зал. Через три минуты все помещение клуба оказалось покрыто толстым слоем плевков. Во время пятой песни на сцену забрался здоровенный тупой и пьяный тип в тельняшке и черной куртке с портретом Летова на спине.
- Ты чего тут играешь?! - выпучивая глаза, надрывался он. - Играешь, спрашиваю, чего, а?! Ты не понял, что ли?! Пошел на хер отсюда: не будешь ты тут все это играть!
Отбормотав вступительные заклинания, тип коротко без замаха, дал психеевскому вокалисту в торец. Подскочил Слесарь и ответил, да так, что тип кувырнулся с невысокой сцены на пол. В зале было несколько сотен таких же, как этот, - все в тельняшках и черных куртках. Повскакав с мест, они ринулись в сторону группы. Концерт пришлось прекратить. Летов смотрел на все происходящее из-за кулис. Вмешиваться и успокаивать толпу он не собирался. Ему уже давно все на свете было безразлично.
То, что вытворяла на сцене «Психея», в те годы во казалось революцией. В истеричном, всегда о чувствующем запах моды Петербурге похожую музыку тогда никто еще не играл. К 2000 году в Петербурге доживала свое старая, сложившаяся еще вокруг клуба «TaMtAm» тусовка. Люди пилили свои гитары уже лет по семь, по восемь и смертельно надоели аудитории. В то же время в городе понемногу стали появляться ценители свежей западной волны - только-только появившейся в Штатах «альтернативы», - а исполнителей не было. Играть ВОТ ТАК никто, кроме «Психеи», еще не умел.
На самый первый концерт курганских самородков в «Полигон» не пришел вообще никто. И на второй концерт - тоже. Сами-то парни давным-давно знали, что являются номером один, но никто, кроме них, об этом тогда не знал. Они играли концерты, выступали на фестивалях, записывали что-то в студии... От ощущения, что они в правильном месте и в правильное время, а значит, получится вообще все, - от этого ощущения голова шла кругом.
Свою аудиторию «Психея» создала себе сама. Парни, как гаммельнские крысоловы, затренькали на инструментах - и дети пришли к ним сами. Год работы: 365 дней и приблизительно сто пятьдесят концертов. Было время, когда они и мечтать не могли сыграть в «Полигоне», а спустя год «Психея» уже была главной звездой этого клуба.
Фео, лидер группы «Психея»:
Все менялось, и сами мы менялись. Подростком т, можешь меняться ежедневно: каждый день можешь становиться совсем другим. А чем старше ты становишься, тем это сложнее. В Кургане мы были никому на свете не нужны и чувствовали себя предельно свободными. А здесь вдруг появились какие-то обязатет ства. Какие-то рамки, в которые ты сам себя загнал.
«Психея» теперь могла собрать полторы тысячи человек. Эти люди за деньги покупали билеты и хотели что-то получить взамен. Наша игра переставала быть совсем уж развеселой. Становиться профессионалами и просто делать то, чего от тебя ждут, - мы совсем не за этим приехали в Петербург.
В 2001 году на весь Петербург было от силы сто пятьдесят ценителей такой музыки, какую играла «Психея». Спустя год концерты шли уже непрерывно, и на каждый из них приходило по нескольку сотен молодых людей с дредами и девушек в камуфляжных штанах. Еще через два года «Психея» первой из русских «альтернативных» команд собрала Дворец спорта «Юбилейный».
Дворец спорта - это был уже совсем другой уровень. И правила игры становились уже совсем другими. Не важно, что первый концерт в «Юбилейном» оказался и самым последним стадионным концертом в истории русской «альтернативы»... В том году, когда «Психея» там отыграла, мой знакомый главный редактор сказал, что именно эти курганские черти украли у него молодость.
Глава 7: 2 июня 2006 года. 20:16. В гримерке «Психеи».
Приблизительно полчаса назад пришел Леха Никонов. Его группа «П.Т.В.П.» сегодня не выступает, но это было и не важно. Парни из «Психеи» в обязательном порядке ходят на концерты никоновской «П.Т.В.П.», а Никонов непременно посещает все выступления «Психеи».
Никонов ворвался в гримерку, громко сказал: «Привет!», упал в кресло, снова вскочил, пожал всем руки, стал что-то говорить, несколько раз затянулся дымом из бутылочки, сбегал в бар, принес оттуда бутылку шампанского, отхлебнул из нее, снова затянулся дымом, снова упал в кресло, тут же вылез из него, дошел до угла, где сидел я, пожал руку и мне тоже. Ногти на правой руке у Лехи были выкрашены черным лаком. Глаза подведены черной тушью. Как только он ходит в таком виде по улице?
- Тоже пришел? Музыку слушать?
- Я пишу для «Rolling Stone».
- А телек?
- Уволился.
- Понимаю. Курить будешь?
- Нет. Спасибо.
- А шампанского?
- Ты пьешь шампанское?
- Тут в баре ничего больше нет.
- Дорого же.
- Ну да. Дорого. Все равно больше ничего нет. Что именно ты пишешь для «Rolling Stone»?
- Не знаю. Про «Психею». Про «альтернативный» канал. Вообще про молодую кровь.
- Ты же раньше тан не работал?
- Я и сейчас там не работаю. Но жить-то мне на что-то нужно, ведь так?
- На другом телеканале не будешь работать?
- У нас, Леша, нет другого телеканала.
Петербург - большой город. Пять миллионов человек населения, сто двадцать мостов над реками и каналами. А вот средства массовой информации представлены в моем городе всегда только в единственном экземпляре. Единственный телеканал. Единственный приличный журнал. Всего одно приличное книжное издательство. Уволишься оттуда - ив жизни не найдешь возможности поработать где-то еще.
Зато групп «четвертой волны» у нас сразу две. Есть «Психея» и есть никоновские «П.Т.В.П.».
В начале 1990-х Петербург был покрыт густой сетью сквотов - самовольно захваченных жилых помещений. Центр города ветшал, рушился, приходил в запустение, и огромные дома стояли совершенно пустыми. 5ез жильцов, без хозяев - ненужные никому на свете. Художники, первые диджеи, панки, авангардные модельеры и просто веселая молодежь самовольно въезжали в десятикомнатные квартиры, вешали на двери замок и вели ту жизнь, о которой все остальные могли только мечтать. Самое интересное в городе происходило именно в сквотах. На улице Миллионной, где жили музыканты группы «Король и Шут», родился весь сегодняшний панк-рок... В сквоте на набережной Фонтанки родилось все русское техно... В расселенном здании на Пушкинской, дом 10, родилась сразу дюжина новейших художественных течений.
Развеселая революция 1990-х длилась недолго. Городская власть оправилась от обморока и жесткой рукой принялась наводить порядок на вверенной территории. Пустующие помещения были проинспектированы, заинвентаризированы. Отняты у самозванцев и отданы людям, способным платить за аренду в городской бюджет. Сегодня в городе остался всего один сквот. Живут там музыканты двух групп: «Психеи» и «П.Т.В.П.».
Чтобы попасть в квартиру, вам придется долго звонить в домофон и объяснять, кто вы такой. Зато когда дверь распахнется и вы попадете внутрь, объяснять ничего не нужно. Проходи и будь тем, кто ты есть.
Сам дом, в котором живут музыканты, вполне себе приличен. Окнами он упирается в здание, в котором сто с чем-то лет назад родился писатель Владимир Набоков. В сорока метрах налево от здания высится Исаакиевский собор. В сорока метрах справа - правительственный Мариинский дворец. Если у Петербурга есть географический центр, то это здесь.
Квартира занимает целый этаж: то ли восемь, то ли десять комнат. На стенах пульверизатором выведены странные слоганы. В первой от входа комнате протекает потолок, и на полу расставлены тазики. В коридоре на стенах следы пожара. Помещение настолько огромно, что через пять минут я заблудился в первый раз, а дальше терялся постоянно. В комнатах на стенах висят коврики с хоботастыми индийскими божками, картины, фотографии, афиши давних концертов. Возле душа к крюку в потолке прилажена виселица. Из-за некоторых закрытых дверей слышна музыка: сперва «Doors», потом что-то с драм-машиной, потом что-то мне совсем незнакомое.
Сколько именно народу живет в квартире, я так и не разобрался. Заходишь в пустую вроде бы комнату, думаешь, что ты тут один, садишься на стул... А спустя мгновение выясняется, что комната - двухэтажная и у тебя над головой спит сразу несколько человек.
- Господи! Сколько вас здесь? - спросил я у Фео.
- Много. Больше пятнадцати человек. Леха Никонов предпочитает жить у подружки. И психеевский компьютерщик Кита снимает отдельное жилье. Остальные все здесь. Большая часть «Психеи», большая часть «П.Т.В.П.», один диджей и пара знакомых гитаристов. Ну и плюс гости. Недавно из Америки к нам переехал Захар Май. Знаешь? Нет? Это такой трансовый музыкант. Теперь тоже живет у нас.
Стол на кухне заставлен прожженными во многих местах бутылочками из-под кока-колы. Чем больше парни курят, тем сильнее повышается у них настроение. Вокруг стола сидит человек восемь, но состав меняется постоянно. Еще несколько девушек пристроились на корточках в коридоре. Парни опять закуривают и рассказывают о последних новостях.
Недавно у себя в сквоте они устроили вечеринку. Было много гашиша, смеющихся девчонок и модной музыки. Диджей разошелся, выкрутил все ручки до отказа вправо, и басы бухали так, что стекла вздрагивали даже в домах на другой стороне улицы. Утихомиривать хулиганов приехало сразу несколько машин милиции.
- Они позвонили в дверь, а какой-то идиот, не спрашивая: «Кто там?», просто открыл дверь. Они в своих серых куртках и с автоматами ввалились в квартиру и сперва просто растерялись. Куча комнат, куча народу, все танцуют, ходят девушки. Никто на них сперва не отреагировал. Менты бродили по комнатам и долго не могли найти диджея. Потом нашли, велели вырубить музыку и стали всех сгонять в одну комнату. Некоторые люди в суматохе успели убежать. Когда включили свет, менты аж рот разинули: везде гашиш лежит, трубки валяются для курения...
- Если бы они еще знали, что именно вы являетесь авторами песни «Убей мента»...
- Не говори. Для ментов эта песня - как красная тряпка.
- Бывают проблемы?
- Как ты думаешь? Можно жить в такой стране, как наша, петь на концертах такую песню, как эта, и не иметь проблем? Даже наш первый директор постояно просил, чтобы мы убрали ее из программы. Не песня, а один сплошной геморрой.
- Но вы все равно ее исполняете?
- Исполняем. Да. Все равно.
- Как же вы в тот раз разобрались?
- А мы особенно и не разбирались.
- Ничего себе! Гашиш, трубки для курения... Это же реальные тюремные сроки!
- Не знаю... Менты сами все сделали. В качестве компенсации забрали у нас самый дорогой ноутбук и все деньги, которые нашли. Плюс какое-то количество гашиша. Хотя грех жаловаться: нам тоже кое-что оставили. После этого они сказали, чтобы мы больше не шумели, погрузили награбленное в машину и уехали.
- Никого не забрали?
- А зачем? Им и так вроде неплохо.
«П.Т.В.П.» расшифровывается как «Последние Танки В Париже». Или как «Пожалуйста, Трахните Володю П.». Есть и еще несколько вариантов. Первый раз Никонов выступил вместе с «Психеей» в 2001-м на Фестивале независимого искусства SKIP.
В том году SKIF проходил в здоровенном здании театра «Балтийский Дом». Здание расположено всего в паре сотен метров от городского Зоопарка, но тогда, летом 2001-го, на зоопарк был похож скорее сам «Балтийской Дом». В Петербург подтянулись обитать ли самых мутных андеграундных омутов. Японские шумовики, громко, перед самым микрофоном ломавшие себе кости рук. Татарские электронщики с вокалисткой в мусульманском платке хиджабе. Пьяные финские рокабиллы, которые не могли даже толк ответить на вопрос, сколько именно музыкантов играет в их коллективе. Классические виолончелисты из Нигерии, выступавшие полностью голыми. Автор «Животноводческой оратории», игравший на шеях живых гусей и хвостах живых коров и мучивший публику до тех пор, пока одна из коров просто рогами не спихнула его со сцены в зал.
Именно в этом Вавилоне «Психея» впервые встретилась с Никоновым. Странный парень с накрашенными глазами, читающий в паузах между трехминутными композициями свои стихи... Странная группа из Кургана, играющая жесточайшую гитарную музыку в сопровождении компьютера... Странные слушатели в дредах и камуфляжных штанах... К середине нулевых стало ясно, что именно «Психея» и «П.Т.В.П.» - главные достопримечательности петербургской музыкальной сцены. Но в 2001-м ясно это было еще очень немногим.
Один из организаторов того SKIF'a рассказывал мне: Ничего особенно интересного ни Никонов, ни Фео показать в тот раз не сумели. У «П.Т.В.П.», помню, были какие-то яркие, попугайские костюмы, и все они были не в адеквате... Прямо на сцене роняли гитары. .. Никонов что-то орал, но слов было не разобрать. В конце выступления он располосовал себя битой бутылкой, но даже это из зала было очень плохо видно.
Членовредительство на сцене было фирменной никоновской примочкой. Выйти вроде бы для того, чтобы спеть, но по ходу так уделаться бритвой или осколком стекла, что свалиться на пол от реальной потери крови. Как-то он умудрился залить кровью даже сцену «Holliwood Nites» - самого дорогого и самого бандитского клуба в городе. Непонятно, о чем думали организаторы, приглашая «П.Т.В.П.» в такое место.
Леха улыбается:
- А чего? Мы смотрим: эти уроды нас даже не слушают. Едят чего-то. Да и само место - такое... блестящее... В тот раз там проходило не просто выступление, а что-то вроде конкурса молодых исполнителей. Я взял бритву и разрезал себе сперва грудь, а потому руку. Из-за сцены выскочил какой-то тип и стал тянуть меня со сцены. Моя кровь ему прямо на пиджак стекала. И вообще на этом конкурс закончился, потому что следующие группы играть все равно не могли: кровью залито было вообще все. По результатам конкурса нам дали первое место. Наверное, им понравилось, как я себя режу.
Леха громко смеется. Рубашка у него плотно застегнута. Думаю, если ее расстегнуть, то по шрамам на никоновском теле, наверное, можно восстановить весь концертный график «П.Т.В.П.» последних пяти лет.
Я достаю из пачки новую сигарету.
- Ты помнишь, когда первый раз прыгнул со сцены?
- Прыгнул со сцены?
- Ну, стейдж-дайвинг. Ты же часто прыгаешь со сцены, ведь так?
Никонов задумывается. Потом улыбается и говорит, что нет, первый раз он, наверное, не помнит. И он, и Фео из «Психеи» очень обаятельно улыбаются. В такие минуты они похожи на так и не повзрослевших мальчишек, у которых чистая совесть и жизнь только начинается. Впрочем, может быть, это просто гашиш и то, что я воспринимаю как улыбку, - лишь вызванный наркотиками паралич определенных мышц лица.
- А вообще, это сложно - прыгнуть?
- Совсем не сложно. Наоборот - здорово.
- Часто прыгаешь?
- Ну, это же спонтанно. Нельзя заранее решить: вот сегодня я прыгну четыре раза. А сегодня - разрежу себя бритвой.
-Да?
- Это как волна: тебя поднимает и несет. А ты просто не сопротивляйся.
Мы все еще сидим в психеевской гримерке. «Red-Club» забит под завязку. Музыка в зале достигает такой громкости, что Никонова я почти не слышу. Перекрикивая музыку, перекрикивая орущих зрителей, чувствуя, как садится мой голос, я спрашиваю:
- А травмы? У тебя бывают травмы? Мне говорили, что зимой, на «Смерть-Фесте», ты вниз головой сиганул со сцены и сломал себе ногу.
Никонов кривится:
- Не сломал, а потянул. Ходить мог, но с трудом, а выступать пришлось с костылем. Я, помню, еще думал, что хорошо бы купить где-нибудь инвалидное кресло и выезжать на сцену прямо в нем. Деньги после Фес-та у меня были, и я долго искал себе такое кресло. Но не сигануть в тот раз я просто не мог, понимаешь? Я стоял на сцене, смотрел в зал и вдруг понял, что ничего прекраснее в моей жизни никогда не будет. Так расчувствовался, что во время последней песни не выдержал и расплакался. Такие ощущения тебе ничто не может дать. Только рок-н-ролл - и тут ты уже не думаешь, что делать, а просто делаешь.
Никонов смущенно улыбается:
- Тушь по щекам течет, а я стою и плачу. Как шлюха, честное слово...
Глава 8: За семь лет до концерта.
Семь лет назад, еще до телевидения, я работал в книжном издательстве. Как-то по тогдашнему моему рабочему телефону позвонила знакомая девушка-фотограф. Специализировалась она на съемках городских рок-н-ролльных звезд.
- Ты ведь работаешь в книжном издательстве?
- Работаю.
- Посмотри одного парня. Он певец и пишет рассказы. Вроде неплохие. Я дала ему твой рабочий телефон. Посмотришь? Типа, личная просьба.
Собеседница не видела моего лица, а если бы видела, то я не стал бы столь откровенно кривиться. Мне не хотелось объяснять знакомой, что никаких одаренных певцов мое тогдашнее издательство печатать не стало бы никогда в жизни. Я попытался сказать, что занят и, может быть, не стоит ему заходить? Чего время-то тратить? Фотографша сказала, что отмазки не принимаются, и положила трубку.
Дело было зимой. На улице лежал снег. Протеже зашел на следующий день, ближе к вечеру. Его внешний вид произвел на меня впечатление. Резиновые сапоги. Мохнатая шуба из искусственного меха. Шапка-петушок с надписью «Adidas». То есть манера одеваться у протеже очень искусно копировала стиль учащихся ПТУ эпохи моего тинейджерства.
- Мне сказали, что вы можете посмотреть мои рассказы. Можно я покажу рассказы?
- Можно. Только не прямо сейчас. Пока что я занят. Вам придется подождать.
- Хорошо. Я подожду.
Парень сел на диванчик в приемной и стал ждать. Обычно эта штука действует. Обычно, прождав минут сорок, посетители убеждались, что в этом чертовом издательстве не врубаются, кто, mazefaka, их сегодня посетил, и обиженно уходят. На вечер у меня были планы. Тратить время на чтение рассказов, которые мое издательство все равно не станет печатать, я не хотел.
Я ждал, пока посетитель уйдет сам, но он оказался упорен. На улице давно стемнело. Резиновые сапоги все еще торчали в приемной.
Я сдался:
- Ну хорошо. Давайте посмотрим ваши рассказы. Парень протянул тоненькую стопку машинописных
страниц. Всего четыре странички. Рассказы оказались своеобразными. Этакая помесь Зощенко и Хармса. Был там, например, сюжетец про двух пьяниц, которые выпили и в восторге на полную громкость врубили музыку. Соседи пьяниц вызвали милицию.
- Ну что? - сказали подъехавшие милиционеры. - Доигрались? А ну, снимайте штаны. Сейчас мы вас будем это-самое...
Пьяницы подчинились представителям власти. Заканчивался рассказ фразой: «Сутра мы сидели, потирали болящие задницы и не могли понять: то ли это действительно такой новый закон вышел, то ли просто менты попались - педерасты».
Я выглянул в коридор и посмотрел на парня повнимательнее. Можно ли такое публиковать, было совсем непонятно. Но с другой стороны, заворачивать человека, который завтра может стать новым Хармсом, тоже не хотелось.
- Много у вас этих рассказов?
- Вот это - все, что есть.
- Четыре страницы?
- Четыре страницы.
- Вы считаете, что из четырех страниц можно составить нормальную книжку?
- Нельзя?
- Из четырех страниц?
Парень явно расстроился. Я еще раз полистал е четыре страницы.
- Может быть, этого хватит хотя бы на маленькую книжечку?
- Из четырех страниц книжечка выйдет сове крошечная, понимаете? Вернее, из четырех страну никакой книжки составить нельзя. Нужно минимум двадцать страниц, да и такую книжку издательству продавать совсем невыгодно, понимаете?
- Я представлял, что это будет такой небольшой томик. Даже название для него придумал: «Хуй вам!». Чтобы можно было дарить приятелям и говорить: «Вот. Хуй тебе».
Он выглядел так трогательно, что я не стал его расстраивать. Мы договорились, что рассказы он пока оставит, а там будет видно. Парень сказал: «О'кей», пожал мне руку и двинулся к выходу. Напоследок я спросил:
- А зачем вам вообще это нужно?
- Что «это»?
- Вы же музыкант. Пишите песни. На кой хрен вам книжка?
Парень пожал плечами.
_ Промоушн. Чем больше телодвижений, тем больше народу о тебе узнает. Для начинающих музыкантов это необходимо. Иначе так всю жизнь в подвале и просидишь. Мы выпускаем альбомы, ходим по радио, сделали сайт. Если бы еще и выпустить книжку... Помогает хоть? Как называется ваша группа?
- «Ленинград».
- Как? «Ленинград»? Никогда не слышал. А что вы играете?
_ Трудно объяснить. Скоро у нас выйдет альбом «Дачники». Послушайте. Думаю, вам понравится.
Альбом действительно скоро вышел. И из стеснительного просителя мой визитер превратился в сам ослепительную рок-икону страны. Теперь его песни звучали из каждого открытого окна. Играли в каждом круглосуточном кафе. В мое издательство Шнур больше не заходил. Да я и сам оттуда в скором времен] уволился.
Первые концерты Шнур отыграл еще в 1995-м. Тогда его песни были абсолютно никому не интересны. Цифры на календаре менялись. Шнур продолжал играть, ходить по радио, заниматься сайтом и пис песни - но кроме цифр на календаре не менялось ничто. Над страной пронеся дефолт, в стране сменился президент, мир вступил в третье тысячелетие... а Шнур все так же ходил в своих резиновых сапогах и продолжал играть свои никому не интересные песни. Мир даже не подозревал о существовании его группы «Ленинград».
Кончилось тем, что Шнур все-таки победил. На праздновании 300-летия моего города Людмила Путина и еще восемнадцать первых леди планеты вприсядку отплясывали под «ленинградскую» песню «www.Leningrad.spb.ru». Толстые замужние женщины смеялись и падали, но все равно отплясывали, а похабник Шнур орал:
- Даешь Интернет, блядь!
Но если бы Шнур махнул рукой всего на полгода раньше, то ничего бы и не было. Никакого «Ленинграда», никакого WWW, никакой пляшущей Людмилы Путиной - ничего. Свой успех Шнур выходил ногами. Он стер много пар резиновых сапог, но своего добился. Потому-то этот парень так и велик.
Глупо думать, будто рукописи не горят, просить чего бы то ни было у тех, кто сильнее тебя, не стоит, и вообще - талант сам пробьет себе дорогу, а те, кто нужно, рано или поздно придут и сами все дадут. Все это детский лепет. Никто никуда не придет. Тот, кто плюет на свой промоушн, кончит дни в сыром подвале. Другое дело, что многих именно такая судьба и устраивает.
Шнур засиял, как звезда, в тот момент, когда нашлись люди, сообразившие, как именно сделать на том сиянии бабло. Шнуром занимались. Глупо думать, будто похабнику Шнуру пиар не нужен: как раз похабнику Шнуру пиар нужен особенно. Талант должен заниматься своим делом, но рядом с ним должен находиться тот, кто занимается своим: считает бабки.
Группа «Ленинград» появилась еще в середине 1990-х. Одновременно с ней появилось и еще несколько сегодняшних мегазвезд: группа «Пилот», группа «Король и Шут», группа «Ночные снайперы». Именно эти коллективы сегодня воспринимаются как молодая кровь - да только как назвать их совсем уж молодыми, если на сцене все они уже лет по десять-пятнадцать?
Эти группы появились черт знает когда. Но первое время стране было совсем не до них. Как известно, короля играет свита - у «Короля и Шута» свиты не было десять лет подряд. В 1990-х в стране не было ни музыкального ТВ, ни рок-н-ролльной прессы, ни нормальных концертов. Лучшие годы жизни ушли на то, чтобы просто выжить.
В начале 1990-х на смену динозаврам Рок-клуба пришло целое поколение молодых и талантливых. Все они лихо начинали, но без толкового админиаратора так же стремительно и исчезли. Помните ли вы еще о первой суперзвезде 1990-х, группе «Нож для фрау Мюллер»? Известна ли вам хоть одна песня «Химеры» - лучшей русской группы того десятилетия? Часто ли в радиоприемнике вы натыкаетесь на записи «2вух Самолетов» - а ведь они делали то, что делает «Ленинград», раньше и лучше Шнура!
Великие группы... о которых никто на свете не слышал. Был бы рядом с ними толковый администратор, все сложилось бы иначе. Но толкового администратора в этом бизнесе не было почти десять лет.
Так продолжалось бы и дальше, но пришел момент, когда за последнюю волну русского рок-н-ролла взялись умелые московские руки. В 1998 году промоутер Михаил Козырев пробил на FM новую станцию - «Наше Радио». Основным содержанием эфира здесь был именно русский рок-н-ролл. Сперва «Наше Радио» вещало только на столицу, а с 2001-го еще и на Петербург. И очень быстро выяснилось, что рок-н-ролл никуда не делся. Все эти годы песни писались, пластинки выпускались, а концерты проводились.
Козырев двигал продукт на рынок так же, как другие двигали новые сорта йогуртов. Именно поэтому, услышав его фамилию, музыканты сегодня кривят лицо: сплошная безвкусица и заформатированность. Но если бы восемь лет назад Козырев не открыл свою радиостанцию, ни о каком русском рок-н-ролле сегодня не стоило бы и говорить.
«Наше Радио» - это целая индустрия. Фирменные футболки, смс-голосования, приличный рекламный бюджет и проводимые раз в три месяца большие выездные концерты. Во время последнего фестиваля «Чартова Дюжина» в Петербурге я зашел на концерт, но в зал соваться не стал, а почти все время просидел в гримерке «Короля и Шута».
Когда я вошел, Алексей Горшенев из группы «Кукрыниксы» как раз рассказывал, как съездил отдохнуть в Египет.
- Скучно там. Две недели провалялся на пляже - чуть не помер с тоски. Вообще нечем заняться, во-об-ще!
Алексей немного заикается и от этого краснеет. Иногда он встряхивает головой, будто отгоняя заикание.
- Только уже в последний день, перед самым уездом, спустился в бар. А там какие-то уроды бесчинствуют. В отеле все и так олл-инклюзив. А они зачем-то бьют бармена-египтянина. Берут его вот так за шею и мордой об стойку бьют. Ну и все бутылки из бара сгребают. Уроды, короче.
- А ты чего?
Он опять смущенно улыбается.
- Сперва я вообще не хотел вмешиваться. Но потом смотрю, они расходятся все больше. У меня на ногах пляжные тапочки были. Я поднялся в номер, переобулся 8 кеды... Когда полиция приехала, они меня забрать хотели. Потому что те лежат и сказать ничего не могут. А египтяне машут руками, объясняют: «Не тот! Не тот! Вот этих шестерых, которые лежат, забирайте! А этот, который весь кровью забрызган, он нас, наоборот, защищал!»
- Не забрали?
- За что? Потом, правда, выяснилось, что эти ребята тоже из Петербурга. То есть мы вроде как земляки. Но все равно не жалею: очень некрасиво они себя вели.
Братья Горшеневы - оба под два метра и очень плечистые. Старший - вокалист «Короля и Шута». Младший - фронтмен группы «Кукрыниксы». Подраться не прочь оба. Как-то я видел, как Горшок-старший так навешал человеку, неаккуратно влезшему в разговор, что из гримерки того пришлось выносить... Все эти парни ведут себя, как хулиганистые школьники, хотя на самом деле они - давно уже взрослые мужчины. Некоторые даже взрослее меня, а я уже много лет подряд чувствую себя допотопным чудовищем. Пятнадцать лет подряд эти парни упорно карабкались на вершину. Не их вина, что, как оказалось, на вершине-то ничего и нет.
От египетского отпуска парни переходят к воспоминаниям о поездке в Калифорнию.
- Сан-Франциско - гейский город. Нормальных мужиков там нет вообще. Девчонки полностью брошены. Честно! Парни на них абсолютно не обращают внимания.
- Иди ты!
- Если в кафе или в баре ты нормально поговоришь с девушкой... как-то познакомишься, поболтаешь, а потом скажешь, что ты НЕ гей, то все! Даже прелюдий не нужно! Она просто пойдет с тобой! Сразу, представляешь? И виза в этот чудо-город стоит недорого.
В Калифорнию «Король и Шут» ездил по делу. Несколько лет назад вместе с группой играла девушка-скрипачка. Потом из группы она ушла и уехала в Америку. Еще через некоторое время вслед за ней в Штаты перебрался их бас-гитарист. Теперь у них со скрипачкой в Калифорнии совместный бизнес: организация американских гастролей для русских артистов. Супердоходов пока нет, но недавно сделали тур театру «Лицедеи» и кое-чего заработали.
Полтора десятилетия подряд лезть наверх, а потом вдруг обнаружить, что там, на вершине, ничего и нет, - это очень обидное открытие. Особенно если тебе уже тридцать пять. Что-то менять - поздно. Отступать обратно - обидно. Делать на пустой вершине - совершенно нечего. А небольшой бизнес в солнечной Калифорнии - это то, что, по крайней мере, можно потрогать руками.
К середине нулевых эти люди победили. Далось им это нелегко, да и победа не выглядит такой уж безусловной. Триумфа, как у старших братьев из Рок-клуба, не вышло. А самое обидное, что времени наслаждаться всем этим совсем не осталось. Как только они добрались до самой вершины, тут же выяснилось: в затылок поколению 1990-х уже дышат совсем другие люди. Те, кого в этой компании уж точно никто не ждал.
Глава 9: Три героя «четвертой волны».
к началу XXI века промоутеры были в растерянности. Что еще предложить слушателям, было совершенно непонятно.
При Путине страна наконец перестала биться в конвульсиях. Цены на нефть выросли почти до неприличного уровня, а по отношению к ценам на газ ни о каких приличиях не могло быть и речи. Впервые с советских времен шоу-бизнес стал выгодным вложением денег. Родители теперь выдавали детям-школьникам на карманные расходы суммы, за которые еще десять лет назад любой русский соглашался на карьеру наемного убийцы. За эти деньги можно было бороться, но вместо этого промоутеры хлопали ресницами и не могли понять: в какую сторону, черт возьми, двигаться?
У поколения тридцатипятилетних дела шли все хуже. Те, кто взялся за гитару в начале 1990-х, успели умереть от передоза или сесть в тюрьму. А по стотысячному разу показывать публике мумифицированные тела Бориса Гребенщикова и группы «ЧайФ» - на таком больших денег не заработаешь. Нужна была новая кровь.
Промоутеры вертели головами по сторонам. Хотя новая волна поднималась у них прямо под ногами. Когда «Психея» приехала в Петербург, людей, способных слушать их музыку, было от силы пара сотен. И за следующие пять лет группа своими руками слепила себе целую армию фанатов.
В помещении на станции метро «Лесная» клуб «Полигон» квартировал четыре года: с 1998-го по 2002-й.
Когда клуб только открылся, основной публикой там были фанаты хэви-метала. А накануне закрытия «Полигона» в клубе непрерывным потоком шли концерты «новой альтернативы». За эти четыре года в городе вдруг сменилось поколение. Ходить в «Полигон» стали совсем другие мальчики и девочки. К середине нулевых этих людей были тысячи.
Это было как смотреть на опущенную в проявитель фотобумагу: ничего нет... ничего нет... ничего нет... и вдруг ты видишь странные пятна... ты не можешь понять, в какую именно картину они складываются... пятен все больше... и вдруг ты все понимаешь. Картина сложилась. ' Как ты мог не видеть всего этого раньше?
Пока взрослые промоутеры искали, во что бы вложить денег, восемнадцатилетние подростки желали одного - колбаситься под «Психею». Эти две мечты не могли не встретиться.
Из блога поклонницы группы Иры С. (17 лет)
Пятница, 02 июня 2006 г. 18:35
В общем, так... Только что разговаривала со Сто-сом. Обрадовала его тем, что рассталась с Максом. До этого мне звонил Серенько, мы мило поболтали на тему дружеского секса и собираемся встретиться на выходных, чтобы попробовать сие чудо. Еще я хочу потрахаться с Фео, но об этом я ему еще не сообщила.
А надо бы... Никак не решусь предложить ему встретиться. Хотя наше общение к этому уже ^ идет. Я не могу определиться, кто мне нужен. Если -Ь. так посудить, то мне никто, кроме Фео, и не нужен. Ну и еще кое-кого, сами знаете кого. Никакой Стае и Сережа не сравнятся с Феочкой.
Кстати, он попросил меня называть его просто Дима. Но если честно, я просто ненавижу это имя, именно из-за Димы, с которым раньше встречалась (кто меня давно читает, тот помнит). И вообще, непривычно мне его так называть. Для меня он навсегда останется просто Феочкой.
Самый лучший! Он самый-самый! Но, к сожалению, мы общаемся пока только по Интернету. В принципе я понимаю, что у нас с ним ничего не получится, так как мы слишком разные. Кто я, а кто он! Наверное, можно будет ограничиться просто дружеским сексом. Я думаю, он будет не против. Как только я его трахну, я вам обязательно об этом в подробностях расскажу!
в 2002-м клуб «Полигон» все-таки закрылся. Музыкальные клубы долго не живут. Чудом было уже то, что «Полигон» просуществовал почти семь лет - с самой середины 1990-х. Своей площадки у Павла Клинова больше не было, но он об этом и не жалел. Зато у него имелась самая многообещающая группа страны. Если уж быть совсем честным, то это было ничуть не менее денежно, чем иметь свой клуб.
Павел начал с того, что решил поближе познакомить русскую молодежь с мировыми тенденциями. В начале десятилетия он организовал в Петербурге гастроли нескольких западных «альтернативщиков». Привезти европейских или американских звезд этой музыки в те годы было как ликбез. Люди впервые слышали эту музыку на концерте, и она не могла им не нравиться.
Впрочем, сами по себе иностранцы Клинову были вовсе и не важны. Гастроли он выстраивал так, чтобы как можно больше народу увидело его «Психею». Он привозил западных звезд SoulFly и ставил «Психею» к ним на разогрев. Музыкальные журналы с удивлением отвечали: наши на концерте смотрелись куда интереснее самих SoulFly. Чтобы закрепить успех, сразу после гастролей Клипов организовал «Психее» еще и большой сольный концерт. На него впервые пришло больше пятисот человек.
Через несколько месяцев он привез в Россию немцев из «Rammstein». Разогревала их опять «Психея». Успех был еще заметнее. На концерт заскочил Юрий Шевчук из группы «DDT». Немцы его не впечатлили, а вот о «Психее» он вроде бы сказал: «Очень круто!». Или не «Очень круто!», а просто «Круто!». В любом случае клиновских питомцев он похвалил. Такая похвала дорогого стоила.
Сразу после выступления с «Ranimstein» «Психея» отправилась в большой клубный тур. Поднимаясь на следующую ступенечку. Клипов закреплялся на ней намертво. Он впивался в нее, окапывался на ней, держался за нее изо всех сил и назад никогда не отступал. Он двигался только вверх, тащил «Психею» все выше и каждый раз добивался поставленных целей.
к лету 2003-го стало ясно: для того чтобы двигаться дальше, нужен некий обходной маневр.
Павел Клинов, бывший директор группы «Психея»:
Кок бы прекрасна ни была «Психея», одна группа - это всего-навсего одна группа. Чтобы продолбить ситуацию, мне нужно было движение. Новая идеология, новая волна, новый молодежный фронт.
Перед этим четыре года подряд я слушал демо-записи молодых групп. До 1999 года мне приносили в основном хэви-метал. А потом вдруг косяком пошла совсем другая музыка. «Альтернативщики» приходили со своими кассетами по нескольку групп в неделю. В «Полигоне» я давал сыграть им всем... ну, кроме, может быть, совсем уж бездарных. И где-то через год становилось ясно, кто чего стоит. Так что теперь я просто отобрал две группы, которые объединил с «Психеей» в большой концертный тур. Ну и дальше стал использовать эту троицу как таран для вышибания дверей.
Группы, отобранные Клиновым, назывались одна «Amatory», а вторая - «Jane Air». Парням из обеих групп и сегодня-то лет по двадцать. А три года назад они были почти совсем школьниками. Единого музыкального фронта троица не составляла. Играли все трое совсем разную музыку. Но это было уже не важно.
Первый совместный концерт троицы Клинов решил провести в «Red-Club'e». Помещение там рассчитано на четыреста посетителей. Иногда, на реально забойные мероприятия, в клубе продавали пятьсот... или даже пятьсот пятьдесят билетов... но это был предел техники безопасности. В тот вечер в клуб втиснулось семьсот человек. Выглядело это как магия Дэвида Копперфилда. Дышать в «Red'e» в тот вечер было невозможно. Первыми на сцену выбрались «Jane Air», Барабанщик легонечко стукнул в свою установку, и стены клуба чуть не треснули по швам.
Павел Клинов, бывший директор группы «Психея»:
Результаты этой политики стали заметны почти сразу. Хотя объяснить музыкантам, что нет другого пути, кроме объединения, было очень сложно. «Janе Air» и «Аmatorу» видели, что занимаюсь я в основном «Психеей». Им делались альбомы, им снимались клипы, им устраивались сольники на хороших площадках. А эти две группы иногда действительно выглядели как довесок. Разумеется, они были недовольны. Кому понравится ощущать себя людьми второго сорта? Однако и «Психея» от всего этого тоже была не в восторге. Им казалось, будто эти двадцатилетние подонки вылезают на их шее. Парни страшно ревновали и без конца ныли:
- Бля-я-а-адь! Па-а-аша! Ну чё за хуйня? Ну ты наш директор или чё, а-а-а?
Слушать возражения Клинов просто отказывался. Одна группа - это всего-навсего одна группа. А совместный концерт трех групп - это уже музыкальное направление. Объединяясь, мы получаем в три раза больший успех, в три раза больше зрителей - и, значит, в три раза больше денег.
Клинов нанял телевизионную бригаду и хорошего звукорежиссера. Выступление в «Red-Club'e» записали и выпустили на DVD. Те, кто не втиснулся в переполненный клуб, смотрели концерт в записи и понимали, что пропустили главное событие в своей жизни. «Новая альтернатива» распространялась по стране, как вирус. Иногородние меломаны специально приезжали в Петербург, чтобы купить этот диск и увезти его домой. Диск засматривали до дыр - и там, где вчера жили одни панки, все менялось в течение месяца. Молодежь сбривала ирокезы, парни покупали себе камуфляжные штаны, а девушки - кофты с капюшонами. Отныне все они слушали только этих троих: «Психею», «Jane Air» и «Amatory».
...Уже в 2004-м тактика Клинова начала приносить плоды. Происходящее хотя и очень медленно, но стало немного напоминать бизнес.
Всем трем подопечным он устроил несколько больших концертов. Теперь они воспринимались именно как троица: «Психея»-«Amatory»-«Jane Air». Теперь все происходящее было не просто концертом трех отдельных групп. Теперь это была волна. Четвертая; волна русского рок-н-ролла. Новое музыкальное движение. Три группы одна за другой выходили на сцену, и это звучало как звоночек: поколения опять сменились. Музыка 90-х, все эти панки, все, к чему только-только стали привыкать, - все это опять стало ретро. На сцену вышли совсем новые люди. Музыка теперь должна звучать вот так.
На протяжении 1990-х клубные концерты молодых групп были всегда бесплатными. В легендарном клубе «TaMtAm» гонорар мог составить ящик пива, а вот в «Полигоне» какие-то деньги уже платили, но только хедлайнерам. Остальные работали на собственное будущее. К 2004-му это будущее наконец наступило.
Павел Клинов, бывший директор группы «Психея»:
«Психея», «Jапе Air» и «Аmatоrу» предлагали совершенно новую и очень качественно сыгранную музыку. Но никаких иллюзий я лично не строил: в начале десятилетия их аудитория составляла от силы несколько тысяч человек на всю страну. И выступать каждые две недели - это значило перекормить публику. Чтобы концерт воспринимался как праздник, он должен быть редким. Так что я жестко стоял на своем, ругался с клубами и не отступал ни на миллиметр. Мы соберем под завязку любое помещение, объяснял я. Но для этого концерт должен проходить не чаще чем раз в два месяца. И ваша задача: заплатить музыкантам столько, чтобы эти два месяца они не умирали с голоду.
Клинов покусился на самое святое. Хозяева клубов ненавидели его всей душой. Разумеется, они предпочли бы, как и раньше, откупаться ящиком пива, да только за пиво клиновская троица играть отказывалась. Хозяева клубов скрипели, нехотя лезли за кошельками и все-таки платили.
Сперва гонорар групп вырос втрое, а к осени - в пять раз по сравнению с началом года. Теперь «Психея» получала всего в несколько раз меньше, чем группа «Ленинград»... лишь немногим меньше, чем группа «Король и Шут»... это были деньги, на которые можно было жить... на которые наконец-то можно было спокойно жить. ...Следующим шагом должно было стать участие всех трех групп в большом рок-н-ролльном фестивале. В 2005 году Клинов планировал показать подопечных на фестивалях «Крылья» и «Нашествие».
Фестивали - штука очень важная. Мероприятия вроде «Нашествия» - это помпезная выставка достижений всего русского рок-н-ролла. Показать себя сразу тридцати тысячам зрителей - это даже лучше, чем ротация на радио или клип на телевидении. Выступи удачно - и дальше с твоей карьерой все будет ОК. Именно поэтому попасть на большие фестивали молодым группам почти нереально.
Взрослые промоутеры уже давно искали, во что бы вложить денег. А восемнадцатилетние не хотели от этой жизни ничего, кроме как колбаситься под «Психею». Эти две мечты должны были встретиться, и фестиваль был для этого очень подходящим местом. Клинов возлагал на «Нашествие» большие надежды. Он начал переговоры в феврале, за семь месяцев до начала «Нашествия». Он готов был пробить выступление своих подопечных на «Нашествии» любой ценой. Но ни к какому внятному результату многомесячные переговоры так и не привели.
Сперва Клинов пытался выбить из организаторов сольное выступление одной «Психеи». Те вроде соглашались, но каждый раз перед подписанием бумаг что-то срывалось. Москвичи отказывались верить в то, что клиновские троглодиты могут сделать кассу и хоть кого-то заинтересовать. Время уходило. Становилось понятно, что еще немного - и никакого выступления у группы просто не будет. К началу лета переговоры зашли в полный тупик.
На этой фазе к переговорам удалось подключить Юрия Шевчука из группы «DDT». Еще предыдущей зимой Шевчук заскочил посмотреть на концерт «Rammstein» и вроде бы сказал, что «Психея» это очень круто... вернее, что именно он тогда сказал, никто толком не расслышал, но, судя по выражению лица, скорее всего похвалил. Так что, набравшись духу, Клинов отправился к мэтру и пожаловался: москвичи не дают его парням выступить. Трудно сказать, вспомнил ли Шевчук, о какой именно группе идет речь, но помочь обещал.
Эти слова стоили дорогого. «ОПТ» - единственная русская группа, способная собрать ЛЮБУЮ площадку. Если бы в стране существовал стадион на миллион мест, Шевчук собрал бы и его.
Он позвонил организаторам «Нашествия» и сказал, что в руках у него - список из десяти петербургских групп. Все они обязательно должны выступить на фестивале. Этого оказалось достаточно. В оргкомитете тут же поверили в потенциал клиновских питомцев и даже выделили им отдельную «альтернативную» сцену. Хедлайнерами там были все те же трое: «Психея», «Amatory» и «Jane Air». Именно они стали главным музыкальным открытием того лета.
Большие клубные концерты теперь шли один за другим. В крошечном «Red-Club'e» клиновская троица больше не выступала. В Петербурге основной площадкой для них стал клуб «Порт». Этот клуб может вместить уже больше тысячи человек, но на выступления каждый раз приходило в два раза больше народу.
Первую тысячу зрителей охрана пропускала без проблем. Следующих пятьсот - уже напрягаясь. Еще приблизительно двести отчаянных брали «Порт» штурмом или пытались влезть в окно. Но каждый раз под окнами клуба до полуночи стояло еще несколько сотен тех, кто на концерт так и не попал.
Клинов понимал: клубы - этап пройденный. Он оседлал волну, которая возносила его все выше. Пора было думать о серьезных стадионных концертах.
В России уже давно никто не мыслил в масштабах стадионов. К началу XXI века на всю страну существовало от силы дюжина команд, способных в одиночку собрать хотя бы захудалый стадиончик. В Петербурге (помимо «ОПТ») таких групп было всего три: «Король и Шут», «Пилот» и, может быть, «Сплин». Разумеется, никакая «Психея» в этот список не входила.
Большие арены уже давно арендовались лишь для сборных фестивалей: купи билет - и за один вечер увидишь всех звезд. Но даже это был бизнес на грани риска. Звезды капризничали и заламывали немыслимые цены. При этом самим зрителям смотреть на одни и те же рожи давно надоело. Всем казалось, что скоро о стадионах можно будет просто забыть. И тут Клинов вывел на публику свой зверинец. Два года назад курганские самородки с трудом собирали в «Полигоне» 150 фанатов. Но это было два года назад. К середине нулевых в стране не осталось ни одного школьного туалета, на стене которого не были бы написаны их имена.
«Психею» не показывали телеканалы. Их утыканные пирсингом носы и губы не ставили на обложки журналов. Но это была проблема вовсе не музыкантов. Россия - такая страна, что реальные герои на обложках журналов здесь не появляются никогда. В 1980-х там не появлялись Чистяков из группы «Ноль» и Борзыкин из группы «Телевизор». В 1990-х там не было ни первых диджеев, ни панков из клуба «TaMtAm».
Что ж? В XXI веке там нет Фео и Лехи Никонова, но это тоже нормально.
Осенью «Психея» закончила запись своего второго альбома. Презентацию Клинов решил провести во Дворце спорта «Юбилейный». Коллеги-промоутеры крутили пальцами у виска. Какой Дворец спорта?! Этот парень совсем чокнулся?! Собрать зал такого размера не смогут все вместе взятые звезды ленинградского Рок-клуба, а он думает собрать его со своими двадцатилетними папуасами? Нет, он положительно чокнулся!
Внимания на шпильки Павел старался не обращать. Внешне он вообще был совершенно спокоен. Он просыпался с утра, быстро умывался и дальше двадцать часов подряд звонил, ездил на встречи, пил чай и водку с деловыми партнерами, обговаривал все по сотому разу, контролировал рекламу, проверял, не забыли ли чего аппаратчики... всем казалось, что сомнений у него нет. Хотя на самом деле внутри он трепетал. Каждый день, с утра и до вечера. Он просто дико боялся. И поделать с этим ничего не мог.
К «Психее» он добавил группу «Кирпичи». Пусть они выступят вместе. Все-таки не одна группа, а две Хоть какая-то подстраховка. У «Кирпичей» тоже выходил альбом - отличный повод сыграть вместе.
И все равно - сомнения оставались. Как быть, если он переоценил свои возможности?.. Что, если затея провалится?..
Она не провалилась.
Все прошло даже лучше, чем он ожидал.
Не замечать происходящее и дальше становилось невозможно. Через полгода после этого концерта о крылся первый специализированный магазин «альтернативной» молодежной одежды. Одеваться «альтернативно» значило теперь одеваться «так, как „Психея". Еще через год таких магазинов было уже очень много. Спустя еще девять месяцев в Москве открылся «альтернативный» канал «A-ONE». Основная ставка там была сделана на этих троих: «Психею», «Amatory» и «Jаnе Air». Из невзятых вершин оставалась только одна: собрать рано или поздно Ледовый дворец. Самую большую площадку в Петербурге. Потому что после Ледового мечтать можно было бы уже только о Кремлевском Дворце съездов.
Самое смешное, что на сцене Ледового группа «Психея» тоже выступила. Жалко только, что на этом все и кончилось.
Глава 10: 2 июня 2006 года. 21:47.
Пульт звукооператора в «Red-Club'e».
я провел в этом чертовом клубе уже три с лишним часа. Конца происходящему не было видно. На сцену по очереди забирались группы, названия которых мне ничего не говорили. Тоже, наверное, «новая альтернатива» и «четвертая волна». Люди с канала «A-ONE» иногда что-то выкрикивали в микрофон. Публика в зале лениво прыгала и вполсилы толкала друг друга.
Музыканты «Психеи» все еще сидели в гримерке, но сидеть там становилось чем дальше, тем тоскливее. Иногда кто-то из них вставал, потягивался и молча выходил побродить по клубу. Зрители, разумеется, узнавали кумиров в лицо и делали друг дружке круглые глаза. Но особенно с разговорами никто не лез. Даже очень пьяные держались на расстоянии.
Басиста группы все зовут Слесарь. Несколько раз я интересовался почему. Этот парень как-то особенно умело обращается с металлами? Не обращай внимания, отвечали мне. Слесарь - это просто такая детская кличка. Еще со школы.
Как и все в гримерке. Слесарь время от времени прикладывается к мутной кока-кольной бутылочке. Но внешне на нем это практически не сказывается. Слесарь - наголо бритый парень с небольшой бородкой. Очень спокойный и неразговорчивый.
На сцену «Психея» выйдет не раньше чем через час. В принципе, я мог бы, наверное, и не дожидаться этого момента, а свалить из клуба прямо сейчас. Не знаю, сколько текста захочет получить от меня журнал «Rolling Stone», но вряд ли много. А строчек на двести впечатлений я уже получил. Тем не менее я продолжаю ждать. Сижу в гримерке, иногда тоже выбираюсь побродить по клубу. Жду. Прикуриваю сигареты одну от другой. До выхода «Психеи» на сцену остается пятьдесят семь с половиной минут. Слесарь поворачивается ко мне:
- Хочешь, сходим посмотрим выступление?
- Посмотрим выступление? Там же душно...
- Сейчас будут играть «$7000». Очень хорошая группа. Их название нужно так и произносить: «Семь штук баксов».
- Они действительно хороши?
- Я бы такое пропускать не стал. Наши друзья из Нижнего Новгорода.
- Что хорошего может быть из Нижнего Новгорода?
Слесарь прикладывается к кока-кольной бутылочке, некоторое время молчит, а потом сообщает, что на самом деле Нижний Новгород сегодня - это вторая после Петербурга музыкальная столица России. Екатеринбург давно сдох, в Москве нормального рок-н-ролла не было никогда. А в Нижнем Новгороде сегодня играет целая куча действительно очень интересных групп,
- Пойдешь смотреть?
- Нет. Наверное, нет.
- Не пойдешь?
- Там душно. И очень тесно. Ваши фанаты оттопчут мне все ноги,
- Давай залезем в будку, где пульт. Я бы действительно рекомендовал тебе все это посмотреть.
- В будке не тесно?
- Это наверху. Оттуда и видно все очень хорошо. Я встаю с диванчика и тушу сигарету в пепельнице.
Огромная и грязная пепельница давно переполнена. Из гримерки мы выходим в зальчик на втором этаже. Народу здесь немного, но зальчик все равно напоминает ту же самую пепельницу. Мы по лестнице спускаемся на первый этаж. На каждой ступеньке сидит сразу несколько человек. В основном потные, только что вывалившиеся из зала подростки. Много девочек школьного возраста. На их детские запястья надеты напульсники с металлическими шипами, а глаза подведены черным. Но они все равно - почти дети. Девочки переглядываются и шепчут:
- Смотри!.. Смотри!..
- Это же Слесарь!..
- Вот идет Слесарь, смотри скорее!.. Вот это да!..
- О-о!.. Надо всем позвонить, сказать, что я видела настоящего Слесаря!..
Мы спускаемся на первый этаж, доходим до туалета и там окончательно застреваем. Пройти дальше кажется нереальным, но Слесарь как-то протискивается, а я протискиваюсь вслед за ним. Мимо бара мы пробираемся в зал. Свет в зале включен, техники готовят сцену к выходу «$7000». Здесь становится посвободнее, и я сразу тянусь за сигаретами. В дальнем правом от сцены углу, оказывается, есть почти незаметная дверь. Слесарь долго в нее стучит. Нам наконец открывают. Слесарь спрашивает, можно ли мы посмотрим следующее выступление сверху, из будки.
В отличие от девочек на лестнице звукорежиссер явно не знает Слесаря в лицо. Но нас все равно пропускают. Наверху, возле пульта, еще более душно, чем в зале. Звукорежиссер сидит за пультом на ободранном стуле, а за его спиной, на втиснутом в угол диванчике, сидит сразу восемь девушек. Девушкам жарко. Они стаскивают футболки и обмахиваются листочками, на которых указан порядок выхода групп на сцену. «Психея» значится в этом списке под последним номером. После того как она сыграет, я наконец смогу поехать домой.
Стараясь не наступать на вытянутые девушкины ноги, я прохожу в самый дальний угол и сразу же больно бьюсь головой о торчащую из потолка трубу. В чертовой будке очень низкие потолки. Сесть не получается. Я пристраиваюсь на корточках возле крошечного оконца. Все это ужасно, просто ужасно неудобно. Зато сверху я наконец различаю своего фотографа.
Нижегородские самородки, группа «$7000», играть еще не начали. По сцене бродят техники и с места на место перекладывают толстые черные провода. Свет в зале горит довольно ярко, и можно различить: большая часть публики в антракте вывалила подышать воздухом, и в зале осталось всего человек сорок.
Мой фотограф забрался на небольшой помост возле самой сцены. Точка неплохая: обзор оттуда даже лучше, чем с места, где пристроился я. У помоста стоит здоровенный парень: метр девяносто росту, камуфляжные штаны, белая обтягивающая майка, заплетенные в тысячу косичек волосы стянуты в пучок. Парню скучно и в антракте нечем развлечься. Поэтому он, как может, выпендривается перед моим фотографом.
- Слышь!.. Да-да!.. Я к тебе обращаюсь!.. Чего ты туда залез, а?
Фотограф старается смотреть в другую сторону. Камера, которую он держит двумя руками, слишком дорогая для того, чтобы отвечать на вопросы столь здоровенного парня.
- Ты, что ли, снимаешь? Сними меня!.. Чего ты встал-то, слышь?.. Ну сними меня!..
Фотограф продолжает внимательно разглядывать противоположную стенку. Белая майка делает шаг в сторону. «$7000» все никак не могут выйти на сцену. Парню скучно. Возле стены на корточках пристроилась пьяная девочка. Лет пятнадцать. Много ли такой надо? Пришла в клуб, выпендриваясь перед подружками, купила себе бокал пива, а теперь видно, что от этого бокала ее скоро начнет рвать прямо на пол. Здоровяк в майке подходит к девочке, рывком поднимает ее пластилиновое тело с корточек, подтаскивает поближе к фотографу.
- Чего ты там стоишь-то? Сними лучше вот это! Он стягивает с девочки футболку и бросает ее на
пол. Девочка не реагирует. Видно, что ей по-настоящему плохо. Глаза закатились под веки, ноги подгибаются, телу очень хочется вернуться назад, к стене.
Парень долго ковыряется с застежкой ее лифчика. Расстегнуть не выходит и он просто рывком задирает его над крошечными детскими сисечками. Я же говорю - она еще совсем ребенок.
178
Одной рукой парень придерживает ее тело, чтобы оно не сползло на пол, а второй дергает фотографа за штанину.
- Ну чего ты стоишь-то? Снимай! Во-во! Мы с тобой сделаем из этой кобылы королеву порно! Снимай-снимай!
Помня о трубе, торчащей где-то позади моего затылка, я аккуратно встаю с корточек. Слесарь скашивает на меня глаза:
- Ты куда?
- Спущусь. Дам этому клоуну по зубам.
- Потом поднимешься?
- Не знаю. Нет, наверное. Жарко здесь.
Концерт «Психеи» до этого я видел только в видеозаписи. А вот выступление их соратников, группы «Amatorv», как-то посмотрел живьем.
Мероприятие проходило несколько месяцев назад в клубе «Порт». Подготовка к нему напоминала тщательно спланированную военную операцию. За шесть недель до концерта город был заклеен афишами. Дворники сдирали их с водосточных труб, но каждое утро афиши появлялись опять.
За день до концерта группа дала пресс-конференцию (сальнорожие русские журналисты на нее, разумеется, не пришли) и провела автограф-сессию в крупном музыкальном магазине «505». Желающих получить автограф в помещение набилось много. Продавцы плечами выпихивали фанатов на улицу и запирали двери на ключ. Двери были стеклянными. Я подозревал, что вскоре они треснут.
Чтобы на все это посмотреть, я тоже подъехал в «505». Перед входом толпились те, кто не попал внутрь. Они надеялись подкараулить кумиров здесь, да только кумиры были тоже не дураки и в магазин зашли с черного хода. Автограф-сессия была заявлена на 15:00 и началась без опозданий. Быть рок-идолом - это тяжелая работа, но парни с ней понемногу справлялись.
Директор группы громко хлопнул в ладоши:
- Быстренько! Быстренько! Переодеваемся!
Парни по-военному быстро скинули уличные футболки и натянули рубашки, в которых обычно выходят на сцену. Вблизи они были совсем детьми. Почитатели их таланта высовывали носы и подглядывали: ну как там? когда начнете? Кумиры кивали: сейчас-сейчас! уже выходим!
Никого из музыкантов «Amatory» ни по имени, ни в лицо я не знал. Вернее, если быть совсем уж честным, я знал, как зовут их барабанщика. Дело в том, что папа этого парня в свое время был моим научным руководителем в институте.
Лектором папа был отменным. На моем курсе он читал историю античной философии. Предмет достаточно заковыристый, однако папа мог объяснить нюансы позднего неоплатонизма так, что понятно становилось даже моей тогдашней подружке, дуре набитой, не способной без запинки произнести слово длинной более чем в три слога.
На лекции этот преподаватель приходил всегда вовремя. Опоздал он, насколько я помню, всего единожды. Вбежав в аудиторию, он извинился и пояснил причину: забирал маленького сыночка из детского сада. Сын совсем малыш, первую неделю ходит в садик, еще не привык, и забирать его нужно пораньше, а жена не успела.
В том году мне исполнился двадцать один год. Трудно поверить, но тогда у меня были длинные вьющиеся волосы, и я носил пять сережек в двух ушах: четыре в правом и одну в левом. Я встречался с девушкой, губы которой были не способны без запинки произнести слово «пылесос», но зато когда доходило до дела, эти губы годились на многое похлеще, и еще в том годуя слушал группу «The Сurе», которая никому еще не казалась омерзительным ретро. До появления группы «КОЯN» оставалось еще пять лет, а до момента, когда сын моего научного руководителя усядется за барабанную установку, оставалось больше десятилетия.
Сам концерт проходил на следующий день в «Порту». Я приехал за час до начала, но на всех прилегающих улицах уже стояли характерно одетые девушки: облегающие маечки, камуфляжные брючки, тяжеленный пирсинг в лице. Клуб расположен ровно напротив городского законодательного собрания. Несколько группок фанатов сидели прямо на ступеньках Мариинского дворца. Милиционеры из охраны здания недовольно на них косились.
«Порт» - промежуточная площадка между подвальными клубиками и стадионами. Клуб - это сто пятьдесят-триста зрителей. Дворец спорта - начиная от трех тысяч. Большая проблема для промоутеров - промежуточная площадка, рассчитанная на восемьсот-полторы тысячи зрителей. Арендовать стадион - большие расходы и большой риск. Сидеть по подвалам - противно и никаких денег. Так что «Порт» - идеальное место для групп, давно переросших клубы, но не дотягивающих до Ледового и «Юбилейного».
Главный аттракцион «Порта» - здоровенное окно в полу. Вы забираетесь на третий этаж, и дальше, чтобы попасть в концертный зал, вам нужно пройти по коридору со стеклянным полом. С непривычки наступить ногой на стекло, под которым двенадцать метров пустоты, - штука сложная.
Начало концерта было назначено на восемь. Борис Гребенщиков и группа «Гражданская Оборона» могут задержать выступление на час - а могут на два с половиной. Но здесь никакой рок-клубовской расхлябанности не было. Концерт - это бизнес, в котором ценится пунктуальность. Зритель платит за билеты и может быть уверен: музыканты своевременно предоставят ему заявленный в афише набор услуг.
Чтобы как следует все рассмотреть, я забрался на балкон. В «Порту» для прессы есть замечательный балкон со столиками. В три минуты девятого из динамиков зазвучала скрипичная классика, а потом скрипка как-то непонятно перетекла в психопатический гитарный запил, и «Amatory» начали отжигать. Свет на сцене вспыхнул - парни с инструментами наперевес уже стояли на местах. Каждый - там, где определил режиссер-постановщик шоу. Сын моего научного руководителя метался за барабанной установкой, а вокалист группы рычал по-настоящему страшно.
С балкона мне были хорошо видны сцена и зал - сотни заплетенных в косички голов. Я мог разглядеть даже специального сотрудника охраны клуба - он сидел на кромке сцены и следил, чтобы ни одна скотина не вздумала мешать группе. Лысый, весь в трицепсах, громила сидел на кромке сцены с таким лицом, что никому не приходило в голову лезть к музыкантам. Концерт никоновских «П.Т.В.П.» - это бесконечный стейдж-дайвинг. Концерт «Психеи», если судить по видеозаписям, - тоже. А вот на выступлении «Amatory» ни один прыгун на сцену так и не забрался.
Грохот был такой, что меня буквально прижимало к спинке стула. Интересно все-таки, каково это - сигануть со сцены? Рухнуть, зная, что опоры нет. Оторваться и полететь, понимая, что никто не поддержит. Мне скоро сорок лет, а я так ни разу и не испытал ничего подобного. В начале 1990-х стейдж-дайвинг еще не изобрели, а сейчас начинать уже поздно. Тем более с моей комплекцией. Прыгну - и, наверное, проломлю пол.
Я спустился с балкона, протиснулся через зал и вышел к бару. Посетители «Порта» пили лимонад. Большинству из них пить пиво можно будет только года через четыре. Хотя... если бы пятнадцать лет сегодня было бы мне, то в такой день, как этот, думаю, я стал бы пить с самого утра и обязательно протащил бы алкоголь с улицы внутрь клуба, а уж здесь-то напился бы окончательно и, наверное, лез бы ко всем девушкам, а под конец еще и засветил бы кому-нибудь в нос.
Думать об этом было противно. Мне давно не пятнадцать, а тридцать шесть. И алкоголь я не пью уже пять лет. Я огляделся вокруг. Я был минимум вдвое старше самого старшего посетителя клуба. Выходя из «Порта» - на улицу, я еще раз подумал о том, каково это - прыгнуть со сцены вниз головой, не надеясь ни на что, кроме вытянутых тебе навстречу рук?
Глава 11: Совместный концерт «Психеи» и группы «КОЯN» в петербургском Ледовом дворце 25 сентября 2005 года.
Фео, лидер группы «Психея»:
В сентябре 2005-го москвичи запускали вещание канала «A-ONE». Сейчас, к лету 2006-го, этот канал стал вещать и на Петербург тоже, а тогда они только-только начинали трансляции в столице. И конечно, по московским правилам им хотелось обставить все это дело как можно торжественнее. Для этого «А-ОNЕ» привезли в Россию группу «КОЯN» - главных звезд той музыки, которую они планировали транслировать.
За несколько месяцев до концерта канал обратился к нам с предложением выступить у «КОЯN» на разогреве. Разумеется, мы согласились - от таких предложений не отказываются. Во время концерта люди с «А-ОNЕ» планировали еще вручать какую-то музыкальную премию, но на это как раз мне было наплевать. А вот сыграть вместе с кумирами детства было очень здорово. Ледовый дворец, самая большая площадка в городе, «КОЯN» - и мы на разогреве. Конечно, это была сбывшаяся мечта.
План был такой, что «КОЯN» сыграют два концерта - в Петербурге и на следующий день в Москве. И по предварительной договоренности выступить мы должны были на обоих. Но после всего, что произошло, сыграли мы только в Ледовом. Московский концерт прошел как-то без нас.
Павел Клинов, бывший директор группы «Психея»:
За два месяца до приезда «КОЯМ» организаторы концерта прислали мне на подпись «Обязательство». Это довольно типичная бумага: мы, группа токая-то, обязуемся вести себя прилично, на хуй со сцены никого не посылать, президента пидорасом не обзывать, к аппаратуре относиться бережно, призывов к расовой и религиозной вражде избегать и все в таком роде. Ничего из ряда вон.
Я эту бумагу подписал. У меня была доверенность от группы на ведение любых переговоров и подписание любых бумаг. Ничего экстраординарного в этом не было.
В принципе, можно было бы понять, если бы из мальчишеского чувства протеста группа просто взбунтовалась. Ах, вы нам бумагу?! Ну, мы вам устроим! Но в «Обязательствах» не было никакой цензуры - никто не наступал им на горло. Группу просто просили держать себя в руках. Вести себя по-людски. Прежде «Психея» каждый раз эти «Обязательства» подписывала. За два месяца до приезда «КОЯМ», на фестивале «Крылья» они обещали держать себя в руках и обещание сдержали. Особенных эксцессов не было, да и в этот раз все должно было пройти нормально. Этот концерт тоже должен был стать совершенно обычным.
Но он не стал.
Момент, когда все изменилось, я, если честно, пропустил. Что-то у них щелкнуло перед выходом на сцену, а что именно, я не знаю. Дальше я видел только последствия.
Фео, лидер группы «Психея»:
Кто уж теперь скажет, как там все было на самом деле? Есть две бумаги: в одной написано, что мы обязуемся вести себя прилично и никого не обижать. Во второй перечислено, чем закончилось наше выступление. Там есть врачебное заключение и астрономическая сумма уа{ер6а. То есть если смотреть не на реальность, а на эти бумаги, то выходит, «Психея» накосорезила. Если судить по бумагам, то разнесли мы вообще пол-Дворца...
Понимаешь, концерт - это такая штука... Он начинается с пустоты и уйти должен в пустоту. Не знаю, как другие, но лично я во время выступления никогда не думаю о чем-то, лежащем за пределами выступления. Я и в тот раз думал только о собственных чувствах. И о том, как они могут проявиться... Мы никогда не были профессионалами, заранее продумывающими свое шоу. Мы до сих пор любители, в том смысле, что очень любим то, чем занимаемся. Самое важное для нас на каждом концерте - получить от всего этого удовольствие.
На мой взгляд, ничего экстраординарного в Ледовом дворце в тот вечер не произошло. Мы вели себя так, как ведем обычно. Хотя я вполне допускаю, что для людей со стороны все это могло показаться диким. Да, я кинул гитару на барабанную установку. Но ведь это штука спонтанная... порыв... чувствуешь, что надо кинуть, - и не можешь не кинуть... кто станет контролировать себя в такие минуты?.. Да, мы разбили собственный монитор - но мы регулярно его разбиваем. А то, что кусок монитора улетел в зал, - так траекторию полета ни одной бумагой не опишешь. В зал он улетел случайно, что тут поделаешь? Никто в группе, разумеется, заранее не обдумывал: а вот кинусь-ка я железной болдловиной в голову зрителю! Да, он попал в человека, но кто в этом виноват? Как все случившееся можно было предусмотреть?
На самом деле это было наше обычное выступление. А если организаторов что-то не устроило... ну... они ведь знали, кого приглашают, не правда ли?
Павел Клипов, бывший директор группы «Психея»:
Сцену они разнесли на $18 ООО. Я стоял за кулисами и не мог поверить своим глазам. Техники, которые привезли аппарат, кричали мне:
- Паша! Что ты стоишь?! Ты видишь, что они творят?! Скажи им, Паша!
Что я мог сделать? Выскочить на сцену и подзатыльниками привести их в чувство? Аппаратчики смотрели, как группа разносит их технику, и чуть не плакали. То, что перед выступлением было сложной, до миллиметра настроенной техникой, через двадцать минут превратилось в груду хлама. Я не понимал, что случилось с группой. Все происходящее просто не укладывалось у меня в голове.
В самом конце Кита подскочил к краю сцены и расхерачил об пол свой монитор. Они так делали довольно часто - ив «Порту», и в других клубах. Хочешь колонуть монитор - ради бога! Монитор-то твой собственный, бей сколько хочешь. Но прежде они били их об пол: р-р-раз! - и вдребезги! А тут Кита швырнул его об край сцены - ровно об угол. Есть разница? Осколки летят не в тебя, а в зал. Как минимум это жуткая безответственность. Не просто похуизм, а полное наплевательство на чужую жизнь и здоровье.
Главное, что люди под сценой стояли к группе спиной. Толпа там была довольно плотная: охрана, техники, журналисты. Они не видели, что происходит, и не могли даже увернуться. Кита знал, что делать так нельзя, - и все равно сделал. Кусок отскочил от угла и со свистом улетел в толпу. Даже оттуда, где я стоял, было видно, как кому-то раскололо голову и кровь брызнула во все стороны.
Фео, лидер группы «Психея»:
Лично я весь этот эпизод просто пропустил. То есть я, конечно, видел, что Кита ломает монитор, но чем все кончилось, я не заметил. Мы ушли со сцены, дошли до гримерки, и только тут я обратил внимание, какая вокруг царит паника.
Честно сказать, в тот вечер я был ужабанный, как ни до, ни после. Воспринимать что-то вокруг было очень тяжело. Все бегали, суетились, орали, перебивали друг друга и порывались куда-то бежать. Дверь постоянно открывалась, и внутрь заглядывали люди, которые кричали, что мы кого-то убили, а я почти ничего не соображал.
Что именно случилось, никто из группы не разглядел. Первое время нам говорили, что Кита искалечил охранника. Потом стали говорить, что не искалечил, а вообще убил. Кита напрягся. Он стал говорить, что, может быть, пока не поздно, ему стоит бежать из Дворца? Охранники на концерте - очень специальные люди. Действуют они всегда все вместе и по принципу - глаз за глаз, шрам за шрам. Если ты кого-то из них задел, то лучше уж действительно вешайся сам.
Кита сидел весь зеленый и был уверен, что вот сейчас дверь распахнется, в гримерку зайдут эти здоровенные злые люди и станут ему мстить. Вся охрана Ледового с секунды на секунду придет сюда и накинется на него одного. В воздухе висело паника.
Мы немного отдышались и попробовали выбраться из гримерки, разузнать, что там, снаружи. Первый же, кого мы встретили, сказал, что осколком задет не охранник, а какая-то девочка.
Мы спрашивали:
- Она хоть живо?
Все вокруг бегали. Толком никто ничего не знал. Говорили, что вроде бы жива, но лежит в травмпункте. Мы посоветовались и решили все вместе двигать туда.
Один из зрителей, побывавший в тот вечер на концерте:
Перед «КОЯN» на сцену выходили разогревающие команды. Когда выступала «Психея», я пролез в самый перед и как раз успел заметить, как какой-то чел но сцене схватил монитор и швырнул в сторону
зала. Осколки посыпались на зрителей, и от этого толпа сперва качнулась назад, а потом резко придвинулась к заграждениям перед сценой... причем я оказался ровно посередине... было пиздец как больно... я еще успел подумать, что вроде бы цел, вроде бы насмерть не задавили, но тут меня начало немного глючить, и я закрыл глаза, а когда открыл, то увидел прямо перед лицом пестрый ковер.
Я присмотрелся и понял, что это меня несут вниз головой. Я снова закрыл глаза. Когда открыл, то уже лежал на кушетке в травмпункте. Рядом лежала та девушка, на голову которой прилетел кусок разбитого монитора. Оказалось, монитор не прямо на нее налетел, а просто задел по касательной и распорол ей кожу под волосами.
Я немного полежал с закрытыми глазами. Тут в комнату вошла вся группа «Психея». Они о чем-то говорили с раненой девушкой. Потом солист группы повернулся ко мне и спросил:
- Тоже от нас, что ли, пострадал? Я говорю:
- Да нет. Просто толпа слегка придавила... Тут пришел директор Ледового и начал ругаться с
солистом «Психеи». Может быть, он, конечно, был и не директор, но всем там заведовал. Он орал, что всех по судам затаскает и что они не имеют права такого на сцене вытворять. А солист (имени его я не знаю) отвечал:
- Это мое шоу. Могу подрачить или штаны сниму и насру посреди сцены. Что хочу, то и делаю, и нечего тут орать!
Врач отвлекся от девушки и измерил мне давление: 80 на 40. Я не знал, много это или мало, но доктор сказал, что очень мало... Я полежал еще минут двадцать, и меня проводили за кулисы. Я уж думал, все - сбылась мечта! Увижу вблизи самих «КОЯN»! Но не тут-то было - через минуту секьюрити повыгоняли всех нас, причем не просто зрителей, а даже группы, которые перед этим выступали и, наверное, имели право там стоять...
Собственно, к выходу «КОЯN» я опять стоял возле самой сцены. Многочисленные вывихи и ушибы, плюс выбитый зуб, плюс, по-моему, треснувшая кость в пальце: до сих пор болит очень сильно. Это был лучший день в моей жизни.
Фео, лидер группы «Психея»:
Мы всей группой пришли в травмпункт. Там лежала эта девочка, и вокруг нее стояли доктора. Я подошел поближе. Девочка посмотрела на нас, улыбнулась и сказала:
- Ну, вы, парни, и козлы!
Отказываться мы не стали: что есть, то есть. Действительно, козлы. Я подошел поближе и посмотрел, что именно у нее случилось с головой. Выглядело все, конечно, жутковато - здоровый кусок распоротой кожи. Но так, по большому счету, - для жизни не очень опасно.
Очень быстро прибежали администрация Дворца и организаторы концерта. Разговаривать с ними было невозможно. Я открывал рот, чтобы что-то объяснить, а они все вместе начинали в полный голос орать. Думаю, таких выступлений в их практике еще не было. Теперь они имели полное право обвинять нас по каждому пункту предварительных договоренностей. Из их слов выходило, что там не осталось ни единой строчки, которую бы мы ни нарушили.
Орали все вокруг долго. Я пытался их как-то успокоить. Объяснял, что теперь я такой же заложник ситуации, как и они.
Я говорил:
- Что вы паникуете? Плохо, конечно, что девочку задело. Но вот же - она жива, улыбается...
Их не интересовали объяснения. Они качали права и всерьез угрожали группе тюрьмой. Говорили, что за сегодняшнее выступление все мы дорого заплатим. И это при том, что, пока мы все там стояли, в травмпункт из зала стали заносить прочих пострадавших. У кого-то - сломана рука, у кого-то - вывихнуты пальцы. Похоже, после нашего выступления охрана совсем озверела. Мы-то задели всего одну девочку, да и то случайно. А эти калечили людей пачками.
Павел Клинов, бывший директор группы «Психея»:
У «КОЯN» аппарат был свой. «Психея» разнесла не «корновскую» аппаратуру, а ту, что была предоставлена им. Если бы они как-то задели еще и фирменный аппарат, то, думаю, их убили бы прямо там. Или меня бы убили. И так все происходило очень жестко.
Сразу же, как только группа сошла со сцены, охрана заперла всех нас в гримерке. Выходы перекрыли.
Техники начали считать причиненный ущерб. Барабанная установка - пятнадцать тысяч долларов... Разнесенные микрофоны - три тысячи... С владельцем аппарата мы знакомы лет сто. Думаю, если бы не это, обернуться все могло действительно плачевно.
Выбраться из Дворца всем нам удалось только под утро. И на этой стадии я был уже готов просто послать их всех на хуй. Если вы, ребята, не в состоянии держать себя в руках и отвечать за данное слово, то о чем нам вообще разговаривать?
Фео, лидер группы «Психея»:
Еще через какое-то время в помещение зашли менты, которые сказали: «Та-ак! Всем покинуть помещение, кроме „Психеи"! С „Психеей" разговор будет особый...»
Я подумал: что ж сегодня за день-то такой, а? Кита остался сидеть с той девочкой в тровмпункте, а мне пришлось идти объясняться с администрацией. Страшно мне не было, но геморроя, конечно, не хотелось. Тем более что причинять кому бы то ни было вред мы ведь не собирались. Мы пришли играть, просто игры у нас оказались вот такими.
Переговорить пришлось с кучей людей. Все пребывали в дикой панике. Они угрожали, кричали, что говорить со мной стонут только один на один, а потом, заламывая руки, стонали: сегодняшний концерт дался им ценой огромных усилий, а я все испортил! Ох как испортил! Они пошли на страшные жертвы, и роди чего?! Ради того, чтобы я вот так себя вел, да?!
До глубокой ночи нас заперли в Ледовом просто как заложников. Выйти наружу никому не разрешали. Тянулось все это очень долго. Приходили все новые люди. Со всеми ними нужно было долго и бессмысленно разговаривать, а я не очень хороший объясняльщик, тем более в таком состоянии, как тогда. Мне говорят про какие-то пятизначные суммы и про тюрьму, а у меня полушария мозга между собой договориться не могут.
Все это повторялось снова и снова. Никто никого не хотел слушать. Меня со всех сторон обвиняли. Выходило, что «Психея» всем все только испортила. Несколько месяцев общей работы, а мы с ними вот так, и мероприятие приобрело совершенно ненужную окраску, и что теперь скажут спонсоры?
Администрация долго выясняла: будет ли девочка предъявлять к нам претензии? Девочка вело себя умно и твердила, что сейчас сказать ничего не может и все скажет только завтра. Канал «А-ОНЕ» боялся, что все это выльется ему в серьезные бабки, и облизывал пострадавшую, как мог. Девочке предложили пойти на after-party с участием «КОЯМ» - это же предел мечтаний любой фанатки! Девочка тут же сориентировалась и сказала, что у нее кружится голова, одна идти она не может (вдруг упадет?) и поэтому на вечеринку с ней должны пойти несколько подружек. Телевизионщики соглашались на любые ее условия.
После того, как разобрались с ней, стали тереть насчет порушенной аппаратуры. Люди с канала «A-ONE» были всего лишь напуганы, а эти, из администрации Дворца, вели себя кок реальное бычье. Нам принесли на подпись бумагу, в которой указывалось, что мы должны возместить Дворцу причиненный ущерб на общую сумму $25 ООО. Прочитав бумагу, я задал им всего один вопрос: живыми-то они нас отсюда выпустят?
Павел Клинов, бывший директор группы «Психея»:
Из здания нас не выпускали долго. Чтобы хоть как-то выбраться, мне пришлось подписать бумагу, в которой я обязался компенсировать компании, предоставившей аппаратуру, все причиненные убытки. Но даже после этого выйти наружу нам удалось с огромным трудом. И вообще вся эта история длилась еще довольно долго.
Я сам лично ездил замерять уровень звука на микрофонах. В общем, оказалось, что катастрофических повреждений нет. Хотя покорежены микрофоны были действительно здорово. Как нужно швырнуть микрофон, чтобы его погнуть, а?
Но дело даже не в деньгах. Это-то как раз решить можно. Главное, понимаешь, -у них не было никакого раскаяния. Когда я до конца осознал, что именно они натворили, у меня дар речи пропал. Единственное, что я смог выдавить из себя:
- Ребята, вы охуели? Вы чего творите-то?
Они все молчали. Фео вообще был невменяемый - просто в мясо. Он даже внятно ответить мне не смог. Улыбался, хихикал и нес какую-то хрень:
- Это, Паша, мое шоу! Мне, Паша, все похуй!
Прямо во время концерта там вручались премии в области «альтернативной музыки». Ведущим церемонии был виджей МТУ Александр Анатольевич. Знаешь его? Это такой немолодой человек, с тремя килограммами пудры на лице. Выступить нам в тот раз не доли, зато «Психее» была вручена премия за лучшее в стране сценическое шоу. Мы с парнями потом долго думали, что именно организаторы имели в виду? Никаких других версий, кроме той, что премию нам дали за шоу, устроенное накануне в Ледовом дворце, у нас так и не появилось.
Так что, думаю, сделано было все правильно. По крайней мере, лично я ни о чем не жалею.
Фео улыбается, закуривает и кладет локти на стол. На предплечьях у него большими готическими буквами вытатуировано: на правом - «MY LIFE», а на левом - «IS MINE». Вместе получается - «Эта жизнь принадлежит только мне».
В смысле, что и решать, как ее прожить, - тоже каждому самостоятельно.
- Что тебе похуй?
- Я тебе, Паша, все деньги потом отдам. Не ори. Денег он, кстати, потом даже половины не отдал.
Но суть-то не в этом, сам понимаешь. Этот один-единственный момент наших отношений как-то все перечеркнул. И они, и я - все поняли, что дальше нам вместе идти просто незачем. Рост группы, громкие концерты, движение дальше - все это продолжалось. Но там, на разгромленной сцене Ледового дворца, что-то в моих отношениях с группой сломалось. Они считали, что у них и дальше все будет ОК. Даже если без меня. И я просто сделал шаг в сторону. «Психея» после этого пошла своим путем, а я - своим. Свой выбор парни сделали.
Нельзя сказать, что тот концерт стал совсем точкой и дальше мы совсем не обивались. Отношения сохранялись, в том числе и финансовые. На тот момент шла запись сингла. Я оплачивал и студию, и выпуск. А главное, тогда у нас уже был спланирован большой тур. Выступление с «КОЯN» прошло 25 сентября, а ровно через месяц в октябре 2005-го, должен был пройти большой концерт в Москве, дальше - в Нижнем Новгороде, дальше - на восток в сторону Сибири и каждый день по концерту. Куча договоренностей, подписанных бумаг, взаимных обязательств. Такие мероприятия готовятся не один месяц, и просто так взять и все отменить было невозможно.
Тур был уже готов. Все, что мог, для группы я сделал. Но работать с «Психеей» после всего произошедшего было бессмысленно. Наши пути расходились в
противоположных направлениях. После концерта с «КОЯN» мы разъехались по домам и даже не созванивались. Через три недели я довез их до Москвы, посадил в поезд и помахал рукой. Больше мы вместе не работали. Мне было противно и гадко. Три года работы - и дальше мне все нужно было опять начинать с нуля.
Фео, лидер группы «Психея»:
О том, что этот концерт ставит на нашей карьере крест, о том, что мы своими руками уничтожили все, чего достигли, и что один вечер веселья перечеркнет шесть лет тяжелой работы, - вряд ли такая постановка вопроса хоть кому-то в группе приходила в голову. Покажи мне человека, который способен всерьез думать о подобных вейках? Но после тех гастролей «KOЯN» первое время ощущение было именно таким.
После всего этого в Москве выступить нам не дали. Организаторы вдруг стали шарахаться от нас, будто мы больны СПИДом. Потом понемногу все опять выправилось, но первое время кислород нам здорово перекрыли.
Но знаешь, лично я всему этому был даже рад. Одно дело сыграть в Петербурге вместе со своей любимой группой, и совсем другое -участвовать во всех этих непонятных московских играх. Презентация «A-ONE» там скатилась к полной паранойе. На сцену гуськом поднимались непонятные спонсоры. Помню, там ходил даже директор мясоперерабатывающего завода. Было приятно, что мы можем смотреть на все это просто со стороны.
Глава 12: На сцену выходит «Психея».
В то утро, когда на телевидении записывалась последняя программа с моим участием, я проснулся рано и долго не мог заставить себя пойти умываться. В голове вертелась мысль, что скоро мне сорок лет. Хочу я этого или не хочу - это произойдет. Я могу записать еще сто (тысячу... сто тысяч...) телевизионных программ. Но сорок лет мне все равно исполнится. Сейчас я встану, умоюсь, выпью утренний кофе, выкурю сигарету... Когда мне было восемнадцать, сигареты были всего лишь удовольствием. А когда мне будет сорок, от этих сигарет пожелтеют и вывалятся мои передние зубы, прокоптятся и сгниют мои внутренние органы... а потом я умру - больным и некрасивым.
Может, потому я и работаю так много, чтобы не думать о том, что скоро сорок. Но потом все равно наступает утро, когда ты просыпаешься в своей смятой постели, лежишь, не открывая глаз, и понимаешь: работай или не работай, желай этого или бойся, сорок тебе все равно исполнится. Как уже исполнилось двадцать... Как уже исполнилось тридцать пять...
Пластиковая карточка с зарплатой. Дача, которую так хочет купить жена. Восемь операторов и девушки, покупающие тебе самый прекрасный в городе пиджак. Все это - только для того, чтобы не помнить: скоро сорок. Может быть, еще двадцать лет спустя я стану так же лежать в постели, совсем уже никудышный, и в ужасе думать о том, что скоро мне шестьдесят.
Борется с этим каждый по-своему. Кто-то жмурится и не желает вылезать из постели. А другой выходит на сцену самого большого городского стадиона и крушит оборудование на астрономическую сумму. Причина в обоих случаях одна. Просто иногда, для того чтобы поверить, будто жизнь действительно принадлежит тебе, эту привычную жизнь нужно своими руками сломать.
Потом ты будешь об этом жалеть. Тысячу вечеров подряд ты станешь зубами тянуться к собственному локтю и жалеть о том, что натворил. Но поступить так было просто нужно. Потому что только это и делает тебя человеком.
...В то утро, когда на телевидении записывалась последняя программа с моим участием, я на метро доехал до станции «Петроградская», заскочил в «Мак-Кафе», купил себе двойной эспрессо в бумажном стаканчике и пошагал по направлению к телецентру. В кармане куртки у меня лежал диск «Психеи». Я совсем не сомневался, что эта программа будет последней с моим участием.
Просыпаясь с утра, мы делаем первый шаг, и дальше день становится понятен до самого заката. Это как в шахматах: едва ты походишь Е2-Е4, как опытный игрок уже способен сказать, каким будет эндшпиль. Вроде бы - огромное количество вариантов, вроде бы - фигуры могут двигаться как заблагорассудится. А вот настоящей свободы выбора нет. Разве что вместо хода Е2-Е4 взять и швырнуть доску в лицо сопернику. Или разнести сцену Ледового дворца на сумму, которую ты никогда в жизни не сможешь компенсировать.
Все мы просыпаемся с утра и делаем то, что должны делать... то, что давно привыкли делать... то, что делаем, потому что иначе не умеем. Мы убиваем себя работой, монотонным выживанием, зарабатыванием и тратой денег и надеемся отсидеться - зажмурить глаза и забыть о возможности жить как-то еще. А потом приходит утро, когда ты лежишь в своей постели и не можешь поверить, будто почти сорок лет твоей жизни прошли ВОТ ТАК. Дальше что - все будет по-прежнему, да?
Моя телевизионная программа была еженедельным обозрением культурных событий. Четыре сюжета и три гостя. В конце каждой программы на титры ставилась песня, каждый раз новая. Идея состояла в том, чтобы песня как-то отражала особенности закончившейся недели. Например, если неделя выдалась теплой и солнечной, то песню подбирали такую, чтобы там упоминалось, скажем, голубое небо, а если главным событием недели становились гастроли какой-нибудь знаменитости, то в песне должно было петься о сцене, рампе и всем в таком роде.
Программа выходила не в прямом эфире, а в записи. Съемки обычно начинались около полудня. Целый штат администраторов с утра до вечера работал над тем, чтобы в положенный день гости программы доехали до студии вовремя. Однако проблемы все равно возникали почти каждый раз. Кто-то накануне напился. Кто-то в последний момент передумал. Изворачиваться и искать замены приходилось на ходу. Вместо положенных трех-четырех часов съемка могла занимать и восемь часов, и одиннадцать. Обстановка под конец каждый раз становилась нервная.
На этот раз записать все удалось относительно быстро. Я помахал рукой режиссеру, попрощался с операторами и ушел переодеваться. После записи я каждый раз снимал свои замечательные пиджаки, салфеткой стирал с лица толстый слой грима и только так становился просто человеком.
У дверей костюмерной меня догнала девушка, ассистент режиссера.
- Извините! Извините! Вы уже уходите? А как же песня?
- Песня?
- Что ставим на титры?
- Да. Действительно. Что ж мы в этот раз поставим на титры?
Та жизнь, которую ты ведешь, - она действительно принадлежит тебе? Или ты согласен играть по правилам, которые придуманы другими? Тоже, конечно, вариант - только не удивляйся потом, что, оглядываясь на сорок прожитых лет, ты не почувствуешь ничего, кроме отвращения.
Я дошел до брошенной на спинку стула собственной куртки. Вытащил из внутреннего кармана диск группы «Психея».
- Вот. Третья песня.
- Третья? Как называется?
- Зачем вам название? Просто отсчитайте третью песню.
- Хорошо. Сейчас запишу: третья песня. А какому событию этой недели она будет посвящена?
- Дню милиции.
- На этой неделе отмечается День милиции?
- Да. И на третьей песне с этого диска для милиционеров есть специальное поздравление.
Собственно, так моя работа на телевидении и закончилась. Шансов на то, что песня «Убей мента!» дойдет до эфира, разумеется, не было, но я все равно сделал то, что сделал. Просто иногда, чтобы почувствовать, что эта жизнь ДЕЙСТВИТЕЛЬНО принадлежит тебе, ее, эту жизнь, нужно собственными руками сломать.
Программа должна была выйти в эфир в тот же день, приблизительно в полдвенадцатого ночи. Я не спеша доехал до дома, съел ужин, полежал в ванне, включил телевизор, закурил сигарету. Эфир задержали, но не очень сильно - всего минут на семь. А около полуночи у меня дома раздался телефонный звонок. Мне до сих пор не очень приятно вспоминать о том, как протекал разговор.
- Ты соображаешь, что делаешь?
- Соображаю.
- Ты сумасшедший, да? Не ставят на День милиции такие песни, понимаешь? Это телевидение, парень! Здесь нельзя баловаться такими вейками, понимаешь?
- Почему нельзя?
- Ты действительно, что ли, сумасшедший? Вообще ничего не соображаешь?
- Почему «вообще ничего»? Кое-что соображаю...
- Ну так и соображай! Не устраивай неприятностей самому себе!
- Думаете, не стоит?
- Зря ты так со мной... Штука-то действительно очень серьезная...
- Так ведь и я не шучу.
Больше на работу я не выходил. Вернее, начиная с того момента никакой работы у меня больше не было. Спустя еще восемь дней я позвонил в редакцию журнала «Rolling Stone» и спросил, не могли бы они купить у меня хоть какой-нибудь текст, потому что теперь я сижу дома и совершенно не понимаю, на какие деньги стану дальше кормить свою большую семью.
в дверь «психеевской» гримерки заглянул сосредоточенный парень в черной футболке с логотипом «Red Club'a».
- Готовы? Минутки через три выходите, ладно?
Музыканты кивнули. На меня внимания больше никто не обращал. Снаружи в пятьсот глоток орал зал, рассчитанный максимум на триста пятьдесят человек. Концерт начался уже больше четырех часов назад, но все, что происходило до этой минуты, разумеется, ничего не значило. Все до единого пятьсот зрителей пришли в «Red Club», чтобы послушать «Психею». Чтоб посмотреть на «Психею». Чтобы быть вместе с «Психеей». Этого момента они ждали больше четырех часов, а теперь подождать оставалось от силы три минутки.
Я тоже пришел сюда ради этого. Я - парень взрослый. Еще чуть-чуть, и обо мне можно будет сказать, что я пожилой. За последние семь лет я набрал пятнадцать килограммов лишнего веса и привык брить полысевшую голову. Я давно забыл, каково это - быть не лысым и не толстым, а кроме того, я женат, у меня есть дети, по воскресеньям я хожу в церковь и большую часть суток думаю о том, как прокормить свою большую семью. Эту жизнь я выбрал себе сам. Это - именно та жизнь, которую я хочу вести и, надеюсь, буду вести. Потому что свобода - это делать то, что ты хочешь, а я хочу делать именно это: заботиться о жене и детях... ходить в церковь... думать о том, как прокормить свою большую семью.
Все вроде бы понятно. Но почему меня так прет от этих подонков, которые еще чуть-чуть и годились бы мне в сыновья? «Психея» и «П.Т.В.П.» - это первая русская музыка, от которой меня прет всерьез. Великий русский рок-н-ролл всегда был для меня пустым звуком. Слова «Кино» и «Аквариум» для меня - не имена богов, а всего лишь слова, означающие кино и аквариум. Грозные гитарные риффы времен Перестройки никогда не вызывали во мне ни единой мурашки - почему же от одного вида того, как Фео набрасывает на плечо ремешок гитары, я опять чувствую себя вдвое моложе?
Парни последний раз глубоко затянулись из своих мятых пластмассовых бутылочек. Друг на друга они не смотрели. У Киты были сосредоточенные глаза, у Слесаря были сосредоточенные глаза, а какими были глаза у Фео, разглядеть я не мог, потому что, сгорбившись и свесив длинные волосы на лицо, он молча сидел в дальнем углу. Недавно он рассказывал, что после каждого концерта его подолгу рвет. Едва успевает дойти до гримерки - и каждый раз одно и то же. Он говорил, что все дело в вентиляторах: горячий воздух из вентиляторов сорок минут подряд бьет ему прямо в лицо, но я думаю, он просто нервничает. За шесть лет его группа дала несколько сотен концертов, но каждый раз перед выступлением этот парень просто боится выйти на сцену. Каждый раз он все равно выходит, все равно делает то, что должен, а потом возвращается в гримерку, и его начинает рвать.
- Готовы?
- Типа того.
- Может, тогда начнете?
- А что? Можно и начать.
Свет в зале погас, но тут же зажегся снова, и вся группа уже стояла на сцене, а Фео, поджав ноги, прыгнул высоко вверх, и весь зал качнулся от этого его прыжка, а маленький, смешной Кита колдовал над своей компьютерной коробочкой, и зал все это время орал так, что музыки я почти не слышал.
На самом деле все только начинается. То, что было раньше, никакого отношения к рок-н-роллу не имеет. Реальный-то рок-н-ролл начинается только сейчас. Вот на этой сцене. Фео тянулся к микрофону и, вытягивая губы, орал, а зал от звуков его голоса покрывался складками, как будто Фео был ветром, а зал был висящей на ветру простыней. Это и было первым рок-н-роллом мироздания. Не было ничего до, и не будет ничего после.
Уже на середине первой песни на сцену выкарабкался голый по пояс, мокрый от пота и проворный как макака стейдж-дайвер. Он подтянулся на руках, закинул ноги на сцену, на секунду замер, а потом спиной вперед рухнул обратно в зал. Через минуту вслед за ним прыгнул второй... потом седьмой... семнадцатый... кто-то прыгал ногами вперед, и не исключено, что пополам ломал себе ноги, ну да и хрен с ними, с ногами! Кита, сгорбившись, извлекал из своей компьютерной коробочки такие звуки, что не прыгать было нельзя! Все должны были прыгать! Только теперь все начиналось всерьез!
Этот концерт был по-настоящему велик. Ничего подобного и не снилось мастодонтам предыдущих эпох. Поучаствовать в событии смогло всего пятьсот человек, нуда и не беда! Пятьсот человек - тоже немало!
И не важно, что материал мой в «Rolling Stone» потом так и не взяли, а вместо него напечатали интервью с певцом Аркадием Укупником. Я даже не думал на них обижаться, я все понимал. Все-таки журнал - это прежде всего коммерческий продукт. Под интервью с Укупником рекламодатели принесут много денег, а если опубликовать рассказ про группу, призывающую убивать ментов, то ведь редакцию могут и вовсе прикрыть...
И не важно, что денег в результате всего этого я так и не заработал и, как заработать, теперь уже даже не представлял. Наверное, можно смириться: у типов вроде меня никогда не бывает денег. Парням из «Психеи» сейчас чуть за двадцать. Они могут надеяться, что лучшие времена когда-нибудь настанут. Но мне-то уже тридцать пять, и я знаю: самые лучшие времена - это когда ты веришь, что лучшее впереди, а потом, после этих времен, ничего лучшего уже и не бывает.
Но все это действительно не важно. Кита на вытянутых руках уже поднял над головой свой монитор и опять с размаху грохнул его об пол, а на сцену выкарабкивались последние, еще надеющиеся успеть сигануть вниз стейдж-дайверы.
Протиснуться сквозь толпу. Подтянуться на руках. Закинуть ногу на сцену. Выпрямиться во весь рост. Оглянуться в зал.
Увидеть головы: от сцены до самого горизонта, а горизонт здесь расположен всего в пяти метрах от сцены.
Коротко разбежаться.
Оттолкнуться.
Все, что дальше, - уже не важно.
Глава 1: 2 июня 2006 года. 18:05.
У входа в петербургский «Red-Club»
Со Старо-Невского я свернул на Полтавскую. Очередь перед входом в «Red-Club» была видна от самого перекрестка. Человек сто-сто пятьдесят. Совсем молодые люди. Много красивых девушек. До начала концерта оставался еще час, а до выхода на сцену группы «Психея» - часа три. Но перед входом в «Red-Club» натрамбовалось уже столько народу, будто попасть внутрь мне не светит.
Я подошел к клубу поближе. Терпеть не могу этот район. Достал сигареты, выковырял одну из пачки, щелкнул зажигалкой. Прежде чем протискиваться к дверям, я должен был еще дождаться фотографа. Пару минут назад фотограф звонил, предупреждал, что немного опаздывает. Я курил и рассматривал молодых людей в очереди. Что-то общее в том, как все они были одеты, конечно, присутствовало, но в чем именно это общее заключается, вычленить у меня не получалось.
Много военного камуфляжа. Но не тупая милитари-дерюга из магазина «Солдат Удачи», а чистенькие пятнистые брючки. Или, скажем, t-short в зеленых разводах, а из-под них у девочек торчат.дорогие лифчики. Кроссовки с толстыми шнурками. Мой старший сын недавно просветил отсталого отца: называть такие кроссовки нужно «патрули». И очень много кофт с капюшонами. К таким кофтам я неровно дышу лет с пятнадцати. Пусть у девушек будут коротковатые ноги и неидеальная фигура, но если она носит кофту с капюшоном - я все ей прощу.
«Red-Club» - совершенно не мое место. Неудобно добираться, вечная духота внутри, да и других недостатков навалом. До сегодняшнего дня я был в этом клубе всего два раза. Один раз случайно заскочил с приятелем, а второй - ходил на концерт группы «П.Т.В.П.». Концерт был что надо. Парни в дредах, девочки в камуфляжных штанах, стейдж-дайвинг, школьницы стаскивают с потных тел футболки и трясут голыми грудками, а в паузах между трехминутными композициями лидер «П.Т.В.П.» Леха Никонов читал стихи. Стихи публика знала, похоже, наизусть.
За точность не ручаюсь, но выглядело это приблизительно так. С прической, как у Роберта Смита из «The Сurе», с накрашенными ногтями и подведенными глазами, Никонов делал шаг к самому краю сцены и выкрикивал:
Вчера я присутствовал при расстреле шлюх!
Их расстреливали голыми, а они руками прикрывали груди.
Командовал же расстрелом самый главный палач...
Микрофон в зал. Четыреста зрителей в один голос орут:
Владимир!
Владимирыч!
Путин!
Два предыдущих года я отработал на петербургском телевидении. Там у меня было собственное сорокаминутное шоу. Программа выходила вечером в воскресенье: четыре сюжета и три гостя в студии, обзор главных событий недели.
Прежде нигде и никогда я не работал дольше девяти месяцев. Да и девять месяцев непрерывной работы казались мне бесконечными, словно жизнь. А вот на канале я отработал два года. То есть в три раза дольше, чем где бы то ни было прежде.
Позапрошлым летом я с женой съездил в оплаченный отпуск, а ведь прежде я никогда не пользовался оплаченным отпуском. Зарплата у меня была огромной... почти неприличной. Она регулярно, каждое десятое число, поступала на пластиковую карточку. Жена настояла на том, чтобы мы купили квартиру побольше, - и мы купили. К концу первого года работы я вдруг заметил, что мне совершенно не хочется с телевидения увольняться. Жена затеяла сложносочиненный ремонт, и пластиковой зарплаты хватало на все ее фантазии. Руководство канала хвалило мою передачу и обещало повысить жалованье. Я понятия не имел, куда девать и те деньги, что мне уже платили.
Я привык, что, завидев меня, люди на улице улыбаются и шепчут друг другу:
Знаешь этого парня? Он телеведущий! Да-да! Телеведущий!
Следующим, вторым по счету летом история с оплаченным отпуском повторилась. Жена начала поговаривать о покупке дачи. Жизнь впервые стала понятна на много-много ходов вперед. И именно в этот момент с канала я вылетел.
Что именно произошло - если позволите, об этом я расскажу чуть попозже. Важным здесь была не причина, а следствие. Что делать дальше, куда идти и как теперь жить, я не понимал.
Итоговая воскресная программа - это всегда лицо канала. Для того чтобы вытянуть программу на подобающий уровень, средств каналы не жалеют. В Петербурге такую программу делал я. В течение недели четыре девушки-костюмерши обшаривали город в поисках того единственного пиджака, в котором в воскресенье я появлюсь на экране. Еще одна девушка, рангом пониже, отвечала за мою обувь. В день записи на студию я подъезжал к полудню, и там меня уже ждала вся съемочная бригада: режиссер, звукорежиссер, три ассистента режиссера, ассистент звукорежиссера, шесть операторов, три осветителя и еще два парня, ответственных за работу с телескопическим краном. Декорации для моего шоу каждый раз начинали монтироваться за девять часов до начала съемок. Декорации были дорогостоящие. Эскиз, по которым они были изготовлены, разрабатывался в Великобритании, а на месте детали доводил до ума тот же художник, который отвечал за декорации в фильме «Дневной дозор». Это была всесметающая машина, и я был самой главной деталью этой машины.
А кроме того, в работе телеведущего имеется еще и куча приятных нюансов. Любая проблема теперь
очень быстро решалась просто потому, что я был парнем с телеэкрана. У меня заболел ребенок, и, узнав меня в лицо, врач отвез его на консультацию к лучшему специалисту в городе. Что бы со мной ни происходило, спина всегда была прикрыта. Доходило до того, что как-то в магазине меня пытались пропустить к кассе без очереди. Жизнь была похожа на неправдоподобное кино.
Все изменилось стремительно. Вечером в воскресенье мое шоу было в последний раз показано по телевизору, а в понедельник с утра я остался без работы и больше не понимал, что делать. За два года я привык куда-то бежать, привык к лихорадочной активности - но больше бежать было некуда. Я лежал дома на диване, и никто на свете больше не показывал на меня пальцем. О покупке дачи пришлось забыть. Жена плакала: больше не будет ни регулярной зарплаты, ни улыбающихся на улице прохожих.
На дачу и на прохожих мне было наплевать. А вот с зарплатой предстояло что-то делать. Причем лучше прямо сегодня. За последние два года я привык, что деньги появляются сами, как только понадобятся. Чем-то они, деньги, были похожи на телевизионных девушек-костюмерш: тоже не лезли в глаза, но были всегда где-то рядом. На что именно я стану жить дальше, теперь было непонятно. Короче, времечко наступило так себе.
Первое, что пришло мне на ум, - нужно снова браться за диктофон. Двенадцать лет подряд я отбегал газетным репортером. По всему было видать: пора вспомнить, как это делается. Пролежав на диване первые два дня после увольнения, на третий день я поднялся, дошел до письменного стола, долго рылся в ящиках, но нашел-таки свой старый диктофон. За два года тот совсем не изменился - изменился я, но это можно было поправить.
Теперь я стоял перед входом в «Red-Club», а диктофон лежал во внутреннем кармане моей куртки. Организатором сегодняшнего мероприятия в клубе выступил московский музыкальный канал «A-ONE». Специализировался канал на «новой альтернативе», и все главные звезды этого направления были заявлены в концерте. Главной звездой являлась группа «Психея».
Накануне я позвонил в редакцию журнала «Rolling Stone» и спросил: не желают ли они, чтобы я написал для них о данном мероприятии? Все-таки совсем свежее музыкальное веяние? И, опять-таки, «Психея», о которой прежде они вроде бы не писали, - как им такой материал? В «Rolling Stone» о моем увольнении с телевидения уже знали. Выпускающий редактор журнала Леонид Новиков разговаривал со мной как с человеком, только что узнавшим о том, что он болен СПИДом. В смысле - бережно и стараясь не травмировать. Конечно! О чем речь?! Разумеется, они меня поддержат и купят репортажик про сегодняшний концерт! И вообще, все будет нормально, отчаиваться не стоит! Концерт начинался в семь вечера. Часы на экранчике моего мобильного телефона показывали без пяти шесть. Я ждал фотографа. Телефон у меня был старый. На его панели не хватало кнопки с цифрой «4». То есть позвонить по нему было можно, а вот чтобы набрать в тексте смс буквы «И», «Й», «К» или «Л», приходилось тыкать на место выпавшей кнопки карандашом или ручкой. Неудобно и очень долго.
Я докурил вторую подряд сигарету. В этот момент фотограф все-таки подошел. Мы пожали друг другу руки. Фотограф извинился за опоздание, а я сказал, что ничего страшного. Он спросил, не знаю ли я, сколько именно понадобится карточек, чтобы проиллюстрировать мой репортаж. Я сказал, что без понятия.
- А большой вообще у тебя будет текст?
- Тоже без понятия. С Новиковым я общался только по телефону. Спросить не успел.
- И я не успел. Они мне позвонили и попросили сходить с тобой. А что именно снимать, не сказал. Ты, если будешь с кем-то подробно разговаривать, позови меня, ладно? Я подсниму портреты.
Я сказал: «Ладно». Мы стали протискиваться ко входу. Честно говоря, я думал порасспросить фотографа о том, хорошо ли в «Rolling Stone» платят, ведь прежде для этого издания я не писал. Последние два года я вообще ни для кого не писал. Чертово телевидение! Были времена, когда я искренне считал себя лучшим журналистом страны, но это было давно, я умудрился забыть какие-то элементарные вещи и больше не был уверен в себе. Я вдруг стал бояться, что даже небольшой репортажик о концерте группы «Психея» у меня может не получиться... или получится, но очень плохой... и что тогда я стану делать? Как прокормлю семью? Впрочем, с другой стороны, не мог же я забыть вообще все? Какие-то профессиональные навыки должны были у меня остаться, ведь правда?
Фотограф протискивался к дверям впереди меня. Он был невысокий и плотный. Кофр с камерой он локтем прижимал к себе. Мы почти добрались до дверей, когда мне на плечо положил руку совсем молодой парень весь в татуировках и в футболке с надписью «Психея». У парня были странные глаза: то ли гашиш, то ли водка. Я так давно не ходил в заведения вроде «Red-Club'a», что даже отучился различать гашиш и водку.
Парень мне улыбнулся:
- Ты на концерт?
Я кивнул. Алкоголем от парня не пахло. Наверное, все-таки гашиш.
- У меня не хватает на билет. Добавь немного, а? Там сегодня будет то, что я обязательно должен посмотреть! Я бы не стал просить, поверь, но мне просто необходимо попасть на этот концерт, понимаешь? Такого концерта не было никогда и не будет больше, понимаешь? А чтобы ты не думал, будто я попрошайка, взамен, в качестве платы, я готов, дружище, отдать тебе свои трусы.
Парень действительно вынул из кармана трусы и протянул их мне. Трусы были довольно грязными.
Глава 2: За два года до концерта
Той весной, когда на экраны вышла последняя серия фильма «Властелин Колец», один поклонник писателя Толкина долго просвещал меня насчет того, как именно появился мир, в котором живут герои фильма. Сам я Толкина не читал, поэтому слушал внимательно.
- Понимаешь, - объяснял собеседник, - всего мир насчитывает четыре эпохи.
- Понимаю, - кивал я.
- Как бы четыре поколения, понимаешь?
- Понимаю-понимаю.
- Сперва на свете жили древние боги. Но это было так давно, что от той эпохи нам, нынешним, почти ничего не досталось. Только воспоминание о древних богах. Потом наступила эльфийская эра. Это было самое лучшее время, воистину великая эпоха, - и она не могла не закончиться катастрофой. После эльфов миром правили гоблины, гномы, орки и всякая прочая подземная нечисть. Вернее, они не то чтобы нечисть - просто им досталось сложное время, и, чтобы выжить, все они вели чисто подземное существование. А уже после них наступило то время, в которое все мы живем. Понимаешь?
А еще той же весной в наш город приехал Алексей Хвостенко. Также известный как Хвост. Личность эта легендарная, но той легендарностью, когда бывает очень трудно объяснить, в чем именно эта легендарность состоит.
Ну Хвост. Ну приехал. Кто хоть такой-то? То есть все краем уха слышали, что вроде бы именно Хвост придумал весь русский рок-н-ролл и написал знаменитую песню «Над небом голубым». Но на полноценную легенду это не тянуло.
На самом деле по основной специальности Хвостенко поэт. Ну и еще немного скульптор. На протяжении всех 1960-х годов он только и делал, что пьянствовал с парочкой приятелей. В перерыве между попойками Хвост создал целых два новых литературных течения, написал десяток пьес, расшифровал иероглифы острова Пасхи и изобрел весь русский рок-н-ролл. Но это мелочи, потому что в основном-то он просто пил красное вино.
В 1968-м Хвост уехал из Петербурга. Сперва в Москву, потом в Париж. Там он продолжал вести ту же жизнь, к которой привык на исторической родине. В Париже он завел себе огромный сквот. Там у него было много музыки, алкоголя и женщин, готовых ради своего шестидесятитрехлетнего секс-символа на все. Жизнь была настолько расслабленной, что на протяжении почти двадцати лет у Хвоста не было даже внятного гражданства. Только весной 2004-го президент Путин распорядился оформить бездомному парижанину российский паспорт. Ради этого-то легенда и посетила мой город.
Черт его знает, когда он появился, этот русский рок-н-ролл. Черт его знает, кто его на самом деле придумал. Может быть, действительно Хвост, но может статься, что вовсе и не он. Говорят, уже в середине 1960-х какие-то петербургские умники уже пилили что-то забористое на самодельных гитарках, да только было это так давно, что от той эпохи нам, нынешним, почти ничего не досталось.
только воспоминания о древних богах
эмигрировал в Великобританию и сделал там кое-какую карьеру в кино: вместе с Брюсом Уиллисом снялся в фильме «Шакал», а потом еще и в какой-то ленте Гая Ричи. Иногда Степанов приезжает в Петербург. Можно было бы позвонить ему и спросить: кто же, черт возьми, выдумал этот русский рок-н-ролл? Да только кто будет этим заниматься? Все это было так давно, что нам, нынешним, от той мифической поры почти ничего не досталось.
Осколки исчезнувшего мира все еще целы. В принципе, если заняться этим всерьез, то можно было бы навести справки. Все эти люди живы: жив Владимир Рекшан, написавший в перестроечные годы книжку, в которой уверял, будто самая первая звезда рок-н-ролла - это созданная им в 1968 году группа «Санкт-Петербург». Сегодня Рекшана можно запросто встретить в галерее «Борей». Там для знакомых открыт недорогой буфетик, и Рекшан заходит в «Борей» перекусить. Садится за столик, не торопясь кушает гречневую кашу. Долговязый немолодой человек. Ни за что не поверишь, будто рок-концерты с визжащими фанатками и летящими на сцену мокрыми трусиками он давал в Петербурге еще при Хрущеве. Живы участники допотопной группы «Лесные братья», которые даже для Рекшана были древними. Сегодня под названием «Братья Жемчужные» эти люди играют русский шансон. Жив Юрий Степанов из совсем уж мифической группы «Мифы». Лет тридцать назад Степанов Хвост отсутствовал в Петербурге почти сорок лет. А позапрошлой весной он наконец вернулся, получил российский паспорт и выступил вместе с группой «АукцЫон». Совместный концерт двух легенд обещал стать взрывом... но не стал.
Выступление выглядело как плохо срежиссированный цирк. Музыканты бестолково бродили между динамиками, болтали со зрителями, махали рукой кому-то в задних рядах и вытаскивали на сцену не очень понятных бородачей. Сам Хвост выполз на сцену смертельно пьяным. Он кривлялся, ронял гитару, хихикал в нечесаную бороду и толком не смог сыграть ни единой песни. Пару раз он чуть не кувырнулся со сцены.
В толпе меня прижало к взрослому, официально одетому мужчине. Тот покачал головой, повернулся ко мне и прокомментировал:
- Хорошо, что Хвост живет во Франции. Там его научили пить красное вино. Жил бы в России, пил бы водку - давно бы умер.
Хвост придумал весь русский рок-н-ролл. В мифической древности он написал песню «Над небом голубым», которую потом пел Гребенщиков, и песню «Орландина», прославившую группу «Колибри». А вот «АукцЫон» - это уже совсем другая история. «АукцЫон» - это следующее, «рок-клубовская» волна. Парни, заставшие самое лучшее время.
воистину великую эпоху в 1960-х русский рок-н-ролл уже существовал. Да только знали об этом редкие счастливчики. В 1980-м эта музыка взорвала страну. Поколение Рок-клуба дернуло струны своих бас-гитар, и от этого звука СССР пал. Эхо взрыва и до сих пор звучит из каждого радиоприемника. Но герои великой рок-революции по одному сходят со сцены. Издалека фронтмен группы «АукцЫон» Олег Гаркуша до сих пор выглядит все тем же долговязым подростком, что и двадцать лет назад. И его танцы, напоминающие эпилептический припадок, тоже совсем не изменились. Но вблизи видно: Гаркуша - пожилой человек. Седой и усталый.
Хвосту уже исполнилось шестьдесят. Гаркуше уже исполнилось сорок пять. В этом году русскому рок-н-роллу исполнилось сорок. Кажется, эта музыка появилась вчера. Хотя на самом деле за сорок лет на сцене успело смениться четыре поколения музыкантов. Сперва это был Хвост и косматые хард-рокеры 1970-х. Потом - живые боги Ленинградского Рок-клуба. Потом - панки из клуба «TaMtAm».
это было самое лучшее время... воистину великая эпоха... и она не могла не закончиться катастрофой...
Каждое следующее поколение считало себя революционерами. Музыканты верили, что дают этой музыке какую-то новую жизнь. Но в чем именно состоит новизна из нынешнего, 2006 года уже и не разглядеть.
Хвост... Гаркуша... Те, кто пилил свои гитары в 1990-х... Теперь они просто взрослые и усталые люди... Их кожаные джинсы здорово вытерлись. Да и кожа на лицах уже не так свежа, как в 1980-х...
Так получилось, что интервью, которое Хвост дал моей телевизионной программе, оказалось последним в его жизни.
Мне позвонил хозяин рок-н-ролльного магазинчика «CastleRock». Он сказал, что сегодня у него в магазине Хвосту будут делать татуировку. Не интересует ли меня все это дело снять?
- Хвосту? Татуировку? Ему же семьдесят лет! Куда ему татуировка?
- Вот-вот! Ему семьдесят лет, он изобрел русский рок-н-ролл, а татуировок на теле у Хвоста до сих пор нет. Самое время этим заняться.
Я задумался. В принципе, событие могло быть действительно интересным.
- Во сколько все это начнется?
- Часов в шесть. Но если хотите, можете подъехать попозже.
- Хорошо. В шесть. Если будут пробки - чуть позже.
- Приезжайте. Правда, будет интересно.
К «CastleRock’y» я подъехал из дому на метро. А съемочная бригада пробивалась из телецентра на редакционном автобусе. Разумеется, в пути они застряли. Иногда администратор группы звонила мне и спрашивала: не пропускают ли они чего-нибудь интересненького? Я отвечал, что нет.
- Вообще ничего?
- Что вы тут можете пропустить? Пока что все просто пьют. Добирайтесь спокойно.
«CastteRock» расположен в самом криминальном районе города: ровно напротив Московского вокзала в проходных дворах между Лиговкой и Пушкинской улицей. Огибаете толпу цыганских попрошаек, проходите мимо бабулечек, предлагающих приезжим недорогую девочку, сворачиваете под арку, долго шагаете через длинный, похожий на туннель проход и попадаете во двор. По проваленным кособоким ступеням нужно спуститься в подвал. Там вас оглушает звучащая сразу из двадцати колонок музыка. Это и есть старейший в городе рок-н-ролльный магазин «CastleRock».
Хозяин магазина - здоровый наголо бритый мужчина по имени Леонид. По слухам, какое-то время назад Леонид был профессиональным военным и служил в армии Израиля. А потом плюнул, вернулся в Россию и теперь торгует альбомами русских хэви-металистов в самом криминальном районе города.
Чтобы посмотреть на прилюдное татуирование Хвоста, в магазин пришло довольно много народу. Зрители бродили по залу. Хвост пил свое вечное красное вино. Потом Леонид сказал, что можно, наверное, и начать. Хвост стащил свитер и футболку, а тату-мастер натянул резиновые перчатки. Под футболкой Хвост был пьяный и тощий. Тело у него было таким, каким только и может быть тело почти семидесятилетнего беспробудно пьющего человека. Тату-мастер начал наносить на дряблую кожу татуировку. Сперва зрители столпились вокруг и наблюдали, а потом всем надоело. Моя бригада все еще стояла в пробках. Хвост вроде бы задремал в кресле. Приехавшие с ним из Парижа патлатые типы в косухах старались особенно не звенеть бутылками и покрикивали на мастера, чтобы он аккуратнее иголкой своей махал не видит, что ли, устал человек? Потом редакционный автобус въехал-таки во двор. Оператор с камерой спустился в подвал. Хвоста разбудили. Он водил по сторонам ничего не понимающим взором. Оператор протиснулся поближе, осмотрел помещение и скривился: - Здесь очень темно. Может, на улицу? Про себя я подумал, что в таком состоянии Хвост до улицы просто не дойдет. И вообще, зря я все это затеял. Почитатели хвостовского таланта помогли расклеившемуся кумиру натянуть свитер, подхватили под руки и помогли выбраться на улицу. Я сильно сомневался, что Хвост соображает, где находится. Интервью вышло никудышным. Вспомнить, в каком именно году он его придумал, этот русский рок-н-ролл. Хвост так и не смог. Через десять минут оператор выключил камеру, и Хвоста увели назад в подвал, доделывать тату. А потом он уехал к себе в Париж и через три месяца там умер...
Считается, будто рок-н-ролл - дело молодых. Музыка бунта и все такое. Но только не в России. У нас всем главным рок-звездам давно исполнилось сорок. За четыре десятилетия в этой музыке успело смениться четыре поколения. Каждое из них пробивалось наверх с трудом и достигало вершины как раз к сорока.
Неплохой возраст, чтобы получить негласный сертификат соответствия: только после сорока каждый из них и становится реальной рок-звездой. Отныне за . будущее можно быть спокойным: до конца дней тебя будут показывать по телевизору и печатать в глянцевых журналах рецензии на твои альбомы. Слушать эти альбомы никто уже не станет, зато рецензии тебе гарантированы.
В XXI веке на смену Хвосту, на смену Гаркуше, на смену панк-поколению 1990-х пришли новые люди. «Четвертая волна» русского рок-н-ролла. Этих музыкантов никто не ждал, и никто не обрадовался их приходу. Замечать новичков никто не собирался - вот стукнет им сорок, тогда и поговорим, а пока говорить не о чем.
Однако к 200б-му стало ясно, что совсем не замечать двадцатилетних негодяев уже невозможно.
потому что после всяких легендарных эпох теперь наконец наступило время, в которое все мы живем.
Глава 3: 2 июня 2006 года. 18:52. В «Red-Club'e»
Я вполуха слушал, как корреспондентик неизвестного мне издания пытает парня из руководства канала «A-ONE».
- А все-таки, что вы будете показывать?
- Мы будем показывать у себя на канале новую альтернативную музыку.
- Только иностранную? Или русскую тоже?
- Русскую тоже.
- Вы считаете, такой музыки наберется на полноценное вещание? Не боитесь, что через неделю вам будет нечего показывать?
- Да ладно! «Новая русская альтернатива» - штука помассовее, чем русский хип-хоп. Есть радиостанции, крутящие только хип-хоп, и никакого дефицита исполнителей они не испытывают.
- Хип-хоп - хип-хопом. А что с «альтернативой?»
- В одном только Лос-Анджелесе эту музыку играет несколько сотен групп.
- А у нас?
- И у нас.
- Несколько сотен?
- Несколько сотен! Может быть, даже несколько тысяч.
- И вы будете их показывать?
- И мы будем их показывать. Корреспондентик был настырен. Что, черт побери,
за издание он представляет? Надо будет потом спросить. Я закурил новую сигарету.
Сегодняшний концерт был посвящен важному событию. Московский канал «A-ONE» начинает вещание
на Петербург. Новый музыкальный канал будет транслировать на мой город новую альтернативную музыку.
Что это за музыка, внятно объяснить никто не может. Зато посвященный ей телеканал уже есть. Музыка, которую москвичи собираются гнать в эфир, настолько новая, что у нее толком и названия-то нет. В разговорах все предпочитают использовать ничего не значащий псевдоним «новая альтернатива».
Впрочем, когда в 1950-х рок-н-ролл только-только появился, каждый исполнитель тоже сам придумывал этому стилю особое название. Какое именно словечко приживется для обозначения музыки, которую играют сегодня, ясно станет лет через семь. К тому времени прыгающим в зале грудастым девочкам уже стукнет тридцать, мне будет здорово за сорок, а кто-то из выступающих сегодня музыкантов нелепо и ужасно погибнет.
- Вы это всерьез, насчет нескольких сотен групп? И все хорошего качества?
- Качество - вопрос сложный. В основном, конечно, то, что они играют, - полная туфта. Но их сотни, понимаете? И уж три-четыре, конечно, очень интересны.
- Какие это «три-четыре»?
- «Психея». «Amatory». «Jane Air». Именно на эти три коллектива мы делаем особую ставку.
Я докурил сигарету, раздавил ее в пепельнице с логотипом «Red-Club'a» на боку и усмехнулся. «Психея», «Amatory» и «Jane Air». Или «Психея», «Jane Air» и «Amatory». Всегда только эти трое. «Четвертая волна».
Три группы, которые олицетворяют то, чем русский рок-н-ролл станет завтра. Три группы, про которые я пришел написать для журнала «Rolling Stone».
Все три команды - петербургские. А денег на их музыке наживут москвичи. Что, впрочем, и нормально. Сами-то петербуржцы такой ерундой заниматься не станут. Мы, северяне, всегда были склонны усложнять простые вещи.
Вот. Скажем, ночные клубы. Казалось бы, очень простая штука. Договорись с контролирующими органами, чтобы тебе разрешили работать до шести утра, пригласи приятных людей, закупи достаточное количество водки, или что там станут потреблять твои клиенты, - вот тебе и найт-клаб. В Москве так и делают - и это неплохо.
В моем городе начинается все тоже так. Только потом выясняется, что вместо улыбчивой молодежи твое заведение вдруг стали посещать какие-то депрессивные типы с гитарами... или с недописанной поэмой в кармане плаща... и вместо того, чтобы просто повеселиться, они вдруг открыли новую страницу культуры, сразу после этого поумирали, и выручки у тебя нет, зато на твоем клубе висит дюжина мемориальных досок. Охрана «Red-Club'a» вела себя нагло, как постовые милиционеры где-нибудь ночью в новостройках, когда они уверены, что никакая скотина не помешает им вдоволь наиздеваться над подвернувшимся прохожим. Клубные охранники заставили меня вывернуть карманы, ткнули кулаком в живот и несколько раз, брызгаясь слюнями, прокричали прямо в лицо совет не переть напролом, пока не схлопотал в дыню.
В этом клубе наглая охрана и крошечный первый этаж. Если ты не профессиональный регбист, о том, чтобы протиснуться к барной стойке, можешь даже не мечтать. Но концерты «новой альтернативы» проводятся только здесь, и еще в клубе «Порт», а больше нигде. В «Порту» все помягче и не так тесно, но все равно - это совсем не мои места. Я - почти сорокалетний лысый парень с избыточным весом и двумя детьми. По своей воле ни в «Порт», ни в «Red-Club» я не пошел бы никогда в жизни.
После того как мы прошли внутрь, фотограф сказал, что пойдет немного поснимает, и исчез. На первом этаже клуба было нечем дышать и постоянно толкались. Я попробовал закурить, но даже это здесь было проблематично. Я поднялся на второй этаж. Там было посвободнее. В дальнем левом углу, отгороженные от остального клуба цепочкой, начинались служебные помещения. Я приподнял цепочку, кряхтя пролез под ней и зашел в гримерку группы «Психея».
Вдоль стен в гримерке стояли невысокие диванчики. На диванчиках сидели музыканты. Посреди помещения стоял невысокий стол. Он весь был заставлен пустыми пол-литровыми бутылочками из-под кока-колы. Когда я увидел эти бутылочки в первый раз, то, помню, удивился: почему столько мусора? Сейчас я уже знал: бутылочки - не мусор, а важный инвентарь. С их помощью музыканты курят гашиш: набрасывают внутрь курящихся комочков и потом вдыхают дым через горлышко.
Или не через горлышко?.. Или не вдыхают?.. Я не очень хорошо во всем этом разбираюсь. И вообще, для последних веяний в сфере культуры я чересчур староват.
Группа «Психея» была на месте. Я вошел и поздоровался. Парни пожали мне руку. Гримироваться в своей гримерке никто из них даже и не собирался. В основном музыканты прикладывались к бутылочкам и молчали. До выхода на сцену у «Психеи» оставалась еще куча времени.
Самая первая песня, которую я услышал в исполнении «Психеи», называлась «Убей мента!». Песня была просто отличная. Какое-то время тому назад директор звукозаписывающей компании «КапКан-Records» подарил мне DVD-диск, на котором я нашел даже снятый на эту песню клип. Клип тоже был очень хороший. Концертные записи группы я вообще смотрел много раз, но вот сколько именно народу выступает в «Психее», сосчитать ни разу так и не смог.
Вокалист по имени Фео. Басист по кличке Слесарь. Компьютерщик, которого все зовут Кита. Вроде бы есть еще штатный диджей, барабанщик и вроде бы второй фронтмен. Но сколько, черт возьми, их всего? я сажусь на диванчик возле Фео. На лице у Фео десять сережек: в носу, в губе, в бровях... На предплечьях - длиннющие сложносочиненные татуировки; на левой написано MY LIFE, а на правой - IS MINE. Все вместе означает: «Эта жизнь принадлежит мне!». Музыканты болтают, спускаются побродить в зал, но в основном просто молчат. Они вообще не очень разговорчивые. Парни курят гашиш, а я достаю из пачки все новые сигареты. Наверное, с их точки зрения, я занимаюсь несусветной глупостью.
Даже в гримерке слышен грохот, доносящийся с первого этажа. Там на сцену уже вышла первая группа. Хэдлайнером сегодняшнего концерта является «Психея», однако до нее на сцену выйдет еще несколько коллективов. Я в сотый раз думаю о том, что «Red-Club» - совсем не мое место.
Клубы не живут долго. От двух до пяти лет - и привет. Клуб со стажем работы семь лет- ветеран. Клуб, работающий десятилетие, неправдоподобен, как живой мамонт.
Те клубы, в которые я начинал ходить десять лет назад, давно закрылись: перекрытия снесены, стекла замазаны краской, вывески проржавели, названия забылись. Была бы моя воля, я бы и до сих пор сидел в «Wild Side» или в «Цинике». Да только кто их сегодня вспомнит, а?
С этими клубами у меня много чего связано. Например, в клубе «Циник» я познакомился с Леонидом Новиковым, выпускающим редактором журнала «Rolling Stone». Тогда Леонид стоял в очереди передо мной, а я был смертельно пьян. Слово за слово; развернувшись, я саданул собеседнику кулаком в лицо и был тут же выведен милицией из клуба вон, но не успокоился, вернулся в «Циник», подскочил к столу, за которым сидел Леонид, и попытался садануть еще раз. Так и познакомились.
Прошло несколько лет, и именно к этому парню я пришел просить средств на жизнь. Меня выгнали с работы, у меня не осталось никаких иных источников заработка, я с ужасом смотрел в завтрашний день и, чтобы хоть как-то выжить, должен был обращаться с просьбой к человеку, с которым познакомился, треснув ему по носу в «Цинике». Нормально, да?
Мне неловко вспоминать о том давнишнем эпизоде. Тем более что такая манера поведения - вовсе не мой стиль. При первом подвернувшемся случае я принес Леониду извинения. Но дружить домами после такого начала, сами понимаете, не вышло.
Когда мне было двадцать лет, драться в клубах считалось хорошим тоном. Да только времена эти давно прошли. Во времена моего тинейджерства панки, наслушавшись «Объекта Насмешек», били морду всему, что двигалось. Металлисты трясли башками под «АС/DC» и цепями молотили тех, кто слушал «Ассерt» Рокабилы выходили из самого первого в России музыкального клуба «TaMtAm» и с бритвами наперевес бросались резать ментов. Это было нормально. Тот, кто слушает агрессивную музыку, и сам должен быть агрессивен. А вот нынешние двадцатилетние - вовсе не таковы. Это первое поколение молодых людей, четко проводящих границу между музыкой и жизнью. Несколько сотен человек, набившихся сегодня внутрь «Red-Club'a», выглядят как папуасы... они покрыты пирсингом, завиты в дреды, разрисованы татуировками... они прыгают вниз головой со сцены, а в лица у них вставлено по полкило металла... но если кто-то из] них случайно наступит тебе на ногу, то улыбнется и скажет: «Извините, пожалуйста!»
Может быть, дело в гашише?.. Гашиш делает человека мягче... покладистее... а может, и не в гашише... а в том, что к концу 1990-х обычай драться в клубах сам собой исчез. Как тут подерешься, если ты бьешь парня кулаком по лицу, а он в ответ достает ствол и сносит тебе полчерепа? Кто не научился быть добрее, давно уехал на кладбище. Выжившие предпочитают улыбаться.
Клубы, к которым я привык, давно закрыты. Манера поведения, которая для меня естественна, считается бестактной. Группы, которые я люблю, - давно ретро. Или вот еще штука, которой не было во времена моего двадцатилетия, - стейдж-дайвинг. В смысле разбежаться и головой вниз сигануть со сцены. В руки зрителей - как в волну.
Никогда не мог понять эту забаву. Еще в конце XX века я как-то зашел на концерт группы «Bloodhound Gang». Во время выступления кто-то из команды разбежался и лихо нырнул в объятия фанатов. Да только фанаты не поняли порыва и расступились... Обратно за кулисы прыгуна унесли. Концерт группа доигрывала уже без него.
Я все еще сидел на втором этаже «Red-Club'a». Вокруг меня сидели, болтали, ходили и вдыхали черт знает что музыканты лучшей отечественной группы 2000-х годов. А я был толстый, лысый и безработный. Мнe было душно, и из всех, кто пришел сегодня послушать «Психею», я был, наверное, самым старым.
Я выковырял из кармана мобильный телефон и посмотрел на часы. Некоторое время я думал над тем, что, может быть, стоит плюнуть на все это и уехать домой? Но тогда что бы я написал для журнала «Rolling Stone»? И что бы тогда стала есть моя большая семья?
Глава 4: За 7 месяцев до концерта.
Утром мне позвонил Саша Долгов. Вежливо спросил, удобно ли мне говорить. Я сказал, что да, удобно.
- Знаете, по какому поводу я вам звоню?
- Думаю, что по тому же, что и в прошлом году. Да? -Да.
- Опять вручаете свои премии?
- Опять вручаем. Саша Долгов - главный редактор журнала «FUZZ».
И организатор ежегодного FUZZ-фестиваля. В рамках этого мероприятия он ежегодно вручает лучшим рок-музыкантам страны призы: «Лучшая группа»... «Лучший альбом»... «Лучшая песня»... С музыкантами у Долгова проблем нет. Уже десять лет победители его конкурса - это одни и те же люди. Проблемы возникают с теми, кто мог бы выйти на сцену и вручить победителю статуэтку. В прошлом году одну из премий вручал я.
- Спасибо, Александр, за ваше ко мне доверие. Кому вы хотите, чтобы я выдал приз на этот раз?
- Приходите в «Юбилейный». Все объясню на месте.
- Ну хотя бы намекните! Кто победил в вашем конкурсе на этот раз?
- Исключительно достойные люди!
День только начинался. Плечом прижимая телефонную трубку к уху, я дошагал до кухни и копался с кофеваркой. Мне хотелось сказать Долгову, что «исключительно достойные» люди, которым он уже полтора десятилетия раздает свои статуэтки, всем давно осточертели и не пора ли обратить внимание на новое поколение, но долго разговаривать по мобильному телефону экономный Долгов не стал. Сказал, что увидимся уже на концерте, и попрощался. Я положил телефон на кухонный стол, все-таки сварил себе кофе и закурил первую утреннюю сигарету.
в прошлом году на долговском FUZZ-фестивале я вручал премию в номинации «Лучшая песня». Победил в тот раз Вячеслав Бутусов с песней «Девочка».
Прежде чем заняться изданием рок-ролльного журнала. Долгов был флотским офицером. Я видел фотографии, где он в черной форме и белой фуражке стоит на корме здоровенной подводной лодки. Не исключено, что атомной. Не исключено, что там на своей лодке Долгов получил какое-нибудь секретное флотское облучение, потому что за последние лет пятнадцать этот парень совсем не изменился. По всем прикидкам, сегодня ему должно быть к пятидесяти. Но выглядит он куда лучше тридцатипятилетнего меня.
Организовано у Долгова на фестивале все было по-военному четко. За семь минут до того, как я должен был выйти на сцену. Долгов выловил меня в коридорах Дворца спорта «Юбилейный» и отвел к сцене. Велел стоять здесь и никуда не уходить.
На сцене заканчивала выступать предыдущая группа. Я послушно пристроился на металлической лесенке, ведущей за кулисы. Группа докривлялась, собрала инструменты, смотала за собой провода и освободила место. Рядом со мной стоял парень, громко, через микрофон, объявлявший следующую номинацию. По основной профессии парень был радиоведущим. Орать в микрон у него получалось здорово.
Сама процедура несложна: забираешься на сцену, если хочешь, можешь сказать какие-то слова от себя, потом распечатываешь конверт и громко зачитываешь имя победителя. Я вышел на сцену и огляделся.
Пол у меня под ногами был выложен грязными нестругаными досками. Снизу, из зала, сцена кажется не очень большой, хотя на самом деле она огромна, как стадион. Аккуратно переступая через провода, я подошел поближе к краю. Отсюда Дворец казался крошечным, как чашка утреннего кофе.
Что за слова положено говорить, я не знал, а на месте придумывать было поздно. Я просто распечатал конверт и прочел:
- Вячеслав Бутусов! Песня «Девочка»!
Из зала что-то заорали. Отсюда, с высоты, это было даже не очень громко. Стоявший в тени Бутусов подошел поближе. Я отдал ему статуэтку и пожал руку. У Бутусова были черные, сросшиеся на переносице брови. Говорят, это признак мизантропии, и в данном случае это правда. Людей Бутусов не любит. А уж пьяных подростков, верещавших в зале у него под ногами, он не любит особенно.
Забрав у меня из рук статуэтку, Бутусов помахал ею в воздухе, а потом незаметно передал в руки Долгову. В тот вечер статуэтку всем победителям вручали одну и ту же. То ли спонсоры не успели подвезти остальные статуэтки, то ли Долгов сэкономил на металле. Оно и правильно: думаю, у того же Бутусова статуэток столько, что одной больше, одной меньше, - роли уже не играет.
После прошлогоднего FUZZ-фестиваля я дошел до ближайшего музыкального магазина и купил себе mpЗ-пластинку со всеми альбомами бутусовской группы «Наутилус Помпилиус». В середине 2000-х годов я впервые в жизни послушал то, что вся остальная страна слушала двадцать лет назад. Ранние альбомы Бутусова показались мне действительно очень хорошими.
На диске имелись не только студийные треки, но и концертные записи группы. На них в паузах между песнями слышны крики тысяч слушателей. Но вот моего голоса на этих записях нет. Великий русский рок-н-ролл 1980-х грохотал в моем собственном городе, будущие легенды ходили по тем же улицам, что и я, сидели в тех же кафе, что и я, даже девушки у нас иногда бывали общие. Но ничего кроме презрения к этим типам с сальными волосами двадцать лет назад j я не испытывал. Сегодня я искренне уверен, что все эти люди - живые легенды. Тогда я бы лишь рассмеялся, если бы кто-то высказал подобную глупость в моем присутствии.
Скажу честно: вообще-то, я лузер. Я никогда не бываю в правильном месте в правильное время. Обо всех самых важных вещах я узнаю с опозданием на годы. Конец 1980-х был славной рок-н-ролльной революцией. Но я ее не застал. Пятнадцать лет подряд я жил почти напротив Рок-клуба - и ни разу туда не зашел. В конце 1980-х я слушал «The Сиге», по-английски читал Хантера Томпсона, и если при мне упоминали русский рок-н-ролл, не мог пересилить брезгливость. Прошло двадцать лет, и я понимаю: именно там ковалась моя сегодняшняя страна. Но как это происходило, я не заметил.
В 1991 году я встречался с несовершеннолетней, но дико красивой девушкой. Встречаясь, мы часами не вылезали из постели... она вела себя так, что часы заканчивались моментально, и сразу хотелось, чтобы они начались снова... правда, в остальное время пойти нам было некуда. Ленинград начала 1990-х был очень тоскливым городом. Как-то случайно мы зарулили во Дворец спорта «Юбилейный». Оказалось, что в тот день в «Юбилейном» выступает группа «Кино».
Со временем выяснилось, что это было самое последнее выступление Цоя в родном городе. Я помню, что свет в зале почему-то горел на полную. И сам Дворец спорта был заполнен от силы на треть. Еще помню, как после концерта мы дошли до безлюдной набережной Невы и подружка прямо там сползла на корточки и я был уверен, что потеряю-таки сознание прямо здесь, на набережной... Но вот самого концерта я не помню совершенно. Ни лица Цоя, ни единой песни - ничего!
Тогда страна переживала великую рок-н-ролльную революцию. Эхо эпохи гремит по стадионам и до сих пор. Но музыка 1980-х не была интересна мне тогда - не интересна и сейчас.
в этом году на FUZZ-фестивале все происходило точно так же, как и в прошлом. За исключением того, что пожарная инспекция запретила курить в гримерках и музыканты выходили на улицу. Бутусов в закончившемся году ничем особенным не отличился, и премию на этот раз я вручал группе «Агата Кристи».
В «Юбилейный» я подъехал к семи вечера. Концерт уже начался. Долгов поймал меня у входа и проинструктировал, куда именно и во сколько я должен подойти. Я пообещал следовать инструкциям.
По ту сторону сцены бродила целая толпа уродливых девушек и сальнорожих молодых людей. Именно так выглядела отечественная музыкальная пресса. Люди, не способные сформулировать ни единого вопроса. Люди, не интересующиеся ничем на свете. Люди, не способные увидеть событие, даже если событие само на танке въедет к ним в редакцию. Люди, которые в любой стране мира были бы признаны «лицами с ограниченными умственными возможностями» и отправлены проходить курс реабилитации - и только в России формирующие общественное мнение. Русские журналисты. Люди, каждый из которых несет персональную ответственность за то, что в России столь ущербный шоу-бизнес, у русских столь чудовищные вкусы, а у страны в целом - абсолютно беспросветное будущее.
Общаться с коллегами мне не хотелось. Ничего кроме омерзения русские журналисты у меня уже давно не вызывают. Большую часть времени перед выходом на сцену я просидел в гримерке у знакомых музыкантов. Сальнорожие иногда совали нос внутрь, но зайти не решались. Около половины десятого Долгов позвонил мне на мобильный телефон и сказал, что пора подойти к сцене. Следующий выход - мой. Я вышел из гримерки и стал протискиваться поближе к сцене.
Возле лесенки, ведущей за кулисы, уже стояли парни из «Агаты Кристи» и стоял, держа в руках статуэтку. Долгов. Музыканты были смешными, невысокими и полными. Они напоминали медвежат из «StarWarsVI». Стоявшая здесь же девушка-фотограф навела на гитариста группы Глеба Самойлова камеру. Он поморщился, замотал шею шарфом и, перекрикивая музыку, пояснил:
- Второй подбородок!.. Снимите меня так, чтобы второго подбородка было не разглядеть!..
Долгов замахал руками: хватит болтать! Все выходим на сцену. В этом году статуэток хватило уже на всех - может быть, Долгов нашел спонсора посостоятельнее? Правда, победители были все те же. Премия FUZZ существует лет десять, и получают ее каждый год одни и те же люди. Ну, может, иногда меняясь очередностью. Весь русский рок-н-ролл - это уже давно пятнадцать названий, и ничего кардинально нового в этой области вроде бы не предвидится.
Я распечатал конверт, громко прочитал: «Агата Кристи!», отдал музыкантам статуэтку, спустился по металлической лесенке со сцены, выбрался из зала и решил выкурить сигарету на улице.
Дело происходило весной. Снаружи было даже еще не темно. У самого выхода стоял мультипликатор Олег Куваев. От него, конечно же, пахло алкоголем, но совсем пьяным Олег не был. На фестивале он тоже вручал кому-то статуэтку.
Мы помолчали. Потом я спросил, как ему концерт. Как ему выступающие коллективы.
- Говно, а не коллективы.
- Все до единого? Кому ты вручал статуэтку?
- «Королю и Шуту».
- «Король и Шут» тоже говно?
- Почему сразу говно? «Король и Шут» очень нравятся моему сыну.
- Что же в таком случае слушаешь ты?
- Что-то поновее. Что-то сегодняшнее. Не обязательно же всю жизнь слушать рок-клубовское ретро. Знаешь, кто писал музыку для наших последних мультфильмов с Масяней?
- Кто?
- Группа «Психея». Вернее, не вся группа, а их компьютерщик Кита. Знаешь его?
Куваев посмотрел на меня. Последний раз затянулся и выкинул докуренную сигарету.
- На самом деле я думаю, что эти парни - главное, что есть в сегодняшней музыке. А как думаешь ты?
Глава 5: Клуб «Полигон».
Все началось в холодном и голодном 1996 году. Тогда стало окончательно ясно: никакого русского рок-н-ролла больше не будет. Эта старая, дряхлая, смертельно больная музыка никому не нужна. Отныне ее место займут веселые танцы со стриптизерками и ди-джеями. Группы, успевшие сделать себе громкое имя во времена Перестройки, теперь не вылезали с европейских гастролей. Музыканты следующего поколения, попробовавшие поднять голову в 1990-х, теперь массово гибли от героина. Первый независимый русский рок-н-ролльный клуб «TaMtAm» доживал последние дни, а клубы, пытавшиеся продолжить его дело, влачили жалкое существование.
Середина 1990-х - наиболее жесткий кризис идей за всю историю рок-н-ролла. Так было не только в России - так было по всему миру. Сколько существует эта музыка, столько идут разговоры о том, что, мол, реальный-то рок-н-ролл давно мертв. Но тут дело обстояло действительно серьезно. Ничего нового в гитарной музыке не появлялось уже больше десятилетия. Изо всех окон звучало техно, и даже самые упертые стали сдаваться: да, похоже, рок-н-ролл действительно сдох.
В начале 1990-х в клубе «TaMtAm» произошли две последние русские рок-революции. Именно там появились русский панк и русское рокабилли. Эти революции остались никем не замеченными и никого не потрясли. Рок-н-ролл давно потерял способность кого бы то ни было поражать.
Главной звездой середины 1990-х была группа «TequillaJazzz». Коллектив действительно недурен, вот только аудитория его даже сегодня составляет максимум пятьсот человек. А десять лет назад не было и того. Это была проблема не группы, а времени. У тех, кому сейчас чуть за тридцать, украли десять лет карьеры. У них украли стадионы, клипы на музыкальных каналах, вопящих фанаток и лица на обложках глянцевых изданий. Десять лет назад в России не было ничего из перечисленного. На стадионах тогда звучал только рейв, первые глянцевые журналы явились только к 1997-му, а музыкальный канал и на три года позже. Если же говорить о девушках, то они в 1990-х на нищих рок-идолов даже не смотрели. Девушки тогда мечтали отдаться первому встречному бандосу. Пусть не очень крупному, но бандосу. С бритой головой, мобильным телефоном и в пестром пиджаке. Потому что лучше уж так, чем двинуть коней от голода.
Тогда, десять лет назад, задача была простая: выжить. Ни о какой внятной музыкальной политике речь не шла. Кто-то пытался привозить в страну иностранных знаменитостей - но выступать им было негде, да и зрители не хотели их видеть. Кто-то пытался открыть звукозаписывающую компанию, но быстро разорялся, потому что продавать кассеты было тоже негде, да и желающих купить находилось немного. Музыканты рок-клубовских команд пытались открывать собственные музыкальные клубы. Обычно через пару месяцев клубы закрывались, потому что выступать в Сперва «Полигон» открылся черт знает где - в Ленинградской области, в поселке Сертолово. По сл хам, там имелся реальный танковый полигон. В честь клуб и получил свое название.
В Сертолово «Полигон» просуществовал года полтора, а потом начал кочевать с точки на точку. Из Ленобласти клуб переехал в актовый зал Университета профсоюзов. Оттуда - в хэви-металический клуб «Гора» на Лиговском проспекте. Оттуда - в Дом культуры «Красный Октябрь». Открывая «Полигон», его хозяева не были даже уверены, что найдутся группы, которые смогут в новом клубе выступать. Надо всем витало ощущение конца света.
За музыкальную политику «Полигона» отвечал молодой человек, которого звали Павел Клипов. Задача у Павла была сложная. В какую сторону идти? По сотому разу играть осточертевший русский рок? Тупо пилить метал? Клипов нюхал ветер, всматривался в горизонт, но перспективы у его корабля были туманны.
Клинову было чуть за двадцать. Выше среднего роста, лоб с залысинами, очень тонкие губы. Говорил мало и неохотно. В те годы он хватался за все сразу, пытался экспериментировать, выпускал на сцену всех, кто хоть что-то из себя представлял. Он пробовал смешивать их в разных пропорциях: а вот что получится, если в первом отделении сыграют рокабиллы, а во втором - хэви-металисты? А если еще и добавить панка? Он без конца слушал демо-записи, разговаривал с музыкантами, отсматривал всех, кто приходил. Ситуация не менялась.
«Alice In Chains» для тех лет были действительно свежим ветром. В середине 1990-х до Петербурга дошли первые записи новой американской металлической волны. Самыми заметными среди этих музыкантов были лос-анджелесские подонки из группы «КОЯМ». И молодые русские тут же стали пытаться играть «под «КОЯМ». Но дальше нескольких продвинутых меломанов эта мода не шла. Аудитории у такой музыки не существовало. Стиль оставался полным андеграундом, и никаких надежд на то, что ситуация изменится до самого начала XXI века, не было. Но по крайней мере, теперь становилось понятно, в какую сторону двигаться. 4
В 1996-м в «Полигоне» Павел Клипов провел самый первый в стране концерт «новой альтернативной» музыки. Рекламы не было, да и быть тогда не ^ могло. «Новая альтернатива» в те годы означало: ' «что-то хоть немного похожее на «КОЯМ». На сцену ' вышли группы «Кирпичи», «Military Jane», «Джан-Ку» и еще парочка совсем забытых коллективов. На «КОЯN» никто из них похож не был. Концерт собрал 150 человек. Как именно относиться к новой музыке, никто не понимал. Но 150 человек все-таки пришло. Для первого раза это было даже и неплохо.
Ни о каких выступлениях за деньги в 1990-х речь не шла. Группы, игравшие в клубах, в лучшем случае могли рассчитывать на несколько бутылок бесплатного пива.
Павел Климов, бывший директор группы «Психея»:
В «Полигоне» гонорар могла получить группа-хедлайнер. Каждый вечер у нос выступало несколько групп: одна, на которую публика покупало билеты, и три-четыре на разогреве. Деньги мы делили пополам: половину выручки от входных билетов забирал себе клуб, а вторую половину я отдавал главной выступающей команде. Соответственно, группы разогрева не получали ничего. Они играли на будущее: нарабатывали опыт, обзаводились поклонниками, хватались за возможность себя показать. Большинство не выдерживало и сходило с дистанции. Зато те, то продержался первые год-два, дальше стремительно становились звездами.
Первыми звездами «новой альтернативы» попробовали стать группы «SCANG» и «Military Jane». Но те, кто под шквальным огнем первым поднимается из окопов, первыми, как правило, и гибнут.
Лидер «Military Jane», Илья «Черт», плюнул на «альтернативу» довольно быстро. Уже в конце 1990-х он полностью сменил музыкальную ориентацию. Его сегодняшняя группа «Пилот» - довольно типичный русский рок, что-то вроде «Алисы» двадцатилетней давности. О радикальной молодости «Черта» сегодня не напоминает ничто.
Вторые отцы-основатели русской «новой альтернативы» держались дольше. Если послушать «SCANG» сегодня, то звучит это как клонированный «КОЯN». Впрочем, для 199Q-X неплохо было и это. Лидера команды звали Нильс. Как каждый приличный музыкант того времени, Нильс имел огромные проблемы с наркотиками. К концу десятилетия он пропал, бросил группу, и несколько месяцев никто не зал, где он находится. А потом Нильс выплыл при каком-то монастыре в Ленобласти. Бывший главный альтернативщик страны завязал с наркотиками, изменил свою жизнь и музыку больше не играет. Зато, по крайней мере, он выжил. Остальные пионеры «альтернативы» к 1999-му вымерли почти поголовно.
Проблемы с помещением у «Полигона» продолжались. В 1997-м из Дома культуры «Красный Октябрь» клуб уехал на северную окраину города, к станции метро «Лесная». Там он и прожил лучшие денечки своей биографии. Правда, тогда никто еще не знал, что именно эти денечки будут лучшими.
Павел Клипов продолжал биться лбом о стену. Аудитория новой музыки по-прежнему составляла 150 человек. И никаких надежд на то, что ситуация изменится, не было. Иногда на «альтернативные» концерты вместо ста пятидесяти слушателей приходило триста, и всем казалось - вот оно! дело сдвинулось с мертвой точки! Но спустя неделю на точно такой же концерт не приходил вообще никто, и от отчаяния можно было опустить руки.
Какие-то группы Клипов пытался прямо во время концертов записывать. Он говорит, что у него дома и до сих пор валяется несколько коробок, внутри которых - вся история русской независимой сцены. Именно таким образом появились первые концертные альбомы группы «Кирпичи» и Ильи «Черта». Конечно, это была полная самодеятельность, но ничего другого в стране тогда не существовало.
Из этих концертных треков в конце каждого года Клипов составлял аудиосборники. Он выпустил сборник «Альтернатива-1995»... потом «Альтернатива-1996»... потом «Альтернатива-1997»... потом «Аль-тернатива-1998»... Думаю, если бы ситуация не изменилась, упорства этого парня хватило бы на то, чтобы в том же духе продолжать до «Альтернативы-2037»... Но после 1999 года ситуация хоть и медленно, но начала выправляться. Вo второй половине 1990-х рабочий день Павла Клинова начинался с того, что он наугад выуживал из коробки с демо-записями несколько кассет и выбирал группу для сегодняшнего выступления. В офисе Павла стояла громадная коробка, доверху наполненная демо-записями. Выудив оттуда кассету-претендента, Павел втыкал ее в магнитофон и слушал половину первой песни. Если музыка казалась ему более или менее, Павел проматывал немного вперед и слушал половину второй песни. Десять минут - и программа сегодняшнего вечера составлена. Девяносто процентов кассет отправлялось в мусорное ведро, а три-четыре группы начинали готовиться к выступлению.
Павел Климов, бывший директор группы «Психея»:
На «Психею» я нарвался тоже случайно. В тот момент ничего выдающегося группа собой не представляла. Но я все равно решил дать им шанс выступить. О том, что группа приехала из Кургана, я, разумеется, не знал. Я послушал их демку и по указанному электронному адресу написал парням письмо. Так, мол, и ток. Есть возможность сыграть. Если согласны, то такого-то числа - ждем. Вышло тан, что на тот момент «Психея» как раз была в Петербурге. Они пришли в «Полигон» и выступили. С этого все и началось.
Глава 6: «Психея» перебирается в Петербург.
Позапрошлым летом я как-то пошел выпить кофе со знакомым главным редактором небольшого петербургского издания. Вроде бы нам нужно было поговорить о деле, но вместо этого редактор купил алкогольный коктейль, выпил его залпом и стал жаловаться на жизнь.
В семье редактора подрастает двое сыновей. Он хороший отец: покупает детям свежие компьютерные игры, в выходные вместе с ними катается на велосипедах и, если есть время, ходит на рок-концерты.
- Все, что слушают мои парни, и я тоже готов слушать. Если они просят у меня купить им футболки мордами каких-нибудь очередных панков, я всегда покупаю. А вот вчера вместе с ними послушал «Психею» - и эти парни сделали меня стариком.
- Сделали стариком? Как это?
- Вместе со своими детьми я мог слушать любую музыку, и она мне нравилась. Честно нравилась! Я ходил с детьми на футбол и на любые концерты. Мы все тогда отжигали вместе. Музыкальные вкусы у нас были общие, и я чувствовал себя молодым. Ровесником собственных детей, понимаешь?
- Понимаю. Я и сам иногда хожу со своими детьми на концерты.
- А то, что играют эти уроды, мне уже не понять. Вокруг всем нравится, а я этого не понимаю. «Психея» - это пропасть, отделившая меня от молодости.
Он сходил к стойке бара, купил себе еще один коктейль, сел за столик, опять выпил его залпом и поморщился:
- Они сделали меня стариком. Зачем эти черти из Кургана вообще приехали в мой город?
Черти из Кургана приехали в Петербург, чтобы здесь жить. Куда еще из своей Западной Сибири могли отправиться семнадцатилетние провинциалы, мечтающие о славе рок-н-ролльных звезд? То есть, конечно, еще лучше было уехать сразу в Гамбург или Сиэтл, но они уехали в Петербург, потому что в конце 1990-х это было почти то же самое.
Первыми в городе десантировались Фео и Слесарь. Дело было в феврале. В Петербурге стояли последние зимние морозы. По слухам, для того чтобы купить билеты, вокалист «Психеи» украл немного денег у собственных родителей, а бас-гитарист продал родительский ваучер. Замерзшие и невыспавшиеся, они стояли на перроне Московского вокзала и понятия не имели, что дальше. Задача была осмотреться на месте, найти жилье и подготовить все к приезду остальных членов группы.
Фео, лидер группы «Психея»:
Слесарь сходил на несколько собеседований, о потом плюнул и пристроился грузчиком. Мне, если честно, не хотелось работать руками. Для начала я закончил недельные курсы косметологов и получил диплом «Мастера красоты».
Впрочем, вместо того чтобы делать красивыми других, этот парень вплотную занялся собой. Десять сережек в лице. Татуировки «MY LIFE» и «IS MINE» на предплечьях. Эта жизнь действительно принадлежала ему одному. В пятимиллионном мегаполисе дела до двух оболтусов из Западной Сибири никому не было.
Фео, лидер группы «Психея»:
«Мастером красоты» я так и не поработал. Вместо этого приходилось таскать тяжести и раздавать на Невском рекламные листовки. А через какое-то время я устроился работать в хозяйство по выращиванию грибов вешенок.
Очень причудливая технология: висят здоровенны мешки, в них понемногу растут эти самые вешенки Наша бригада состояла из пяти человек: взрослый совершенно сумасшедший прапорщик и четыре приезжих андеграундных музыканта. Сома работа немного напоминала работу смотрителя в зоопарке, только твои подопечные никуда не сбегут. Мы жили в брошенном коровнике - под потолком висели мешки, из дырок в мешках наружу росли грибы. Неторопливая, размеренная жизнь на природе.
Вечерами после работы Фео и Слесарь ходили по улицам, читали все подряд афиши и выписывали в специально купленный блокнот адреса петербургских клубов. Еще дома, в Кургане, знакомая девочка-журналистка дала им с собой телефон Евгения «Ай-яй-яй» Федорова, из группы «TequillaJazzz». Набравшись смелости, парни позвонили по продиктованному номеру. Федоров сказал, что сегодня вечером у него концерт в клубе «Манхеттен», и пригласил заскакивать на саундчек.
Фео и Слесарь отпросились с работы пораньше, надели чистые футболки и в назначенное время уже сидели в «Манхеттене». Вживую видеть, как на глазах у ,6я рождается музыка, которую преждеты мог слышать только на хрипящей, плохо переписанной аудиокассете, - ради такого было не жалко остальные шесть вечеров в неделю жить в коровнике и следить за ростом грибов вешенок.
Федоров дал парням телефоны нескольких клубных администраторов. Фео плюнул на работу и целыми днями теперь обходил и обзванивал клубы, пытался договориться о выступлении. Отправляя его в Петербург, парни просили закрепиться в этом странном, но прекрасном городе, найти хоть какое-то жилье, но главное - выяснить: реально ли здесь играть?
Всего через несколько недель стало ясно: играть в Петербурге реально, очень реально! Пора было звать остальных.
Все началось в холодном и голодном 1996 году. Тогда стало окончательно ясно, что никакого русского рок-н-ролла не будет. Никому не нужен этот старый, дряхлый рок-н-ролл, а будут вместо него веселые танцы со стриптизерками и диджеями... и именно в этом году в западносибирском городе Кургане появилась группа «Психея».
До этого Курган был знаменит только как место рождения композитора и промоутера Макса Фадеева. В том году, когда в Кургане появилась «Психея», Фадеев запустил первый в новейшей русской истории успешный продюсерский проект: публике была представлена певица Линда.
Впрочем, музыканты «Психеи» об этом не знали. В том году они заканчивали школу. Глядя на парней, об этом ни в жизнь не догадаешься, но вообще-то за плечами у каждого из них по одиннадцать классов довольно престижной Гуманитарной гимназии. Углубленное изучение литературы, несколько языков... В 1996-м Фео вместе с парой одноклассников собрал первый состав группы. Спустя два года его «Психея» стала главной звездой курганской сцены. Это было совсем несложно.
Фео, лидер группы «Психея»:
Ты просто не представляешь, что это было такое - жить за Уралом в конце 1990-х. Сегодня в Петербурге ежедневно проходит сразу несколько очень приличных концертов. А в Кургане в конце XX века проходило три концерта в год. Никакой музыкальной жизни там не существовало. Мы ездили на гастроли в Екатеринбург и Челябинск. Мы даже получили несколько местных музыкальных премий. К концу 1990-х в Кургане у нас даже появилась собственная публика, но ни единого выступления за деньги дома мы никогда не имели, и даже мечтать об этом было смешно. Я жил на деньги мамы и папы, а если денег не хватало, иногда мог чего-нибудь украсть. Из этого дурдома нужно было валить - и мы свалили.
Идея уехать в Петербург появилась у «Психеи» еще в 1999-м. В том году они даже съездили в город на разведку.
Фео, лцдер группы «Психея»:
Как-то мы сидели в подворотне и дули, а в эту же подворотню заскочил поссать парень, который, как потом выяснилось, играл в курганской группе «Фронт». Мы с ним познакомились, и он устроил нам первое выступление в Петербурге.
Мы за свой счет купили билеты, приехали, отыграли. Место было убийственное: панк-клуб, который располагался на заброшенном велосипедном заводе. Выбитые стекла, толпы парней с ирокезами. Ничего подобного раньше мы не видели. Но это было и не важно. Нам хотелось играть - мы и сыграли.
Кстати, уже в тот приезд некоторые люди говорили, что по-настоящему крутыми мы станем, только если сможем сыграть в клубе «Полигон». Я запомнил это название. И когда в следующем году мы перебрались в Петербург насовсем, главное, о чем я первое время мечтал, - это сыграть в «Полигоне».
Директор «Полигона» Павел Клипов написал им по электронной почте, и уже через несколько часов группа в полном составе была у него. Отыграть им удалось в тот же вечер. За плечами у «Психеи» уже имелись главные призы нескольких западносибирских музыкальных фестивалей. Но в Петербурге все эти регалии не значили ровно ничего. Чтобы понять, что здесь звездами они будут не скоро, парням понадобился всего один концерт.
- Понятия не имею, как они играли раньше, - пожимает плечами Клипов. - Там, откуда они приехали, похоже, даже ламповых комбиков не было!
- Но ты все равно дал им выступить?
- В те годы я давал выступить всем, кто хоть что-то из себя представлял. У этих парней из Кургана горели глаза. Они выступили в «Полигоне» один раз, потом выступили второй... потом стали выступать регулярно, а через месяц даже поселились прямо в помещении клуба.
Клипов отдал Фео ключи от клуба. Теперь музыканты «Психеи» всегда имели место для ночлега. Здесь был диван, холодильник, выделенная линия Интернета, куча интересных людей и аппарат, чтобы иногда порепетировать. Вообще-то, у группы имелось и собственное снятое жилье: десятиметровая комната в коммуналке. Но туда парни ходили только раз в неделю, чтобы помыться. Остальное время они проводили в «Полигоне». Компьютерщик группы Кита как-то не вылезал из клуба сорок дней подряд. Он не выходил на улицу, не видел солнца, не принимал душ - сорок дней подряд он просидел в клубе и не мог поверить, будто все происходящее действительно правда.
Фео, лидер группы «Психея»:
Первое время мы играли в «Полигоне» по три раза в неделю. Сейчас «Психея» может не давать концертов три месяца подряд - и ничего не изменится. А тогда мы не могли не выступать. Если бы нам сказали, что за право выступить мы должны заплатить, - мы бы все устроились на работу и послушно принесли бы деньги.
Мы играли со всеми: с хэви-металистами, с хип-хоперами, с панками. Как-то раз умерились разогревать даже «Гражданскую Оборону». Внешне это было очень похоже на типичный концерт в Кургане: сидят сотни пьяных людей, в углу кто-то блюет. Все-таки Летав - это такая очень сибирская история... Сейчас я понимаю, что разогревать его «Оборону» было самоубийством, но тогда мы просто хотели играть, и никто не мог помешать нам играть.
Концерт «Психеи» в тот раз был недолог. Прямо во время первой песни люди из зала начали плеваться в группу, а «Психея» в ответ начала заплевывать зал. Через три минуты все помещение клуба оказалось покрыто толстым слоем плевков. Во время пятой песни на сцену забрался здоровенный тупой и пьяный тип в тельняшке и черной куртке с портретом Летова на спине.
- Ты чего тут играешь?! - выпучивая глаза, надрывался он. - Играешь, спрашиваю, чего, а?! Ты не понял, что ли?! Пошел на хер отсюда: не будешь ты тут все это играть!
Отбормотав вступительные заклинания, тип коротко без замаха, дал психеевскому вокалисту в торец. Подскочил Слесарь и ответил, да так, что тип кувырнулся с невысокой сцены на пол. В зале было несколько сотен таких же, как этот, - все в тельняшках и черных куртках. Повскакав с мест, они ринулись в сторону группы. Концерт пришлось прекратить. Летов смотрел на все происходящее из-за кулис. Вмешиваться и успокаивать толпу он не собирался. Ему уже давно все на свете было безразлично.
То, что вытворяла на сцене «Психея», в те годы во казалось революцией. В истеричном, всегда о чувствующем запах моды Петербурге похожую музыку тогда никто еще не играл. К 2000 году в Петербурге доживала свое старая, сложившаяся еще вокруг клуба «TaMtAm» тусовка. Люди пилили свои гитары уже лет по семь, по восемь и смертельно надоели аудитории. В то же время в городе понемногу стали появляться ценители свежей западной волны - только-только появившейся в Штатах «альтернативы», - а исполнителей не было. Играть ВОТ ТАК никто, кроме «Психеи», еще не умел.
На самый первый концерт курганских самородков в «Полигон» не пришел вообще никто. И на второй концерт - тоже. Сами-то парни давным-давно знали, что являются номером один, но никто, кроме них, об этом тогда не знал. Они играли концерты, выступали на фестивалях, записывали что-то в студии... От ощущения, что они в правильном месте и в правильное время, а значит, получится вообще все, - от этого ощущения голова шла кругом.
Свою аудиторию «Психея» создала себе сама. Парни, как гаммельнские крысоловы, затренькали на инструментах - и дети пришли к ним сами. Год работы: 365 дней и приблизительно сто пятьдесят концертов. Было время, когда они и мечтать не могли сыграть в «Полигоне», а спустя год «Психея» уже была главной звездой этого клуба.
Фео, лидер группы «Психея»:
Все менялось, и сами мы менялись. Подростком т, можешь меняться ежедневно: каждый день можешь становиться совсем другим. А чем старше ты становишься, тем это сложнее. В Кургане мы были никому на свете не нужны и чувствовали себя предельно свободными. А здесь вдруг появились какие-то обязатет ства. Какие-то рамки, в которые ты сам себя загнал.
«Психея» теперь могла собрать полторы тысячи человек. Эти люди за деньги покупали билеты и хотели что-то получить взамен. Наша игра переставала быть совсем уж развеселой. Становиться профессионалами и просто делать то, чего от тебя ждут, - мы совсем не за этим приехали в Петербург.
В 2001 году на весь Петербург было от силы сто пятьдесят ценителей такой музыки, какую играла «Психея». Спустя год концерты шли уже непрерывно, и на каждый из них приходило по нескольку сотен молодых людей с дредами и девушек в камуфляжных штанах. Еще через два года «Психея» первой из русских «альтернативных» команд собрала Дворец спорта «Юбилейный».
Дворец спорта - это был уже совсем другой уровень. И правила игры становились уже совсем другими. Не важно, что первый концерт в «Юбилейном» оказался и самым последним стадионным концертом в истории русской «альтернативы»... В том году, когда «Психея» там отыграла, мой знакомый главный редактор сказал, что именно эти курганские черти украли у него молодость.
Глава 7: 2 июня 2006 года. 20:16. В гримерке «Психеи».
Приблизительно полчаса назад пришел Леха Никонов. Его группа «П.Т.В.П.» сегодня не выступает, но это было и не важно. Парни из «Психеи» в обязательном порядке ходят на концерты никоновской «П.Т.В.П.», а Никонов непременно посещает все выступления «Психеи».
Никонов ворвался в гримерку, громко сказал: «Привет!», упал в кресло, снова вскочил, пожал всем руки, стал что-то говорить, несколько раз затянулся дымом из бутылочки, сбегал в бар, принес оттуда бутылку шампанского, отхлебнул из нее, снова затянулся дымом, снова упал в кресло, тут же вылез из него, дошел до угла, где сидел я, пожал руку и мне тоже. Ногти на правой руке у Лехи были выкрашены черным лаком. Глаза подведены черной тушью. Как только он ходит в таком виде по улице?
- Тоже пришел? Музыку слушать?
- Я пишу для «Rolling Stone».
- А телек?
- Уволился.
- Понимаю. Курить будешь?
- Нет. Спасибо.
- А шампанского?
- Ты пьешь шампанское?
- Тут в баре ничего больше нет.
- Дорого же.
- Ну да. Дорого. Все равно больше ничего нет. Что именно ты пишешь для «Rolling Stone»?
- Не знаю. Про «Психею». Про «альтернативный» канал. Вообще про молодую кровь.
- Ты же раньше тан не работал?
- Я и сейчас там не работаю. Но жить-то мне на что-то нужно, ведь так?
- На другом телеканале не будешь работать?
- У нас, Леша, нет другого телеканала.
Петербург - большой город. Пять миллионов человек населения, сто двадцать мостов над реками и каналами. А вот средства массовой информации представлены в моем городе всегда только в единственном экземпляре. Единственный телеканал. Единственный приличный журнал. Всего одно приличное книжное издательство. Уволишься оттуда - ив жизни не найдешь возможности поработать где-то еще.
Зато групп «четвертой волны» у нас сразу две. Есть «Психея» и есть никоновские «П.Т.В.П.».
В начале 1990-х Петербург был покрыт густой сетью сквотов - самовольно захваченных жилых помещений. Центр города ветшал, рушился, приходил в запустение, и огромные дома стояли совершенно пустыми. 5ез жильцов, без хозяев - ненужные никому на свете. Художники, первые диджеи, панки, авангардные модельеры и просто веселая молодежь самовольно въезжали в десятикомнатные квартиры, вешали на двери замок и вели ту жизнь, о которой все остальные могли только мечтать. Самое интересное в городе происходило именно в сквотах. На улице Миллионной, где жили музыканты группы «Король и Шут», родился весь сегодняшний панк-рок... В сквоте на набережной Фонтанки родилось все русское техно... В расселенном здании на Пушкинской, дом 10, родилась сразу дюжина новейших художественных течений.
Развеселая революция 1990-х длилась недолго. Городская власть оправилась от обморока и жесткой рукой принялась наводить порядок на вверенной территории. Пустующие помещения были проинспектированы, заинвентаризированы. Отняты у самозванцев и отданы людям, способным платить за аренду в городской бюджет. Сегодня в городе остался всего один сквот. Живут там музыканты двух групп: «Психеи» и «П.Т.В.П.».
Чтобы попасть в квартиру, вам придется долго звонить в домофон и объяснять, кто вы такой. Зато когда дверь распахнется и вы попадете внутрь, объяснять ничего не нужно. Проходи и будь тем, кто ты есть.
Сам дом, в котором живут музыканты, вполне себе приличен. Окнами он упирается в здание, в котором сто с чем-то лет назад родился писатель Владимир Набоков. В сорока метрах налево от здания высится Исаакиевский собор. В сорока метрах справа - правительственный Мариинский дворец. Если у Петербурга есть географический центр, то это здесь.
Квартира занимает целый этаж: то ли восемь, то ли десять комнат. На стенах пульверизатором выведены странные слоганы. В первой от входа комнате протекает потолок, и на полу расставлены тазики. В коридоре на стенах следы пожара. Помещение настолько огромно, что через пять минут я заблудился в первый раз, а дальше терялся постоянно. В комнатах на стенах висят коврики с хоботастыми индийскими божками, картины, фотографии, афиши давних концертов. Возле душа к крюку в потолке прилажена виселица. Из-за некоторых закрытых дверей слышна музыка: сперва «Doors», потом что-то с драм-машиной, потом что-то мне совсем незнакомое.
Сколько именно народу живет в квартире, я так и не разобрался. Заходишь в пустую вроде бы комнату, думаешь, что ты тут один, садишься на стул... А спустя мгновение выясняется, что комната - двухэтажная и у тебя над головой спит сразу несколько человек.
- Господи! Сколько вас здесь? - спросил я у Фео.
- Много. Больше пятнадцати человек. Леха Никонов предпочитает жить у подружки. И психеевский компьютерщик Кита снимает отдельное жилье. Остальные все здесь. Большая часть «Психеи», большая часть «П.Т.В.П.», один диджей и пара знакомых гитаристов. Ну и плюс гости. Недавно из Америки к нам переехал Захар Май. Знаешь? Нет? Это такой трансовый музыкант. Теперь тоже живет у нас.
Стол на кухне заставлен прожженными во многих местах бутылочками из-под кока-колы. Чем больше парни курят, тем сильнее повышается у них настроение. Вокруг стола сидит человек восемь, но состав меняется постоянно. Еще несколько девушек пристроились на корточках в коридоре. Парни опять закуривают и рассказывают о последних новостях.
Недавно у себя в сквоте они устроили вечеринку. Было много гашиша, смеющихся девчонок и модной музыки. Диджей разошелся, выкрутил все ручки до отказа вправо, и басы бухали так, что стекла вздрагивали даже в домах на другой стороне улицы. Утихомиривать хулиганов приехало сразу несколько машин милиции.
- Они позвонили в дверь, а какой-то идиот, не спрашивая: «Кто там?», просто открыл дверь. Они в своих серых куртках и с автоматами ввалились в квартиру и сперва просто растерялись. Куча комнат, куча народу, все танцуют, ходят девушки. Никто на них сперва не отреагировал. Менты бродили по комнатам и долго не могли найти диджея. Потом нашли, велели вырубить музыку и стали всех сгонять в одну комнату. Некоторые люди в суматохе успели убежать. Когда включили свет, менты аж рот разинули: везде гашиш лежит, трубки валяются для курения...
- Если бы они еще знали, что именно вы являетесь авторами песни «Убей мента»...
- Не говори. Для ментов эта песня - как красная тряпка.
- Бывают проблемы?
- Как ты думаешь? Можно жить в такой стране, как наша, петь на концертах такую песню, как эта, и не иметь проблем? Даже наш первый директор постояно просил, чтобы мы убрали ее из программы. Не песня, а один сплошной геморрой.
- Но вы все равно ее исполняете?
- Исполняем. Да. Все равно.
- Как же вы в тот раз разобрались?
- А мы особенно и не разбирались.
- Ничего себе! Гашиш, трубки для курения... Это же реальные тюремные сроки!
- Не знаю... Менты сами все сделали. В качестве компенсации забрали у нас самый дорогой ноутбук и все деньги, которые нашли. Плюс какое-то количество гашиша. Хотя грех жаловаться: нам тоже кое-что оставили. После этого они сказали, чтобы мы больше не шумели, погрузили награбленное в машину и уехали.
- Никого не забрали?
- А зачем? Им и так вроде неплохо.
«П.Т.В.П.» расшифровывается как «Последние Танки В Париже». Или как «Пожалуйста, Трахните Володю П.». Есть и еще несколько вариантов. Первый раз Никонов выступил вместе с «Психеей» в 2001-м на Фестивале независимого искусства SKIP.
В том году SKIF проходил в здоровенном здании театра «Балтийский Дом». Здание расположено всего в паре сотен метров от городского Зоопарка, но тогда, летом 2001-го, на зоопарк был похож скорее сам «Балтийской Дом». В Петербург подтянулись обитать ли самых мутных андеграундных омутов. Японские шумовики, громко, перед самым микрофоном ломавшие себе кости рук. Татарские электронщики с вокалисткой в мусульманском платке хиджабе. Пьяные финские рокабиллы, которые не могли даже толк ответить на вопрос, сколько именно музыкантов играет в их коллективе. Классические виолончелисты из Нигерии, выступавшие полностью голыми. Автор «Животноводческой оратории», игравший на шеях живых гусей и хвостах живых коров и мучивший публику до тех пор, пока одна из коров просто рогами не спихнула его со сцены в зал.
Именно в этом Вавилоне «Психея» впервые встретилась с Никоновым. Странный парень с накрашенными глазами, читающий в паузах между трехминутными композициями свои стихи... Странная группа из Кургана, играющая жесточайшую гитарную музыку в сопровождении компьютера... Странные слушатели в дредах и камуфляжных штанах... К середине нулевых стало ясно, что именно «Психея» и «П.Т.В.П.» - главные достопримечательности петербургской музыкальной сцены. Но в 2001-м ясно это было еще очень немногим.
Один из организаторов того SKIF'a рассказывал мне: Ничего особенно интересного ни Никонов, ни Фео показать в тот раз не сумели. У «П.Т.В.П.», помню, были какие-то яркие, попугайские костюмы, и все они были не в адеквате... Прямо на сцене роняли гитары. .. Никонов что-то орал, но слов было не разобрать. В конце выступления он располосовал себя битой бутылкой, но даже это из зала было очень плохо видно.
Членовредительство на сцене было фирменной никоновской примочкой. Выйти вроде бы для того, чтобы спеть, но по ходу так уделаться бритвой или осколком стекла, что свалиться на пол от реальной потери крови. Как-то он умудрился залить кровью даже сцену «Holliwood Nites» - самого дорогого и самого бандитского клуба в городе. Непонятно, о чем думали организаторы, приглашая «П.Т.В.П.» в такое место.
Леха улыбается:
- А чего? Мы смотрим: эти уроды нас даже не слушают. Едят чего-то. Да и само место - такое... блестящее... В тот раз там проходило не просто выступление, а что-то вроде конкурса молодых исполнителей. Я взял бритву и разрезал себе сперва грудь, а потому руку. Из-за сцены выскочил какой-то тип и стал тянуть меня со сцены. Моя кровь ему прямо на пиджак стекала. И вообще на этом конкурс закончился, потому что следующие группы играть все равно не могли: кровью залито было вообще все. По результатам конкурса нам дали первое место. Наверное, им понравилось, как я себя режу.
Леха громко смеется. Рубашка у него плотно застегнута. Думаю, если ее расстегнуть, то по шрамам на никоновском теле, наверное, можно восстановить весь концертный график «П.Т.В.П.» последних пяти лет.
Я достаю из пачки новую сигарету.
- Ты помнишь, когда первый раз прыгнул со сцены?
- Прыгнул со сцены?
- Ну, стейдж-дайвинг. Ты же часто прыгаешь со сцены, ведь так?
Никонов задумывается. Потом улыбается и говорит, что нет, первый раз он, наверное, не помнит. И он, и Фео из «Психеи» очень обаятельно улыбаются. В такие минуты они похожи на так и не повзрослевших мальчишек, у которых чистая совесть и жизнь только начинается. Впрочем, может быть, это просто гашиш и то, что я воспринимаю как улыбку, - лишь вызванный наркотиками паралич определенных мышц лица.
- А вообще, это сложно - прыгнуть?
- Совсем не сложно. Наоборот - здорово.
- Часто прыгаешь?
- Ну, это же спонтанно. Нельзя заранее решить: вот сегодня я прыгну четыре раза. А сегодня - разрежу себя бритвой.
-Да?
- Это как волна: тебя поднимает и несет. А ты просто не сопротивляйся.
Мы все еще сидим в психеевской гримерке. «Red-Club» забит под завязку. Музыка в зале достигает такой громкости, что Никонова я почти не слышу. Перекрикивая музыку, перекрикивая орущих зрителей, чувствуя, как садится мой голос, я спрашиваю:
- А травмы? У тебя бывают травмы? Мне говорили, что зимой, на «Смерть-Фесте», ты вниз головой сиганул со сцены и сломал себе ногу.
Никонов кривится:
- Не сломал, а потянул. Ходить мог, но с трудом, а выступать пришлось с костылем. Я, помню, еще думал, что хорошо бы купить где-нибудь инвалидное кресло и выезжать на сцену прямо в нем. Деньги после Фес-та у меня были, и я долго искал себе такое кресло. Но не сигануть в тот раз я просто не мог, понимаешь? Я стоял на сцене, смотрел в зал и вдруг понял, что ничего прекраснее в моей жизни никогда не будет. Так расчувствовался, что во время последней песни не выдержал и расплакался. Такие ощущения тебе ничто не может дать. Только рок-н-ролл - и тут ты уже не думаешь, что делать, а просто делаешь.
Никонов смущенно улыбается:
- Тушь по щекам течет, а я стою и плачу. Как шлюха, честное слово...
Глава 8: За семь лет до концерта.
Семь лет назад, еще до телевидения, я работал в книжном издательстве. Как-то по тогдашнему моему рабочему телефону позвонила знакомая девушка-фотограф. Специализировалась она на съемках городских рок-н-ролльных звезд.
- Ты ведь работаешь в книжном издательстве?
- Работаю.
- Посмотри одного парня. Он певец и пишет рассказы. Вроде неплохие. Я дала ему твой рабочий телефон. Посмотришь? Типа, личная просьба.
Собеседница не видела моего лица, а если бы видела, то я не стал бы столь откровенно кривиться. Мне не хотелось объяснять знакомой, что никаких одаренных певцов мое тогдашнее издательство печатать не стало бы никогда в жизни. Я попытался сказать, что занят и, может быть, не стоит ему заходить? Чего время-то тратить? Фотографша сказала, что отмазки не принимаются, и положила трубку.
Дело было зимой. На улице лежал снег. Протеже зашел на следующий день, ближе к вечеру. Его внешний вид произвел на меня впечатление. Резиновые сапоги. Мохнатая шуба из искусственного меха. Шапка-петушок с надписью «Adidas». То есть манера одеваться у протеже очень искусно копировала стиль учащихся ПТУ эпохи моего тинейджерства.
- Мне сказали, что вы можете посмотреть мои рассказы. Можно я покажу рассказы?
- Можно. Только не прямо сейчас. Пока что я занят. Вам придется подождать.
- Хорошо. Я подожду.
Парень сел на диванчик в приемной и стал ждать. Обычно эта штука действует. Обычно, прождав минут сорок, посетители убеждались, что в этом чертовом издательстве не врубаются, кто, mazefaka, их сегодня посетил, и обиженно уходят. На вечер у меня были планы. Тратить время на чтение рассказов, которые мое издательство все равно не станет печатать, я не хотел.
Я ждал, пока посетитель уйдет сам, но он оказался упорен. На улице давно стемнело. Резиновые сапоги все еще торчали в приемной.
Я сдался:
- Ну хорошо. Давайте посмотрим ваши рассказы. Парень протянул тоненькую стопку машинописных
страниц. Всего четыре странички. Рассказы оказались своеобразными. Этакая помесь Зощенко и Хармса. Был там, например, сюжетец про двух пьяниц, которые выпили и в восторге на полную громкость врубили музыку. Соседи пьяниц вызвали милицию.
- Ну что? - сказали подъехавшие милиционеры. - Доигрались? А ну, снимайте штаны. Сейчас мы вас будем это-самое...
Пьяницы подчинились представителям власти. Заканчивался рассказ фразой: «Сутра мы сидели, потирали болящие задницы и не могли понять: то ли это действительно такой новый закон вышел, то ли просто менты попались - педерасты».
Я выглянул в коридор и посмотрел на парня повнимательнее. Можно ли такое публиковать, было совсем непонятно. Но с другой стороны, заворачивать человека, который завтра может стать новым Хармсом, тоже не хотелось.
- Много у вас этих рассказов?
- Вот это - все, что есть.
- Четыре страницы?
- Четыре страницы.
- Вы считаете, что из четырех страниц можно составить нормальную книжку?
- Нельзя?
- Из четырех страниц?
Парень явно расстроился. Я еще раз полистал е четыре страницы.
- Может быть, этого хватит хотя бы на маленькую книжечку?
- Из четырех страниц книжечка выйдет сове крошечная, понимаете? Вернее, из четырех страну никакой книжки составить нельзя. Нужно минимум двадцать страниц, да и такую книжку издательству продавать совсем невыгодно, понимаете?
- Я представлял, что это будет такой небольшой томик. Даже название для него придумал: «Хуй вам!». Чтобы можно было дарить приятелям и говорить: «Вот. Хуй тебе».
Он выглядел так трогательно, что я не стал его расстраивать. Мы договорились, что рассказы он пока оставит, а там будет видно. Парень сказал: «О'кей», пожал мне руку и двинулся к выходу. Напоследок я спросил:
- А зачем вам вообще это нужно?
- Что «это»?
- Вы же музыкант. Пишите песни. На кой хрен вам книжка?
Парень пожал плечами.
_ Промоушн. Чем больше телодвижений, тем больше народу о тебе узнает. Для начинающих музыкантов это необходимо. Иначе так всю жизнь в подвале и просидишь. Мы выпускаем альбомы, ходим по радио, сделали сайт. Если бы еще и выпустить книжку... Помогает хоть? Как называется ваша группа?
- «Ленинград».
- Как? «Ленинград»? Никогда не слышал. А что вы играете?
_ Трудно объяснить. Скоро у нас выйдет альбом «Дачники». Послушайте. Думаю, вам понравится.
Альбом действительно скоро вышел. И из стеснительного просителя мой визитер превратился в сам ослепительную рок-икону страны. Теперь его песни звучали из каждого открытого окна. Играли в каждом круглосуточном кафе. В мое издательство Шнур больше не заходил. Да я и сам оттуда в скором времен] уволился.
Первые концерты Шнур отыграл еще в 1995-м. Тогда его песни были абсолютно никому не интересны. Цифры на календаре менялись. Шнур продолжал играть, ходить по радио, заниматься сайтом и пис песни - но кроме цифр на календаре не менялось ничто. Над страной пронеся дефолт, в стране сменился президент, мир вступил в третье тысячелетие... а Шнур все так же ходил в своих резиновых сапогах и продолжал играть свои никому не интересные песни. Мир даже не подозревал о существовании его группы «Ленинград».
Кончилось тем, что Шнур все-таки победил. На праздновании 300-летия моего города Людмила Путина и еще восемнадцать первых леди планеты вприсядку отплясывали под «ленинградскую» песню «www.Leningrad.spb.ru». Толстые замужние женщины смеялись и падали, но все равно отплясывали, а похабник Шнур орал:
- Даешь Интернет, блядь!
Но если бы Шнур махнул рукой всего на полгода раньше, то ничего бы и не было. Никакого «Ленинграда», никакого WWW, никакой пляшущей Людмилы Путиной - ничего. Свой успех Шнур выходил ногами. Он стер много пар резиновых сапог, но своего добился. Потому-то этот парень так и велик.
Глупо думать, будто рукописи не горят, просить чего бы то ни было у тех, кто сильнее тебя, не стоит, и вообще - талант сам пробьет себе дорогу, а те, кто нужно, рано или поздно придут и сами все дадут. Все это детский лепет. Никто никуда не придет. Тот, кто плюет на свой промоушн, кончит дни в сыром подвале. Другое дело, что многих именно такая судьба и устраивает.
Шнур засиял, как звезда, в тот момент, когда нашлись люди, сообразившие, как именно сделать на том сиянии бабло. Шнуром занимались. Глупо думать, будто похабнику Шнуру пиар не нужен: как раз похабнику Шнуру пиар нужен особенно. Талант должен заниматься своим делом, но рядом с ним должен находиться тот, кто занимается своим: считает бабки.
Группа «Ленинград» появилась еще в середине 1990-х. Одновременно с ней появилось и еще несколько сегодняшних мегазвезд: группа «Пилот», группа «Король и Шут», группа «Ночные снайперы». Именно эти коллективы сегодня воспринимаются как молодая кровь - да только как назвать их совсем уж молодыми, если на сцене все они уже лет по десять-пятнадцать?
Эти группы появились черт знает когда. Но первое время стране было совсем не до них. Как известно, короля играет свита - у «Короля и Шута» свиты не было десять лет подряд. В 1990-х в стране не было ни музыкального ТВ, ни рок-н-ролльной прессы, ни нормальных концертов. Лучшие годы жизни ушли на то, чтобы просто выжить.
В начале 1990-х на смену динозаврам Рок-клуба пришло целое поколение молодых и талантливых. Все они лихо начинали, но без толкового админиаратора так же стремительно и исчезли. Помните ли вы еще о первой суперзвезде 1990-х, группе «Нож для фрау Мюллер»? Известна ли вам хоть одна песня «Химеры» - лучшей русской группы того десятилетия? Часто ли в радиоприемнике вы натыкаетесь на записи «2вух Самолетов» - а ведь они делали то, что делает «Ленинград», раньше и лучше Шнура!
Великие группы... о которых никто на свете не слышал. Был бы рядом с ними толковый администратор, все сложилось бы иначе. Но толкового администратора в этом бизнесе не было почти десять лет.
Так продолжалось бы и дальше, но пришел момент, когда за последнюю волну русского рок-н-ролла взялись умелые московские руки. В 1998 году промоутер Михаил Козырев пробил на FM новую станцию - «Наше Радио». Основным содержанием эфира здесь был именно русский рок-н-ролл. Сперва «Наше Радио» вещало только на столицу, а с 2001-го еще и на Петербург. И очень быстро выяснилось, что рок-н-ролл никуда не делся. Все эти годы песни писались, пластинки выпускались, а концерты проводились.
Козырев двигал продукт на рынок так же, как другие двигали новые сорта йогуртов. Именно поэтому, услышав его фамилию, музыканты сегодня кривят лицо: сплошная безвкусица и заформатированность. Но если бы восемь лет назад Козырев не открыл свою радиостанцию, ни о каком русском рок-н-ролле сегодня не стоило бы и говорить.
«Наше Радио» - это целая индустрия. Фирменные футболки, смс-голосования, приличный рекламный бюджет и проводимые раз в три месяца большие выездные концерты. Во время последнего фестиваля «Чартова Дюжина» в Петербурге я зашел на концерт, но в зал соваться не стал, а почти все время просидел в гримерке «Короля и Шута».
Когда я вошел, Алексей Горшенев из группы «Кукрыниксы» как раз рассказывал, как съездил отдохнуть в Египет.
- Скучно там. Две недели провалялся на пляже - чуть не помер с тоски. Вообще нечем заняться, во-об-ще!
Алексей немного заикается и от этого краснеет. Иногда он встряхивает головой, будто отгоняя заикание.
- Только уже в последний день, перед самым уездом, спустился в бар. А там какие-то уроды бесчинствуют. В отеле все и так олл-инклюзив. А они зачем-то бьют бармена-египтянина. Берут его вот так за шею и мордой об стойку бьют. Ну и все бутылки из бара сгребают. Уроды, короче.
- А ты чего?
Он опять смущенно улыбается.
- Сперва я вообще не хотел вмешиваться. Но потом смотрю, они расходятся все больше. У меня на ногах пляжные тапочки были. Я поднялся в номер, переобулся 8 кеды... Когда полиция приехала, они меня забрать хотели. Потому что те лежат и сказать ничего не могут. А египтяне машут руками, объясняют: «Не тот! Не тот! Вот этих шестерых, которые лежат, забирайте! А этот, который весь кровью забрызган, он нас, наоборот, защищал!»
- Не забрали?
- За что? Потом, правда, выяснилось, что эти ребята тоже из Петербурга. То есть мы вроде как земляки. Но все равно не жалею: очень некрасиво они себя вели.
Братья Горшеневы - оба под два метра и очень плечистые. Старший - вокалист «Короля и Шута». Младший - фронтмен группы «Кукрыниксы». Подраться не прочь оба. Как-то я видел, как Горшок-старший так навешал человеку, неаккуратно влезшему в разговор, что из гримерки того пришлось выносить... Все эти парни ведут себя, как хулиганистые школьники, хотя на самом деле они - давно уже взрослые мужчины. Некоторые даже взрослее меня, а я уже много лет подряд чувствую себя допотопным чудовищем. Пятнадцать лет подряд эти парни упорно карабкались на вершину. Не их вина, что, как оказалось, на вершине-то ничего и нет.
От египетского отпуска парни переходят к воспоминаниям о поездке в Калифорнию.
- Сан-Франциско - гейский город. Нормальных мужиков там нет вообще. Девчонки полностью брошены. Честно! Парни на них абсолютно не обращают внимания.
- Иди ты!
- Если в кафе или в баре ты нормально поговоришь с девушкой... как-то познакомишься, поболтаешь, а потом скажешь, что ты НЕ гей, то все! Даже прелюдий не нужно! Она просто пойдет с тобой! Сразу, представляешь? И виза в этот чудо-город стоит недорого.
В Калифорнию «Король и Шут» ездил по делу. Несколько лет назад вместе с группой играла девушка-скрипачка. Потом из группы она ушла и уехала в Америку. Еще через некоторое время вслед за ней в Штаты перебрался их бас-гитарист. Теперь у них со скрипачкой в Калифорнии совместный бизнес: организация американских гастролей для русских артистов. Супердоходов пока нет, но недавно сделали тур театру «Лицедеи» и кое-чего заработали.
Полтора десятилетия подряд лезть наверх, а потом вдруг обнаружить, что там, на вершине, ничего и нет, - это очень обидное открытие. Особенно если тебе уже тридцать пять. Что-то менять - поздно. Отступать обратно - обидно. Делать на пустой вершине - совершенно нечего. А небольшой бизнес в солнечной Калифорнии - это то, что, по крайней мере, можно потрогать руками.
К середине нулевых эти люди победили. Далось им это нелегко, да и победа не выглядит такой уж безусловной. Триумфа, как у старших братьев из Рок-клуба, не вышло. А самое обидное, что времени наслаждаться всем этим совсем не осталось. Как только они добрались до самой вершины, тут же выяснилось: в затылок поколению 1990-х уже дышат совсем другие люди. Те, кого в этой компании уж точно никто не ждал.
Глава 9: Три героя «четвертой волны».
к началу XXI века промоутеры были в растерянности. Что еще предложить слушателям, было совершенно непонятно.
При Путине страна наконец перестала биться в конвульсиях. Цены на нефть выросли почти до неприличного уровня, а по отношению к ценам на газ ни о каких приличиях не могло быть и речи. Впервые с советских времен шоу-бизнес стал выгодным вложением денег. Родители теперь выдавали детям-школьникам на карманные расходы суммы, за которые еще десять лет назад любой русский соглашался на карьеру наемного убийцы. За эти деньги можно было бороться, но вместо этого промоутеры хлопали ресницами и не могли понять: в какую сторону, черт возьми, двигаться?
У поколения тридцатипятилетних дела шли все хуже. Те, кто взялся за гитару в начале 1990-х, успели умереть от передоза или сесть в тюрьму. А по стотысячному разу показывать публике мумифицированные тела Бориса Гребенщикова и группы «ЧайФ» - на таком больших денег не заработаешь. Нужна была новая кровь.
Промоутеры вертели головами по сторонам. Хотя новая волна поднималась у них прямо под ногами. Когда «Психея» приехала в Петербург, людей, способных слушать их музыку, было от силы пара сотен. И за следующие пять лет группа своими руками слепила себе целую армию фанатов.
В помещении на станции метро «Лесная» клуб «Полигон» квартировал четыре года: с 1998-го по 2002-й.
Когда клуб только открылся, основной публикой там были фанаты хэви-метала. А накануне закрытия «Полигона» в клубе непрерывным потоком шли концерты «новой альтернативы». За эти четыре года в городе вдруг сменилось поколение. Ходить в «Полигон» стали совсем другие мальчики и девочки. К середине нулевых этих людей были тысячи.
Это было как смотреть на опущенную в проявитель фотобумагу: ничего нет... ничего нет... ничего нет... и вдруг ты видишь странные пятна... ты не можешь понять, в какую именно картину они складываются... пятен все больше... и вдруг ты все понимаешь. Картина сложилась. ' Как ты мог не видеть всего этого раньше?
Пока взрослые промоутеры искали, во что бы вложить денег, восемнадцатилетние подростки желали одного - колбаситься под «Психею». Эти две мечты не могли не встретиться.
Из блога поклонницы группы Иры С. (17 лет)
Пятница, 02 июня 2006 г. 18:35
В общем, так... Только что разговаривала со Сто-сом. Обрадовала его тем, что рассталась с Максом. До этого мне звонил Серенько, мы мило поболтали на тему дружеского секса и собираемся встретиться на выходных, чтобы попробовать сие чудо. Еще я хочу потрахаться с Фео, но об этом я ему еще не сообщила.
А надо бы... Никак не решусь предложить ему встретиться. Хотя наше общение к этому уже ^ идет. Я не могу определиться, кто мне нужен. Если -Ь. так посудить, то мне никто, кроме Фео, и не нужен. Ну и еще кое-кого, сами знаете кого. Никакой Стае и Сережа не сравнятся с Феочкой.
Кстати, он попросил меня называть его просто Дима. Но если честно, я просто ненавижу это имя, именно из-за Димы, с которым раньше встречалась (кто меня давно читает, тот помнит). И вообще, непривычно мне его так называть. Для меня он навсегда останется просто Феочкой.
Самый лучший! Он самый-самый! Но, к сожалению, мы общаемся пока только по Интернету. В принципе я понимаю, что у нас с ним ничего не получится, так как мы слишком разные. Кто я, а кто он! Наверное, можно будет ограничиться просто дружеским сексом. Я думаю, он будет не против. Как только я его трахну, я вам обязательно об этом в подробностях расскажу!
в 2002-м клуб «Полигон» все-таки закрылся. Музыкальные клубы долго не живут. Чудом было уже то, что «Полигон» просуществовал почти семь лет - с самой середины 1990-х. Своей площадки у Павла Клинова больше не было, но он об этом и не жалел. Зато у него имелась самая многообещающая группа страны. Если уж быть совсем честным, то это было ничуть не менее денежно, чем иметь свой клуб.
Павел начал с того, что решил поближе познакомить русскую молодежь с мировыми тенденциями. В начале десятилетия он организовал в Петербурге гастроли нескольких западных «альтернативщиков». Привезти европейских или американских звезд этой музыки в те годы было как ликбез. Люди впервые слышали эту музыку на концерте, и она не могла им не нравиться.
Впрочем, сами по себе иностранцы Клинову были вовсе и не важны. Гастроли он выстраивал так, чтобы как можно больше народу увидело его «Психею». Он привозил западных звезд SoulFly и ставил «Психею» к ним на разогрев. Музыкальные журналы с удивлением отвечали: наши на концерте смотрелись куда интереснее самих SoulFly. Чтобы закрепить успех, сразу после гастролей Клипов организовал «Психее» еще и большой сольный концерт. На него впервые пришло больше пятисот человек.
Через несколько месяцев он привез в Россию немцев из «Rammstein». Разогревала их опять «Психея». Успех был еще заметнее. На концерт заскочил Юрий Шевчук из группы «DDT». Немцы его не впечатлили, а вот о «Психее» он вроде бы сказал: «Очень круто!». Или не «Очень круто!», а просто «Круто!». В любом случае клиновских питомцев он похвалил. Такая похвала дорогого стоила.
Сразу после выступления с «Ranimstein» «Психея» отправилась в большой клубный тур. Поднимаясь на следующую ступенечку. Клипов закреплялся на ней намертво. Он впивался в нее, окапывался на ней, держался за нее изо всех сил и назад никогда не отступал. Он двигался только вверх, тащил «Психею» все выше и каждый раз добивался поставленных целей.
к лету 2003-го стало ясно: для того чтобы двигаться дальше, нужен некий обходной маневр.
Павел Клинов, бывший директор группы «Психея»:
Кок бы прекрасна ни была «Психея», одна группа - это всего-навсего одна группа. Чтобы продолбить ситуацию, мне нужно было движение. Новая идеология, новая волна, новый молодежный фронт.
Перед этим четыре года подряд я слушал демо-записи молодых групп. До 1999 года мне приносили в основном хэви-метал. А потом вдруг косяком пошла совсем другая музыка. «Альтернативщики» приходили со своими кассетами по нескольку групп в неделю. В «Полигоне» я давал сыграть им всем... ну, кроме, может быть, совсем уж бездарных. И где-то через год становилось ясно, кто чего стоит. Так что теперь я просто отобрал две группы, которые объединил с «Психеей» в большой концертный тур. Ну и дальше стал использовать эту троицу как таран для вышибания дверей.
Группы, отобранные Клиновым, назывались одна «Amatory», а вторая - «Jane Air». Парням из обеих групп и сегодня-то лет по двадцать. А три года назад они были почти совсем школьниками. Единого музыкального фронта троица не составляла. Играли все трое совсем разную музыку. Но это было уже не важно.
Первый совместный концерт троицы Клинов решил провести в «Red-Club'e». Помещение там рассчитано на четыреста посетителей. Иногда, на реально забойные мероприятия, в клубе продавали пятьсот... или даже пятьсот пятьдесят билетов... но это был предел техники безопасности. В тот вечер в клуб втиснулось семьсот человек. Выглядело это как магия Дэвида Копперфилда. Дышать в «Red'e» в тот вечер было невозможно. Первыми на сцену выбрались «Jane Air», Барабанщик легонечко стукнул в свою установку, и стены клуба чуть не треснули по швам.
Павел Клинов, бывший директор группы «Психея»:
Результаты этой политики стали заметны почти сразу. Хотя объяснить музыкантам, что нет другого пути, кроме объединения, было очень сложно. «Janе Air» и «Аmatorу» видели, что занимаюсь я в основном «Психеей». Им делались альбомы, им снимались клипы, им устраивались сольники на хороших площадках. А эти две группы иногда действительно выглядели как довесок. Разумеется, они были недовольны. Кому понравится ощущать себя людьми второго сорта? Однако и «Психея» от всего этого тоже была не в восторге. Им казалось, будто эти двадцатилетние подонки вылезают на их шее. Парни страшно ревновали и без конца ныли:
- Бля-я-а-адь! Па-а-аша! Ну чё за хуйня? Ну ты наш директор или чё, а-а-а?
Слушать возражения Клинов просто отказывался. Одна группа - это всего-навсего одна группа. А совместный концерт трех групп - это уже музыкальное направление. Объединяясь, мы получаем в три раза больший успех, в три раза больше зрителей - и, значит, в три раза больше денег.
Клинов нанял телевизионную бригаду и хорошего звукорежиссера. Выступление в «Red-Club'e» записали и выпустили на DVD. Те, кто не втиснулся в переполненный клуб, смотрели концерт в записи и понимали, что пропустили главное событие в своей жизни. «Новая альтернатива» распространялась по стране, как вирус. Иногородние меломаны специально приезжали в Петербург, чтобы купить этот диск и увезти его домой. Диск засматривали до дыр - и там, где вчера жили одни панки, все менялось в течение месяца. Молодежь сбривала ирокезы, парни покупали себе камуфляжные штаны, а девушки - кофты с капюшонами. Отныне все они слушали только этих троих: «Психею», «Jane Air» и «Amatory».
...Уже в 2004-м тактика Клинова начала приносить плоды. Происходящее хотя и очень медленно, но стало немного напоминать бизнес.
Всем трем подопечным он устроил несколько больших концертов. Теперь они воспринимались именно как троица: «Психея»-«Amatory»-«Jane Air». Теперь все происходящее было не просто концертом трех отдельных групп. Теперь это была волна. Четвертая; волна русского рок-н-ролла. Новое музыкальное движение. Три группы одна за другой выходили на сцену, и это звучало как звоночек: поколения опять сменились. Музыка 90-х, все эти панки, все, к чему только-только стали привыкать, - все это опять стало ретро. На сцену вышли совсем новые люди. Музыка теперь должна звучать вот так.
На протяжении 1990-х клубные концерты молодых групп были всегда бесплатными. В легендарном клубе «TaMtAm» гонорар мог составить ящик пива, а вот в «Полигоне» какие-то деньги уже платили, но только хедлайнерам. Остальные работали на собственное будущее. К 2004-му это будущее наконец наступило.
Павел Клинов, бывший директор группы «Психея»:
«Психея», «Jапе Air» и «Аmatоrу» предлагали совершенно новую и очень качественно сыгранную музыку. Но никаких иллюзий я лично не строил: в начале десятилетия их аудитория составляла от силы несколько тысяч человек на всю страну. И выступать каждые две недели - это значило перекормить публику. Чтобы концерт воспринимался как праздник, он должен быть редким. Так что я жестко стоял на своем, ругался с клубами и не отступал ни на миллиметр. Мы соберем под завязку любое помещение, объяснял я. Но для этого концерт должен проходить не чаще чем раз в два месяца. И ваша задача: заплатить музыкантам столько, чтобы эти два месяца они не умирали с голоду.
Клинов покусился на самое святое. Хозяева клубов ненавидели его всей душой. Разумеется, они предпочли бы, как и раньше, откупаться ящиком пива, да только за пиво клиновская троица играть отказывалась. Хозяева клубов скрипели, нехотя лезли за кошельками и все-таки платили.
Сперва гонорар групп вырос втрое, а к осени - в пять раз по сравнению с началом года. Теперь «Психея» получала всего в несколько раз меньше, чем группа «Ленинград»... лишь немногим меньше, чем группа «Король и Шут»... это были деньги, на которые можно было жить... на которые наконец-то можно было спокойно жить. ...Следующим шагом должно было стать участие всех трех групп в большом рок-н-ролльном фестивале. В 2005 году Клинов планировал показать подопечных на фестивалях «Крылья» и «Нашествие».
Фестивали - штука очень важная. Мероприятия вроде «Нашествия» - это помпезная выставка достижений всего русского рок-н-ролла. Показать себя сразу тридцати тысячам зрителей - это даже лучше, чем ротация на радио или клип на телевидении. Выступи удачно - и дальше с твоей карьерой все будет ОК. Именно поэтому попасть на большие фестивали молодым группам почти нереально.
Взрослые промоутеры уже давно искали, во что бы вложить денег. А восемнадцатилетние не хотели от этой жизни ничего, кроме как колбаситься под «Психею». Эти две мечты должны были встретиться, и фестиваль был для этого очень подходящим местом. Клинов возлагал на «Нашествие» большие надежды. Он начал переговоры в феврале, за семь месяцев до начала «Нашествия». Он готов был пробить выступление своих подопечных на «Нашествии» любой ценой. Но ни к какому внятному результату многомесячные переговоры так и не привели.
Сперва Клинов пытался выбить из организаторов сольное выступление одной «Психеи». Те вроде соглашались, но каждый раз перед подписанием бумаг что-то срывалось. Москвичи отказывались верить в то, что клиновские троглодиты могут сделать кассу и хоть кого-то заинтересовать. Время уходило. Становилось понятно, что еще немного - и никакого выступления у группы просто не будет. К началу лета переговоры зашли в полный тупик.
На этой фазе к переговорам удалось подключить Юрия Шевчука из группы «DDT». Еще предыдущей зимой Шевчук заскочил посмотреть на концерт «Rammstein» и вроде бы сказал, что «Психея» это очень круто... вернее, что именно он тогда сказал, никто толком не расслышал, но, судя по выражению лица, скорее всего похвалил. Так что, набравшись духу, Клинов отправился к мэтру и пожаловался: москвичи не дают его парням выступить. Трудно сказать, вспомнил ли Шевчук, о какой именно группе идет речь, но помочь обещал.
Эти слова стоили дорогого. «ОПТ» - единственная русская группа, способная собрать ЛЮБУЮ площадку. Если бы в стране существовал стадион на миллион мест, Шевчук собрал бы и его.
Он позвонил организаторам «Нашествия» и сказал, что в руках у него - список из десяти петербургских групп. Все они обязательно должны выступить на фестивале. Этого оказалось достаточно. В оргкомитете тут же поверили в потенциал клиновских питомцев и даже выделили им отдельную «альтернативную» сцену. Хедлайнерами там были все те же трое: «Психея», «Amatory» и «Jane Air». Именно они стали главным музыкальным открытием того лета.
Большие клубные концерты теперь шли один за другим. В крошечном «Red-Club'e» клиновская троица больше не выступала. В Петербурге основной площадкой для них стал клуб «Порт». Этот клуб может вместить уже больше тысячи человек, но на выступления каждый раз приходило в два раза больше народу.
Первую тысячу зрителей охрана пропускала без проблем. Следующих пятьсот - уже напрягаясь. Еще приблизительно двести отчаянных брали «Порт» штурмом или пытались влезть в окно. Но каждый раз под окнами клуба до полуночи стояло еще несколько сотен тех, кто на концерт так и не попал.
Клинов понимал: клубы - этап пройденный. Он оседлал волну, которая возносила его все выше. Пора было думать о серьезных стадионных концертах.
В России уже давно никто не мыслил в масштабах стадионов. К началу XXI века на всю страну существовало от силы дюжина команд, способных в одиночку собрать хотя бы захудалый стадиончик. В Петербурге (помимо «ОПТ») таких групп было всего три: «Король и Шут», «Пилот» и, может быть, «Сплин». Разумеется, никакая «Психея» в этот список не входила.
Большие арены уже давно арендовались лишь для сборных фестивалей: купи билет - и за один вечер увидишь всех звезд. Но даже это был бизнес на грани риска. Звезды капризничали и заламывали немыслимые цены. При этом самим зрителям смотреть на одни и те же рожи давно надоело. Всем казалось, что скоро о стадионах можно будет просто забыть. И тут Клинов вывел на публику свой зверинец. Два года назад курганские самородки с трудом собирали в «Полигоне» 150 фанатов. Но это было два года назад. К середине нулевых в стране не осталось ни одного школьного туалета, на стене которого не были бы написаны их имена.
«Психею» не показывали телеканалы. Их утыканные пирсингом носы и губы не ставили на обложки журналов. Но это была проблема вовсе не музыкантов. Россия - такая страна, что реальные герои на обложках журналов здесь не появляются никогда. В 1980-х там не появлялись Чистяков из группы «Ноль» и Борзыкин из группы «Телевизор». В 1990-х там не было ни первых диджеев, ни панков из клуба «TaMtAm».
Что ж? В XXI веке там нет Фео и Лехи Никонова, но это тоже нормально.
Осенью «Психея» закончила запись своего второго альбома. Презентацию Клинов решил провести во Дворце спорта «Юбилейный». Коллеги-промоутеры крутили пальцами у виска. Какой Дворец спорта?! Этот парень совсем чокнулся?! Собрать зал такого размера не смогут все вместе взятые звезды ленинградского Рок-клуба, а он думает собрать его со своими двадцатилетними папуасами? Нет, он положительно чокнулся!
Внимания на шпильки Павел старался не обращать. Внешне он вообще был совершенно спокоен. Он просыпался с утра, быстро умывался и дальше двадцать часов подряд звонил, ездил на встречи, пил чай и водку с деловыми партнерами, обговаривал все по сотому разу, контролировал рекламу, проверял, не забыли ли чего аппаратчики... всем казалось, что сомнений у него нет. Хотя на самом деле внутри он трепетал. Каждый день, с утра и до вечера. Он просто дико боялся. И поделать с этим ничего не мог.
К «Психее» он добавил группу «Кирпичи». Пусть они выступят вместе. Все-таки не одна группа, а две Хоть какая-то подстраховка. У «Кирпичей» тоже выходил альбом - отличный повод сыграть вместе.
И все равно - сомнения оставались. Как быть, если он переоценил свои возможности?.. Что, если затея провалится?..
Она не провалилась.
Все прошло даже лучше, чем он ожидал.
Не замечать происходящее и дальше становилось невозможно. Через полгода после этого концерта о крылся первый специализированный магазин «альтернативной» молодежной одежды. Одеваться «альтернативно» значило теперь одеваться «так, как „Психея". Еще через год таких магазинов было уже очень много. Спустя еще девять месяцев в Москве открылся «альтернативный» канал «A-ONE». Основная ставка там была сделана на этих троих: «Психею», «Amatory» и «Jаnе Air». Из невзятых вершин оставалась только одна: собрать рано или поздно Ледовый дворец. Самую большую площадку в Петербурге. Потому что после Ледового мечтать можно было бы уже только о Кремлевском Дворце съездов.
Самое смешное, что на сцене Ледового группа «Психея» тоже выступила. Жалко только, что на этом все и кончилось.
Глава 10: 2 июня 2006 года. 21:47.
Пульт звукооператора в «Red-Club'e».
я провел в этом чертовом клубе уже три с лишним часа. Конца происходящему не было видно. На сцену по очереди забирались группы, названия которых мне ничего не говорили. Тоже, наверное, «новая альтернатива» и «четвертая волна». Люди с канала «A-ONE» иногда что-то выкрикивали в микрофон. Публика в зале лениво прыгала и вполсилы толкала друг друга.
Музыканты «Психеи» все еще сидели в гримерке, но сидеть там становилось чем дальше, тем тоскливее. Иногда кто-то из них вставал, потягивался и молча выходил побродить по клубу. Зрители, разумеется, узнавали кумиров в лицо и делали друг дружке круглые глаза. Но особенно с разговорами никто не лез. Даже очень пьяные держались на расстоянии.
Басиста группы все зовут Слесарь. Несколько раз я интересовался почему. Этот парень как-то особенно умело обращается с металлами? Не обращай внимания, отвечали мне. Слесарь - это просто такая детская кличка. Еще со школы.
Как и все в гримерке. Слесарь время от времени прикладывается к мутной кока-кольной бутылочке. Но внешне на нем это практически не сказывается. Слесарь - наголо бритый парень с небольшой бородкой. Очень спокойный и неразговорчивый.
На сцену «Психея» выйдет не раньше чем через час. В принципе, я мог бы, наверное, и не дожидаться этого момента, а свалить из клуба прямо сейчас. Не знаю, сколько текста захочет получить от меня журнал «Rolling Stone», но вряд ли много. А строчек на двести впечатлений я уже получил. Тем не менее я продолжаю ждать. Сижу в гримерке, иногда тоже выбираюсь побродить по клубу. Жду. Прикуриваю сигареты одну от другой. До выхода «Психеи» на сцену остается пятьдесят семь с половиной минут. Слесарь поворачивается ко мне:
- Хочешь, сходим посмотрим выступление?
- Посмотрим выступление? Там же душно...
- Сейчас будут играть «$7000». Очень хорошая группа. Их название нужно так и произносить: «Семь штук баксов».
- Они действительно хороши?
- Я бы такое пропускать не стал. Наши друзья из Нижнего Новгорода.
- Что хорошего может быть из Нижнего Новгорода?
Слесарь прикладывается к кока-кольной бутылочке, некоторое время молчит, а потом сообщает, что на самом деле Нижний Новгород сегодня - это вторая после Петербурга музыкальная столица России. Екатеринбург давно сдох, в Москве нормального рок-н-ролла не было никогда. А в Нижнем Новгороде сегодня играет целая куча действительно очень интересных групп,
- Пойдешь смотреть?
- Нет. Наверное, нет.
- Не пойдешь?
- Там душно. И очень тесно. Ваши фанаты оттопчут мне все ноги,
- Давай залезем в будку, где пульт. Я бы действительно рекомендовал тебе все это посмотреть.
- В будке не тесно?
- Это наверху. Оттуда и видно все очень хорошо. Я встаю с диванчика и тушу сигарету в пепельнице.
Огромная и грязная пепельница давно переполнена. Из гримерки мы выходим в зальчик на втором этаже. Народу здесь немного, но зальчик все равно напоминает ту же самую пепельницу. Мы по лестнице спускаемся на первый этаж. На каждой ступеньке сидит сразу несколько человек. В основном потные, только что вывалившиеся из зала подростки. Много девочек школьного возраста. На их детские запястья надеты напульсники с металлическими шипами, а глаза подведены черным. Но они все равно - почти дети. Девочки переглядываются и шепчут:
- Смотри!.. Смотри!..
- Это же Слесарь!..
- Вот идет Слесарь, смотри скорее!.. Вот это да!..
- О-о!.. Надо всем позвонить, сказать, что я видела настоящего Слесаря!..
Мы спускаемся на первый этаж, доходим до туалета и там окончательно застреваем. Пройти дальше кажется нереальным, но Слесарь как-то протискивается, а я протискиваюсь вслед за ним. Мимо бара мы пробираемся в зал. Свет в зале включен, техники готовят сцену к выходу «$7000». Здесь становится посвободнее, и я сразу тянусь за сигаретами. В дальнем правом от сцены углу, оказывается, есть почти незаметная дверь. Слесарь долго в нее стучит. Нам наконец открывают. Слесарь спрашивает, можно ли мы посмотрим следующее выступление сверху, из будки.
В отличие от девочек на лестнице звукорежиссер явно не знает Слесаря в лицо. Но нас все равно пропускают. Наверху, возле пульта, еще более душно, чем в зале. Звукорежиссер сидит за пультом на ободранном стуле, а за его спиной, на втиснутом в угол диванчике, сидит сразу восемь девушек. Девушкам жарко. Они стаскивают футболки и обмахиваются листочками, на которых указан порядок выхода групп на сцену. «Психея» значится в этом списке под последним номером. После того как она сыграет, я наконец смогу поехать домой.
Стараясь не наступать на вытянутые девушкины ноги, я прохожу в самый дальний угол и сразу же больно бьюсь головой о торчащую из потолка трубу. В чертовой будке очень низкие потолки. Сесть не получается. Я пристраиваюсь на корточках возле крошечного оконца. Все это ужасно, просто ужасно неудобно. Зато сверху я наконец различаю своего фотографа.
Нижегородские самородки, группа «$7000», играть еще не начали. По сцене бродят техники и с места на место перекладывают толстые черные провода. Свет в зале горит довольно ярко, и можно различить: большая часть публики в антракте вывалила подышать воздухом, и в зале осталось всего человек сорок.
Мой фотограф забрался на небольшой помост возле самой сцены. Точка неплохая: обзор оттуда даже лучше, чем с места, где пристроился я. У помоста стоит здоровенный парень: метр девяносто росту, камуфляжные штаны, белая обтягивающая майка, заплетенные в тысячу косичек волосы стянуты в пучок. Парню скучно и в антракте нечем развлечься. Поэтому он, как может, выпендривается перед моим фотографом.
- Слышь!.. Да-да!.. Я к тебе обращаюсь!.. Чего ты туда залез, а?
Фотограф старается смотреть в другую сторону. Камера, которую он держит двумя руками, слишком дорогая для того, чтобы отвечать на вопросы столь здоровенного парня.
- Ты, что ли, снимаешь? Сними меня!.. Чего ты встал-то, слышь?.. Ну сними меня!..
Фотограф продолжает внимательно разглядывать противоположную стенку. Белая майка делает шаг в сторону. «$7000» все никак не могут выйти на сцену. Парню скучно. Возле стены на корточках пристроилась пьяная девочка. Лет пятнадцать. Много ли такой надо? Пришла в клуб, выпендриваясь перед подружками, купила себе бокал пива, а теперь видно, что от этого бокала ее скоро начнет рвать прямо на пол. Здоровяк в майке подходит к девочке, рывком поднимает ее пластилиновое тело с корточек, подтаскивает поближе к фотографу.
- Чего ты там стоишь-то? Сними лучше вот это! Он стягивает с девочки футболку и бросает ее на
пол. Девочка не реагирует. Видно, что ей по-настоящему плохо. Глаза закатились под веки, ноги подгибаются, телу очень хочется вернуться назад, к стене.
Парень долго ковыряется с застежкой ее лифчика. Расстегнуть не выходит и он просто рывком задирает его над крошечными детскими сисечками. Я же говорю - она еще совсем ребенок.
178
Одной рукой парень придерживает ее тело, чтобы оно не сползло на пол, а второй дергает фотографа за штанину.
- Ну чего ты стоишь-то? Снимай! Во-во! Мы с тобой сделаем из этой кобылы королеву порно! Снимай-снимай!
Помня о трубе, торчащей где-то позади моего затылка, я аккуратно встаю с корточек. Слесарь скашивает на меня глаза:
- Ты куда?
- Спущусь. Дам этому клоуну по зубам.
- Потом поднимешься?
- Не знаю. Нет, наверное. Жарко здесь.
Концерт «Психеи» до этого я видел только в видеозаписи. А вот выступление их соратников, группы «Amatorv», как-то посмотрел живьем.
Мероприятие проходило несколько месяцев назад в клубе «Порт». Подготовка к нему напоминала тщательно спланированную военную операцию. За шесть недель до концерта город был заклеен афишами. Дворники сдирали их с водосточных труб, но каждое утро афиши появлялись опять.
За день до концерта группа дала пресс-конференцию (сальнорожие русские журналисты на нее, разумеется, не пришли) и провела автограф-сессию в крупном музыкальном магазине «505». Желающих получить автограф в помещение набилось много. Продавцы плечами выпихивали фанатов на улицу и запирали двери на ключ. Двери были стеклянными. Я подозревал, что вскоре они треснут.
Чтобы на все это посмотреть, я тоже подъехал в «505». Перед входом толпились те, кто не попал внутрь. Они надеялись подкараулить кумиров здесь, да только кумиры были тоже не дураки и в магазин зашли с черного хода. Автограф-сессия была заявлена на 15:00 и началась без опозданий. Быть рок-идолом - это тяжелая работа, но парни с ней понемногу справлялись.
Директор группы громко хлопнул в ладоши:
- Быстренько! Быстренько! Переодеваемся!
Парни по-военному быстро скинули уличные футболки и натянули рубашки, в которых обычно выходят на сцену. Вблизи они были совсем детьми. Почитатели их таланта высовывали носы и подглядывали: ну как там? когда начнете? Кумиры кивали: сейчас-сейчас! уже выходим!
Никого из музыкантов «Amatory» ни по имени, ни в лицо я не знал. Вернее, если быть совсем уж честным, я знал, как зовут их барабанщика. Дело в том, что папа этого парня в свое время был моим научным руководителем в институте.
Лектором папа был отменным. На моем курсе он читал историю античной философии. Предмет достаточно заковыристый, однако папа мог объяснить нюансы позднего неоплатонизма так, что понятно становилось даже моей тогдашней подружке, дуре набитой, не способной без запинки произнести слово длинной более чем в три слога.
На лекции этот преподаватель приходил всегда вовремя. Опоздал он, насколько я помню, всего единожды. Вбежав в аудиторию, он извинился и пояснил причину: забирал маленького сыночка из детского сада. Сын совсем малыш, первую неделю ходит в садик, еще не привык, и забирать его нужно пораньше, а жена не успела.
В том году мне исполнился двадцать один год. Трудно поверить, но тогда у меня были длинные вьющиеся волосы, и я носил пять сережек в двух ушах: четыре в правом и одну в левом. Я встречался с девушкой, губы которой были не способны без запинки произнести слово «пылесос», но зато когда доходило до дела, эти губы годились на многое похлеще, и еще в том годуя слушал группу «The Сurе», которая никому еще не казалась омерзительным ретро. До появления группы «КОЯN» оставалось еще пять лет, а до момента, когда сын моего научного руководителя усядется за барабанную установку, оставалось больше десятилетия.
Сам концерт проходил на следующий день в «Порту». Я приехал за час до начала, но на всех прилегающих улицах уже стояли характерно одетые девушки: облегающие маечки, камуфляжные брючки, тяжеленный пирсинг в лице. Клуб расположен ровно напротив городского законодательного собрания. Несколько группок фанатов сидели прямо на ступеньках Мариинского дворца. Милиционеры из охраны здания недовольно на них косились.
«Порт» - промежуточная площадка между подвальными клубиками и стадионами. Клуб - это сто пятьдесят-триста зрителей. Дворец спорта - начиная от трех тысяч. Большая проблема для промоутеров - промежуточная площадка, рассчитанная на восемьсот-полторы тысячи зрителей. Арендовать стадион - большие расходы и большой риск. Сидеть по подвалам - противно и никаких денег. Так что «Порт» - идеальное место для групп, давно переросших клубы, но не дотягивающих до Ледового и «Юбилейного».
Главный аттракцион «Порта» - здоровенное окно в полу. Вы забираетесь на третий этаж, и дальше, чтобы попасть в концертный зал, вам нужно пройти по коридору со стеклянным полом. С непривычки наступить ногой на стекло, под которым двенадцать метров пустоты, - штука сложная.
Начало концерта было назначено на восемь. Борис Гребенщиков и группа «Гражданская Оборона» могут задержать выступление на час - а могут на два с половиной. Но здесь никакой рок-клубовской расхлябанности не было. Концерт - это бизнес, в котором ценится пунктуальность. Зритель платит за билеты и может быть уверен: музыканты своевременно предоставят ему заявленный в афише набор услуг.
Чтобы как следует все рассмотреть, я забрался на балкон. В «Порту» для прессы есть замечательный балкон со столиками. В три минуты девятого из динамиков зазвучала скрипичная классика, а потом скрипка как-то непонятно перетекла в психопатический гитарный запил, и «Amatory» начали отжигать. Свет на сцене вспыхнул - парни с инструментами наперевес уже стояли на местах. Каждый - там, где определил режиссер-постановщик шоу. Сын моего научного руководителя метался за барабанной установкой, а вокалист группы рычал по-настоящему страшно.
С балкона мне были хорошо видны сцена и зал - сотни заплетенных в косички голов. Я мог разглядеть даже специального сотрудника охраны клуба - он сидел на кромке сцены и следил, чтобы ни одна скотина не вздумала мешать группе. Лысый, весь в трицепсах, громила сидел на кромке сцены с таким лицом, что никому не приходило в голову лезть к музыкантам. Концерт никоновских «П.Т.В.П.» - это бесконечный стейдж-дайвинг. Концерт «Психеи», если судить по видеозаписям, - тоже. А вот на выступлении «Amatory» ни один прыгун на сцену так и не забрался.
Грохот был такой, что меня буквально прижимало к спинке стула. Интересно все-таки, каково это - сигануть со сцены? Рухнуть, зная, что опоры нет. Оторваться и полететь, понимая, что никто не поддержит. Мне скоро сорок лет, а я так ни разу и не испытал ничего подобного. В начале 1990-х стейдж-дайвинг еще не изобрели, а сейчас начинать уже поздно. Тем более с моей комплекцией. Прыгну - и, наверное, проломлю пол.
Я спустился с балкона, протиснулся через зал и вышел к бару. Посетители «Порта» пили лимонад. Большинству из них пить пиво можно будет только года через четыре. Хотя... если бы пятнадцать лет сегодня было бы мне, то в такой день, как этот, думаю, я стал бы пить с самого утра и обязательно протащил бы алкоголь с улицы внутрь клуба, а уж здесь-то напился бы окончательно и, наверное, лез бы ко всем девушкам, а под конец еще и засветил бы кому-нибудь в нос.
Думать об этом было противно. Мне давно не пятнадцать, а тридцать шесть. И алкоголь я не пью уже пять лет. Я огляделся вокруг. Я был минимум вдвое старше самого старшего посетителя клуба. Выходя из «Порта» - на улицу, я еще раз подумал о том, каково это - прыгнуть со сцены вниз головой, не надеясь ни на что, кроме вытянутых тебе навстречу рук?
Глава 11: Совместный концерт «Психеи» и группы «КОЯN» в петербургском Ледовом дворце 25 сентября 2005 года.
Фео, лидер группы «Психея»:
В сентябре 2005-го москвичи запускали вещание канала «A-ONE». Сейчас, к лету 2006-го, этот канал стал вещать и на Петербург тоже, а тогда они только-только начинали трансляции в столице. И конечно, по московским правилам им хотелось обставить все это дело как можно торжественнее. Для этого «А-ОNЕ» привезли в Россию группу «КОЯN» - главных звезд той музыки, которую они планировали транслировать.
За несколько месяцев до концерта канал обратился к нам с предложением выступить у «КОЯN» на разогреве. Разумеется, мы согласились - от таких предложений не отказываются. Во время концерта люди с «А-ОNЕ» планировали еще вручать какую-то музыкальную премию, но на это как раз мне было наплевать. А вот сыграть вместе с кумирами детства было очень здорово. Ледовый дворец, самая большая площадка в городе, «КОЯN» - и мы на разогреве. Конечно, это была сбывшаяся мечта.
План был такой, что «КОЯN» сыграют два концерта - в Петербурге и на следующий день в Москве. И по предварительной договоренности выступить мы должны были на обоих. Но после всего, что произошло, сыграли мы только в Ледовом. Московский концерт прошел как-то без нас.
Павел Клинов, бывший директор группы «Психея»:
За два месяца до приезда «КОЯМ» организаторы концерта прислали мне на подпись «Обязательство». Это довольно типичная бумага: мы, группа токая-то, обязуемся вести себя прилично, на хуй со сцены никого не посылать, президента пидорасом не обзывать, к аппаратуре относиться бережно, призывов к расовой и религиозной вражде избегать и все в таком роде. Ничего из ряда вон.
Я эту бумагу подписал. У меня была доверенность от группы на ведение любых переговоров и подписание любых бумаг. Ничего экстраординарного в этом не было.
В принципе, можно было бы понять, если бы из мальчишеского чувства протеста группа просто взбунтовалась. Ах, вы нам бумагу?! Ну, мы вам устроим! Но в «Обязательствах» не было никакой цензуры - никто не наступал им на горло. Группу просто просили держать себя в руках. Вести себя по-людски. Прежде «Психея» каждый раз эти «Обязательства» подписывала. За два месяца до приезда «КОЯМ», на фестивале «Крылья» они обещали держать себя в руках и обещание сдержали. Особенных эксцессов не было, да и в этот раз все должно было пройти нормально. Этот концерт тоже должен был стать совершенно обычным.
Но он не стал.
Момент, когда все изменилось, я, если честно, пропустил. Что-то у них щелкнуло перед выходом на сцену, а что именно, я не знаю. Дальше я видел только последствия.
Фео, лидер группы «Психея»:
Кто уж теперь скажет, как там все было на самом деле? Есть две бумаги: в одной написано, что мы обязуемся вести себя прилично и никого не обижать. Во второй перечислено, чем закончилось наше выступление. Там есть врачебное заключение и астрономическая сумма уа{ер6а. То есть если смотреть не на реальность, а на эти бумаги, то выходит, «Психея» накосорезила. Если судить по бумагам, то разнесли мы вообще пол-Дворца...
Понимаешь, концерт - это такая штука... Он начинается с пустоты и уйти должен в пустоту. Не знаю, как другие, но лично я во время выступления никогда не думаю о чем-то, лежащем за пределами выступления. Я и в тот раз думал только о собственных чувствах. И о том, как они могут проявиться... Мы никогда не были профессионалами, заранее продумывающими свое шоу. Мы до сих пор любители, в том смысле, что очень любим то, чем занимаемся. Самое важное для нас на каждом концерте - получить от всего этого удовольствие.
На мой взгляд, ничего экстраординарного в Ледовом дворце в тот вечер не произошло. Мы вели себя так, как ведем обычно. Хотя я вполне допускаю, что для людей со стороны все это могло показаться диким. Да, я кинул гитару на барабанную установку. Но ведь это штука спонтанная... порыв... чувствуешь, что надо кинуть, - и не можешь не кинуть... кто станет контролировать себя в такие минуты?.. Да, мы разбили собственный монитор - но мы регулярно его разбиваем. А то, что кусок монитора улетел в зал, - так траекторию полета ни одной бумагой не опишешь. В зал он улетел случайно, что тут поделаешь? Никто в группе, разумеется, заранее не обдумывал: а вот кинусь-ка я железной болдловиной в голову зрителю! Да, он попал в человека, но кто в этом виноват? Как все случившееся можно было предусмотреть?
На самом деле это было наше обычное выступление. А если организаторов что-то не устроило... ну... они ведь знали, кого приглашают, не правда ли?
Павел Клипов, бывший директор группы «Психея»:
Сцену они разнесли на $18 ООО. Я стоял за кулисами и не мог поверить своим глазам. Техники, которые привезли аппарат, кричали мне:
- Паша! Что ты стоишь?! Ты видишь, что они творят?! Скажи им, Паша!
Что я мог сделать? Выскочить на сцену и подзатыльниками привести их в чувство? Аппаратчики смотрели, как группа разносит их технику, и чуть не плакали. То, что перед выступлением было сложной, до миллиметра настроенной техникой, через двадцать минут превратилось в груду хлама. Я не понимал, что случилось с группой. Все происходящее просто не укладывалось у меня в голове.
В самом конце Кита подскочил к краю сцены и расхерачил об пол свой монитор. Они так делали довольно часто - ив «Порту», и в других клубах. Хочешь колонуть монитор - ради бога! Монитор-то твой собственный, бей сколько хочешь. Но прежде они били их об пол: р-р-раз! - и вдребезги! А тут Кита швырнул его об край сцены - ровно об угол. Есть разница? Осколки летят не в тебя, а в зал. Как минимум это жуткая безответственность. Не просто похуизм, а полное наплевательство на чужую жизнь и здоровье.
Главное, что люди под сценой стояли к группе спиной. Толпа там была довольно плотная: охрана, техники, журналисты. Они не видели, что происходит, и не могли даже увернуться. Кита знал, что делать так нельзя, - и все равно сделал. Кусок отскочил от угла и со свистом улетел в толпу. Даже оттуда, где я стоял, было видно, как кому-то раскололо голову и кровь брызнула во все стороны.
Фео, лидер группы «Психея»:
Лично я весь этот эпизод просто пропустил. То есть я, конечно, видел, что Кита ломает монитор, но чем все кончилось, я не заметил. Мы ушли со сцены, дошли до гримерки, и только тут я обратил внимание, какая вокруг царит паника.
Честно сказать, в тот вечер я был ужабанный, как ни до, ни после. Воспринимать что-то вокруг было очень тяжело. Все бегали, суетились, орали, перебивали друг друга и порывались куда-то бежать. Дверь постоянно открывалась, и внутрь заглядывали люди, которые кричали, что мы кого-то убили, а я почти ничего не соображал.
Что именно случилось, никто из группы не разглядел. Первое время нам говорили, что Кита искалечил охранника. Потом стали говорить, что не искалечил, а вообще убил. Кита напрягся. Он стал говорить, что, может быть, пока не поздно, ему стоит бежать из Дворца? Охранники на концерте - очень специальные люди. Действуют они всегда все вместе и по принципу - глаз за глаз, шрам за шрам. Если ты кого-то из них задел, то лучше уж действительно вешайся сам.
Кита сидел весь зеленый и был уверен, что вот сейчас дверь распахнется, в гримерку зайдут эти здоровенные злые люди и станут ему мстить. Вся охрана Ледового с секунды на секунду придет сюда и накинется на него одного. В воздухе висело паника.
Мы немного отдышались и попробовали выбраться из гримерки, разузнать, что там, снаружи. Первый же, кого мы встретили, сказал, что осколком задет не охранник, а какая-то девочка.
Мы спрашивали:
- Она хоть живо?
Все вокруг бегали. Толком никто ничего не знал. Говорили, что вроде бы жива, но лежит в травмпункте. Мы посоветовались и решили все вместе двигать туда.
Один из зрителей, побывавший в тот вечер на концерте:
Перед «КОЯN» на сцену выходили разогревающие команды. Когда выступала «Психея», я пролез в самый перед и как раз успел заметить, как какой-то чел но сцене схватил монитор и швырнул в сторону
зала. Осколки посыпались на зрителей, и от этого толпа сперва качнулась назад, а потом резко придвинулась к заграждениям перед сценой... причем я оказался ровно посередине... было пиздец как больно... я еще успел подумать, что вроде бы цел, вроде бы насмерть не задавили, но тут меня начало немного глючить, и я закрыл глаза, а когда открыл, то увидел прямо перед лицом пестрый ковер.
Я присмотрелся и понял, что это меня несут вниз головой. Я снова закрыл глаза. Когда открыл, то уже лежал на кушетке в травмпункте. Рядом лежала та девушка, на голову которой прилетел кусок разбитого монитора. Оказалось, монитор не прямо на нее налетел, а просто задел по касательной и распорол ей кожу под волосами.
Я немного полежал с закрытыми глазами. Тут в комнату вошла вся группа «Психея». Они о чем-то говорили с раненой девушкой. Потом солист группы повернулся ко мне и спросил:
- Тоже от нас, что ли, пострадал? Я говорю:
- Да нет. Просто толпа слегка придавила... Тут пришел директор Ледового и начал ругаться с
солистом «Психеи». Может быть, он, конечно, был и не директор, но всем там заведовал. Он орал, что всех по судам затаскает и что они не имеют права такого на сцене вытворять. А солист (имени его я не знаю) отвечал:
- Это мое шоу. Могу подрачить или штаны сниму и насру посреди сцены. Что хочу, то и делаю, и нечего тут орать!
Врач отвлекся от девушки и измерил мне давление: 80 на 40. Я не знал, много это или мало, но доктор сказал, что очень мало... Я полежал еще минут двадцать, и меня проводили за кулисы. Я уж думал, все - сбылась мечта! Увижу вблизи самих «КОЯN»! Но не тут-то было - через минуту секьюрити повыгоняли всех нас, причем не просто зрителей, а даже группы, которые перед этим выступали и, наверное, имели право там стоять...
Собственно, к выходу «КОЯN» я опять стоял возле самой сцены. Многочисленные вывихи и ушибы, плюс выбитый зуб, плюс, по-моему, треснувшая кость в пальце: до сих пор болит очень сильно. Это был лучший день в моей жизни.
Фео, лидер группы «Психея»:
Мы всей группой пришли в травмпункт. Там лежала эта девочка, и вокруг нее стояли доктора. Я подошел поближе. Девочка посмотрела на нас, улыбнулась и сказала:
- Ну, вы, парни, и козлы!
Отказываться мы не стали: что есть, то есть. Действительно, козлы. Я подошел поближе и посмотрел, что именно у нее случилось с головой. Выглядело все, конечно, жутковато - здоровый кусок распоротой кожи. Но так, по большому счету, - для жизни не очень опасно.
Очень быстро прибежали администрация Дворца и организаторы концерта. Разговаривать с ними было невозможно. Я открывал рот, чтобы что-то объяснить, а они все вместе начинали в полный голос орать. Думаю, таких выступлений в их практике еще не было. Теперь они имели полное право обвинять нас по каждому пункту предварительных договоренностей. Из их слов выходило, что там не осталось ни единой строчки, которую бы мы ни нарушили.
Орали все вокруг долго. Я пытался их как-то успокоить. Объяснял, что теперь я такой же заложник ситуации, как и они.
Я говорил:
- Что вы паникуете? Плохо, конечно, что девочку задело. Но вот же - она жива, улыбается...
Их не интересовали объяснения. Они качали права и всерьез угрожали группе тюрьмой. Говорили, что за сегодняшнее выступление все мы дорого заплатим. И это при том, что, пока мы все там стояли, в травмпункт из зала стали заносить прочих пострадавших. У кого-то - сломана рука, у кого-то - вывихнуты пальцы. Похоже, после нашего выступления охрана совсем озверела. Мы-то задели всего одну девочку, да и то случайно. А эти калечили людей пачками.
Павел Клинов, бывший директор группы «Психея»:
У «КОЯN» аппарат был свой. «Психея» разнесла не «корновскую» аппаратуру, а ту, что была предоставлена им. Если бы они как-то задели еще и фирменный аппарат, то, думаю, их убили бы прямо там. Или меня бы убили. И так все происходило очень жестко.
Сразу же, как только группа сошла со сцены, охрана заперла всех нас в гримерке. Выходы перекрыли.
Техники начали считать причиненный ущерб. Барабанная установка - пятнадцать тысяч долларов... Разнесенные микрофоны - три тысячи... С владельцем аппарата мы знакомы лет сто. Думаю, если бы не это, обернуться все могло действительно плачевно.
Выбраться из Дворца всем нам удалось только под утро. И на этой стадии я был уже готов просто послать их всех на хуй. Если вы, ребята, не в состоянии держать себя в руках и отвечать за данное слово, то о чем нам вообще разговаривать?
Фео, лидер группы «Психея»:
Еще через какое-то время в помещение зашли менты, которые сказали: «Та-ак! Всем покинуть помещение, кроме „Психеи"! С „Психеей" разговор будет особый...»
Я подумал: что ж сегодня за день-то такой, а? Кита остался сидеть с той девочкой в тровмпункте, а мне пришлось идти объясняться с администрацией. Страшно мне не было, но геморроя, конечно, не хотелось. Тем более что причинять кому бы то ни было вред мы ведь не собирались. Мы пришли играть, просто игры у нас оказались вот такими.
Переговорить пришлось с кучей людей. Все пребывали в дикой панике. Они угрожали, кричали, что говорить со мной стонут только один на один, а потом, заламывая руки, стонали: сегодняшний концерт дался им ценой огромных усилий, а я все испортил! Ох как испортил! Они пошли на страшные жертвы, и роди чего?! Ради того, чтобы я вот так себя вел, да?!
До глубокой ночи нас заперли в Ледовом просто как заложников. Выйти наружу никому не разрешали. Тянулось все это очень долго. Приходили все новые люди. Со всеми ними нужно было долго и бессмысленно разговаривать, а я не очень хороший объясняльщик, тем более в таком состоянии, как тогда. Мне говорят про какие-то пятизначные суммы и про тюрьму, а у меня полушария мозга между собой договориться не могут.
Все это повторялось снова и снова. Никто никого не хотел слушать. Меня со всех сторон обвиняли. Выходило, что «Психея» всем все только испортила. Несколько месяцев общей работы, а мы с ними вот так, и мероприятие приобрело совершенно ненужную окраску, и что теперь скажут спонсоры?
Администрация долго выясняла: будет ли девочка предъявлять к нам претензии? Девочка вело себя умно и твердила, что сейчас сказать ничего не может и все скажет только завтра. Канал «А-ОНЕ» боялся, что все это выльется ему в серьезные бабки, и облизывал пострадавшую, как мог. Девочке предложили пойти на after-party с участием «КОЯМ» - это же предел мечтаний любой фанатки! Девочка тут же сориентировалась и сказала, что у нее кружится голова, одна идти она не может (вдруг упадет?) и поэтому на вечеринку с ней должны пойти несколько подружек. Телевизионщики соглашались на любые ее условия.
После того, как разобрались с ней, стали тереть насчет порушенной аппаратуры. Люди с канала «A-ONE» были всего лишь напуганы, а эти, из администрации Дворца, вели себя кок реальное бычье. Нам принесли на подпись бумагу, в которой указывалось, что мы должны возместить Дворцу причиненный ущерб на общую сумму $25 ООО. Прочитав бумагу, я задал им всего один вопрос: живыми-то они нас отсюда выпустят?
Павел Клинов, бывший директор группы «Психея»:
Из здания нас не выпускали долго. Чтобы хоть как-то выбраться, мне пришлось подписать бумагу, в которой я обязался компенсировать компании, предоставившей аппаратуру, все причиненные убытки. Но даже после этого выйти наружу нам удалось с огромным трудом. И вообще вся эта история длилась еще довольно долго.
Я сам лично ездил замерять уровень звука на микрофонах. В общем, оказалось, что катастрофических повреждений нет. Хотя покорежены микрофоны были действительно здорово. Как нужно швырнуть микрофон, чтобы его погнуть, а?
Но дело даже не в деньгах. Это-то как раз решить можно. Главное, понимаешь, -у них не было никакого раскаяния. Когда я до конца осознал, что именно они натворили, у меня дар речи пропал. Единственное, что я смог выдавить из себя:
- Ребята, вы охуели? Вы чего творите-то?
Они все молчали. Фео вообще был невменяемый - просто в мясо. Он даже внятно ответить мне не смог. Улыбался, хихикал и нес какую-то хрень:
- Это, Паша, мое шоу! Мне, Паша, все похуй!
Прямо во время концерта там вручались премии в области «альтернативной музыки». Ведущим церемонии был виджей МТУ Александр Анатольевич. Знаешь его? Это такой немолодой человек, с тремя килограммами пудры на лице. Выступить нам в тот раз не доли, зато «Психее» была вручена премия за лучшее в стране сценическое шоу. Мы с парнями потом долго думали, что именно организаторы имели в виду? Никаких других версий, кроме той, что премию нам дали за шоу, устроенное накануне в Ледовом дворце, у нас так и не появилось.
Так что, думаю, сделано было все правильно. По крайней мере, лично я ни о чем не жалею.
Фео улыбается, закуривает и кладет локти на стол. На предплечьях у него большими готическими буквами вытатуировано: на правом - «MY LIFE», а на левом - «IS MINE». Вместе получается - «Эта жизнь принадлежит только мне».
В смысле, что и решать, как ее прожить, - тоже каждому самостоятельно.
- Что тебе похуй?
- Я тебе, Паша, все деньги потом отдам. Не ори. Денег он, кстати, потом даже половины не отдал.
Но суть-то не в этом, сам понимаешь. Этот один-единственный момент наших отношений как-то все перечеркнул. И они, и я - все поняли, что дальше нам вместе идти просто незачем. Рост группы, громкие концерты, движение дальше - все это продолжалось. Но там, на разгромленной сцене Ледового дворца, что-то в моих отношениях с группой сломалось. Они считали, что у них и дальше все будет ОК. Даже если без меня. И я просто сделал шаг в сторону. «Психея» после этого пошла своим путем, а я - своим. Свой выбор парни сделали.
Нельзя сказать, что тот концерт стал совсем точкой и дальше мы совсем не обивались. Отношения сохранялись, в том числе и финансовые. На тот момент шла запись сингла. Я оплачивал и студию, и выпуск. А главное, тогда у нас уже был спланирован большой тур. Выступление с «КОЯN» прошло 25 сентября, а ровно через месяц в октябре 2005-го, должен был пройти большой концерт в Москве, дальше - в Нижнем Новгороде, дальше - на восток в сторону Сибири и каждый день по концерту. Куча договоренностей, подписанных бумаг, взаимных обязательств. Такие мероприятия готовятся не один месяц, и просто так взять и все отменить было невозможно.
Тур был уже готов. Все, что мог, для группы я сделал. Но работать с «Психеей» после всего произошедшего было бессмысленно. Наши пути расходились в
противоположных направлениях. После концерта с «КОЯN» мы разъехались по домам и даже не созванивались. Через три недели я довез их до Москвы, посадил в поезд и помахал рукой. Больше мы вместе не работали. Мне было противно и гадко. Три года работы - и дальше мне все нужно было опять начинать с нуля.
Фео, лидер группы «Психея»:
О том, что этот концерт ставит на нашей карьере крест, о том, что мы своими руками уничтожили все, чего достигли, и что один вечер веселья перечеркнет шесть лет тяжелой работы, - вряд ли такая постановка вопроса хоть кому-то в группе приходила в голову. Покажи мне человека, который способен всерьез думать о подобных вейках? Но после тех гастролей «KOЯN» первое время ощущение было именно таким.
После всего этого в Москве выступить нам не дали. Организаторы вдруг стали шарахаться от нас, будто мы больны СПИДом. Потом понемногу все опять выправилось, но первое время кислород нам здорово перекрыли.
Но знаешь, лично я всему этому был даже рад. Одно дело сыграть в Петербурге вместе со своей любимой группой, и совсем другое -участвовать во всех этих непонятных московских играх. Презентация «A-ONE» там скатилась к полной паранойе. На сцену гуськом поднимались непонятные спонсоры. Помню, там ходил даже директор мясоперерабатывающего завода. Было приятно, что мы можем смотреть на все это просто со стороны.
Глава 12: На сцену выходит «Психея».
В то утро, когда на телевидении записывалась последняя программа с моим участием, я проснулся рано и долго не мог заставить себя пойти умываться. В голове вертелась мысль, что скоро мне сорок лет. Хочу я этого или не хочу - это произойдет. Я могу записать еще сто (тысячу... сто тысяч...) телевизионных программ. Но сорок лет мне все равно исполнится. Сейчас я встану, умоюсь, выпью утренний кофе, выкурю сигарету... Когда мне было восемнадцать, сигареты были всего лишь удовольствием. А когда мне будет сорок, от этих сигарет пожелтеют и вывалятся мои передние зубы, прокоптятся и сгниют мои внутренние органы... а потом я умру - больным и некрасивым.
Может, потому я и работаю так много, чтобы не думать о том, что скоро сорок. Но потом все равно наступает утро, когда ты просыпаешься в своей смятой постели, лежишь, не открывая глаз, и понимаешь: работай или не работай, желай этого или бойся, сорок тебе все равно исполнится. Как уже исполнилось двадцать... Как уже исполнилось тридцать пять...
Пластиковая карточка с зарплатой. Дача, которую так хочет купить жена. Восемь операторов и девушки, покупающие тебе самый прекрасный в городе пиджак. Все это - только для того, чтобы не помнить: скоро сорок. Может быть, еще двадцать лет спустя я стану так же лежать в постели, совсем уже никудышный, и в ужасе думать о том, что скоро мне шестьдесят.
Борется с этим каждый по-своему. Кто-то жмурится и не желает вылезать из постели. А другой выходит на сцену самого большого городского стадиона и крушит оборудование на астрономическую сумму. Причина в обоих случаях одна. Просто иногда, для того чтобы поверить, будто жизнь действительно принадлежит тебе, эту привычную жизнь нужно своими руками сломать.
Потом ты будешь об этом жалеть. Тысячу вечеров подряд ты станешь зубами тянуться к собственному локтю и жалеть о том, что натворил. Но поступить так было просто нужно. Потому что только это и делает тебя человеком.
...В то утро, когда на телевидении записывалась последняя программа с моим участием, я на метро доехал до станции «Петроградская», заскочил в «Мак-Кафе», купил себе двойной эспрессо в бумажном стаканчике и пошагал по направлению к телецентру. В кармане куртки у меня лежал диск «Психеи». Я совсем не сомневался, что эта программа будет последней с моим участием.
Просыпаясь с утра, мы делаем первый шаг, и дальше день становится понятен до самого заката. Это как в шахматах: едва ты походишь Е2-Е4, как опытный игрок уже способен сказать, каким будет эндшпиль. Вроде бы - огромное количество вариантов, вроде бы - фигуры могут двигаться как заблагорассудится. А вот настоящей свободы выбора нет. Разве что вместо хода Е2-Е4 взять и швырнуть доску в лицо сопернику. Или разнести сцену Ледового дворца на сумму, которую ты никогда в жизни не сможешь компенсировать.
Все мы просыпаемся с утра и делаем то, что должны делать... то, что давно привыкли делать... то, что делаем, потому что иначе не умеем. Мы убиваем себя работой, монотонным выживанием, зарабатыванием и тратой денег и надеемся отсидеться - зажмурить глаза и забыть о возможности жить как-то еще. А потом приходит утро, когда ты лежишь в своей постели и не можешь поверить, будто почти сорок лет твоей жизни прошли ВОТ ТАК. Дальше что - все будет по-прежнему, да?
Моя телевизионная программа была еженедельным обозрением культурных событий. Четыре сюжета и три гостя. В конце каждой программы на титры ставилась песня, каждый раз новая. Идея состояла в том, чтобы песня как-то отражала особенности закончившейся недели. Например, если неделя выдалась теплой и солнечной, то песню подбирали такую, чтобы там упоминалось, скажем, голубое небо, а если главным событием недели становились гастроли какой-нибудь знаменитости, то в песне должно было петься о сцене, рампе и всем в таком роде.
Программа выходила не в прямом эфире, а в записи. Съемки обычно начинались около полудня. Целый штат администраторов с утра до вечера работал над тем, чтобы в положенный день гости программы доехали до студии вовремя. Однако проблемы все равно возникали почти каждый раз. Кто-то накануне напился. Кто-то в последний момент передумал. Изворачиваться и искать замены приходилось на ходу. Вместо положенных трех-четырех часов съемка могла занимать и восемь часов, и одиннадцать. Обстановка под конец каждый раз становилась нервная.
На этот раз записать все удалось относительно быстро. Я помахал рукой режиссеру, попрощался с операторами и ушел переодеваться. После записи я каждый раз снимал свои замечательные пиджаки, салфеткой стирал с лица толстый слой грима и только так становился просто человеком.
У дверей костюмерной меня догнала девушка, ассистент режиссера.
- Извините! Извините! Вы уже уходите? А как же песня?
- Песня?
- Что ставим на титры?
- Да. Действительно. Что ж мы в этот раз поставим на титры?
Та жизнь, которую ты ведешь, - она действительно принадлежит тебе? Или ты согласен играть по правилам, которые придуманы другими? Тоже, конечно, вариант - только не удивляйся потом, что, оглядываясь на сорок прожитых лет, ты не почувствуешь ничего, кроме отвращения.
Я дошел до брошенной на спинку стула собственной куртки. Вытащил из внутреннего кармана диск группы «Психея».
- Вот. Третья песня.
- Третья? Как называется?
- Зачем вам название? Просто отсчитайте третью песню.
- Хорошо. Сейчас запишу: третья песня. А какому событию этой недели она будет посвящена?
- Дню милиции.
- На этой неделе отмечается День милиции?
- Да. И на третьей песне с этого диска для милиционеров есть специальное поздравление.
Собственно, так моя работа на телевидении и закончилась. Шансов на то, что песня «Убей мента!» дойдет до эфира, разумеется, не было, но я все равно сделал то, что сделал. Просто иногда, чтобы почувствовать, что эта жизнь ДЕЙСТВИТЕЛЬНО принадлежит тебе, ее, эту жизнь, нужно собственными руками сломать.
Программа должна была выйти в эфир в тот же день, приблизительно в полдвенадцатого ночи. Я не спеша доехал до дома, съел ужин, полежал в ванне, включил телевизор, закурил сигарету. Эфир задержали, но не очень сильно - всего минут на семь. А около полуночи у меня дома раздался телефонный звонок. Мне до сих пор не очень приятно вспоминать о том, как протекал разговор.
- Ты соображаешь, что делаешь?
- Соображаю.
- Ты сумасшедший, да? Не ставят на День милиции такие песни, понимаешь? Это телевидение, парень! Здесь нельзя баловаться такими вейками, понимаешь?
- Почему нельзя?
- Ты действительно, что ли, сумасшедший? Вообще ничего не соображаешь?
- Почему «вообще ничего»? Кое-что соображаю...
- Ну так и соображай! Не устраивай неприятностей самому себе!
- Думаете, не стоит?
- Зря ты так со мной... Штука-то действительно очень серьезная...
- Так ведь и я не шучу.
Больше на работу я не выходил. Вернее, начиная с того момента никакой работы у меня больше не было. Спустя еще восемь дней я позвонил в редакцию журнала «Rolling Stone» и спросил, не могли бы они купить у меня хоть какой-нибудь текст, потому что теперь я сижу дома и совершенно не понимаю, на какие деньги стану дальше кормить свою большую семью.
в дверь «психеевской» гримерки заглянул сосредоточенный парень в черной футболке с логотипом «Red Club'a».
- Готовы? Минутки через три выходите, ладно?
Музыканты кивнули. На меня внимания больше никто не обращал. Снаружи в пятьсот глоток орал зал, рассчитанный максимум на триста пятьдесят человек. Концерт начался уже больше четырех часов назад, но все, что происходило до этой минуты, разумеется, ничего не значило. Все до единого пятьсот зрителей пришли в «Red Club», чтобы послушать «Психею». Чтоб посмотреть на «Психею». Чтобы быть вместе с «Психеей». Этого момента они ждали больше четырех часов, а теперь подождать оставалось от силы три минутки.
Я тоже пришел сюда ради этого. Я - парень взрослый. Еще чуть-чуть, и обо мне можно будет сказать, что я пожилой. За последние семь лет я набрал пятнадцать килограммов лишнего веса и привык брить полысевшую голову. Я давно забыл, каково это - быть не лысым и не толстым, а кроме того, я женат, у меня есть дети, по воскресеньям я хожу в церковь и большую часть суток думаю о том, как прокормить свою большую семью. Эту жизнь я выбрал себе сам. Это - именно та жизнь, которую я хочу вести и, надеюсь, буду вести. Потому что свобода - это делать то, что ты хочешь, а я хочу делать именно это: заботиться о жене и детях... ходить в церковь... думать о том, как прокормить свою большую семью.
Все вроде бы понятно. Но почему меня так прет от этих подонков, которые еще чуть-чуть и годились бы мне в сыновья? «Психея» и «П.Т.В.П.» - это первая русская музыка, от которой меня прет всерьез. Великий русский рок-н-ролл всегда был для меня пустым звуком. Слова «Кино» и «Аквариум» для меня - не имена богов, а всего лишь слова, означающие кино и аквариум. Грозные гитарные риффы времен Перестройки никогда не вызывали во мне ни единой мурашки - почему же от одного вида того, как Фео набрасывает на плечо ремешок гитары, я опять чувствую себя вдвое моложе?
Парни последний раз глубоко затянулись из своих мятых пластмассовых бутылочек. Друг на друга они не смотрели. У Киты были сосредоточенные глаза, у Слесаря были сосредоточенные глаза, а какими были глаза у Фео, разглядеть я не мог, потому что, сгорбившись и свесив длинные волосы на лицо, он молча сидел в дальнем углу. Недавно он рассказывал, что после каждого концерта его подолгу рвет. Едва успевает дойти до гримерки - и каждый раз одно и то же. Он говорил, что все дело в вентиляторах: горячий воздух из вентиляторов сорок минут подряд бьет ему прямо в лицо, но я думаю, он просто нервничает. За шесть лет его группа дала несколько сотен концертов, но каждый раз перед выступлением этот парень просто боится выйти на сцену. Каждый раз он все равно выходит, все равно делает то, что должен, а потом возвращается в гримерку, и его начинает рвать.
- Готовы?
- Типа того.
- Может, тогда начнете?
- А что? Можно и начать.
Свет в зале погас, но тут же зажегся снова, и вся группа уже стояла на сцене, а Фео, поджав ноги, прыгнул высоко вверх, и весь зал качнулся от этого его прыжка, а маленький, смешной Кита колдовал над своей компьютерной коробочкой, и зал все это время орал так, что музыки я почти не слышал.
На самом деле все только начинается. То, что было раньше, никакого отношения к рок-н-роллу не имеет. Реальный-то рок-н-ролл начинается только сейчас. Вот на этой сцене. Фео тянулся к микрофону и, вытягивая губы, орал, а зал от звуков его голоса покрывался складками, как будто Фео был ветром, а зал был висящей на ветру простыней. Это и было первым рок-н-роллом мироздания. Не было ничего до, и не будет ничего после.
Уже на середине первой песни на сцену выкарабкался голый по пояс, мокрый от пота и проворный как макака стейдж-дайвер. Он подтянулся на руках, закинул ноги на сцену, на секунду замер, а потом спиной вперед рухнул обратно в зал. Через минуту вслед за ним прыгнул второй... потом седьмой... семнадцатый... кто-то прыгал ногами вперед, и не исключено, что пополам ломал себе ноги, ну да и хрен с ними, с ногами! Кита, сгорбившись, извлекал из своей компьютерной коробочки такие звуки, что не прыгать было нельзя! Все должны были прыгать! Только теперь все начиналось всерьез!
Этот концерт был по-настоящему велик. Ничего подобного и не снилось мастодонтам предыдущих эпох. Поучаствовать в событии смогло всего пятьсот человек, нуда и не беда! Пятьсот человек - тоже немало!
И не важно, что материал мой в «Rolling Stone» потом так и не взяли, а вместо него напечатали интервью с певцом Аркадием Укупником. Я даже не думал на них обижаться, я все понимал. Все-таки журнал - это прежде всего коммерческий продукт. Под интервью с Укупником рекламодатели принесут много денег, а если опубликовать рассказ про группу, призывающую убивать ментов, то ведь редакцию могут и вовсе прикрыть...
И не важно, что денег в результате всего этого я так и не заработал и, как заработать, теперь уже даже не представлял. Наверное, можно смириться: у типов вроде меня никогда не бывает денег. Парням из «Психеи» сейчас чуть за двадцать. Они могут надеяться, что лучшие времена когда-нибудь настанут. Но мне-то уже тридцать пять, и я знаю: самые лучшие времена - это когда ты веришь, что лучшее впереди, а потом, после этих времен, ничего лучшего уже и не бывает.
Но все это действительно не важно. Кита на вытянутых руках уже поднял над головой свой монитор и опять с размаху грохнул его об пол, а на сцену выкарабкивались последние, еще надеющиеся успеть сигануть вниз стейдж-дайверы.
Протиснуться сквозь толпу. Подтянуться на руках. Закинуть ногу на сцену. Выпрямиться во весь рост. Оглянуться в зал.
Увидеть головы: от сцены до самого горизонта, а горизонт здесь расположен всего в пяти метрах от сцены.
Коротко разбежаться.
Оттолкнуться.
Все, что дальше, - уже не важно.
